– У меня нет ключа. Понимаешь? Ключа нет! – я растопырил пальцы и показал Ральфу, что у меня в руках ничего нет.
Он завизжал и стал бросаться передними лапами на ворота, просить, чтобы я скорее заходил. Ну что мне было делать? Время шло, и дождь лил как из ведра. Мне надо было во что бы ни стало попасть во двор, а остальное уже пустяки – я знал, куда фрау Инге прячет ключ от свинарника.
И тогда я решил поползти в замок по подземному ходу.
Я никогда не полз по подземному ходу ночью и даже не представлял, что там может быть так темно и страшно. Единственное, что хорошо, это то, что там невозможно сбиться с дороги, а то бы я обязательно заблудился. Несколько раз я даже решал плюнуть на эту затею и вернуться обратно, но вспоминал про голодного Ганса и про то, что фрау Инге обещала отдать деньги мне, а не мамке, и полз дальше. Не знаю, сколько времени прошло, – мне показалось, что целый год, – пока я, наконец, увидел свет далеко впереди. Тогда я пополз быстрее и добрался до того места, где подземный ход под конец сильно расширяется и можно даже встать на ноги.
Свет пробивался из-под плиты, заслоняющей вход. Карл всегда требовал, чтобы я точно ставил ее на место, но с тех пор, как он у нас не живет, я не очень стараюсь, – какая разница, если даже кто-нибудь заметит, что там подземный ход? Мне повезло: когда я был здесь последний раз, я приткнул плиту кое-как, так что с одной стороны осталась широкая щель, и поэтому я еще издали увидел свет яркой лампы под круглым белым абажуром, которая по приказу фрау Инге и днем, и ночью горела на площадке перед дверью в комнаты Отто.
Я осторожно отодвинул плиту, вылез на площадку и стал подниматься по лестнице, которая ведет в нижний коридор. Мне не хотелось объяснять фрау Штрайх, откуда я вылез, но сегодня можно было не бояться, что она услышит мои шаги и закричит «Кто там ходит?», потому что из комнат Отто доносилась громкая музыка – они, наверно, смотрели телевизор. Все-таки, когда я дойдя до входа в столовую, я увидел, что дверь открыта. Мне было вовсе ни к чему попадаться на глаза фрау Штрайх, и я на минутку остановился и заглянул внутрь, чтобы проверить, не смотрит ли она на меня.
В столовой было темно, только ярко светился экран телевизора, перед которым спиной к двери сидели Отто и фрау Штрайх: он – глубоко в своем кресле, так что видна была только его макушка, а она – на маленьком стульчике у его ног. Я начал уже пробираться на цыпочках мимо открытой двери в столовую, но по дороге я глянул на экран – интересно, что они смотрят – комедию или викторину? Я глянул и обомлел. На экране большая волосатая рука гладила круглый белый живот с пупом посредине. Когда я был маленький, мамка позволяла мне мыться вместе с ней под душем, и мне очень нравилось гладить ее живот – он был круглый и белый, совсем как этот на экране, только рука у меня была маленькая и без волос. Мамка даже позволяла мне класть палец ей в пуп и очень от этого смеялась, но потом я что-то сделал не так – и она рассердилась, больно оттолкнула мою руку и больше не пускала меня к себе под душ.
Но волосатую руку на экране никто не отталкивал, и она поползла дальше – от пупа вверх, доползла до груди и стала делать круги влево и вправо. И слева, и справа было одно и то же: большие белые сиськи. Таких сисек я никогда не видел, потому что такой программы у нас в телевизоре нет, а мамкины сиськи совсем не похожи на эти. Потом картинка потемнела, музыка заиграла громче, и вместо одной руки появились две. Каждая рука обхватила пальцами одну сиську и сдавила ее – тут Отто засопел так сильно, что даже громкая музыка в телевизоре не смогла его заглушить, и я увидел, как фрау Штрайх положила руку ему на колено. У меня в голове закачалось и внизу живота стало горячо-горячо.
Вдруг экран потемнел, музыка стихла – и я испугался, что сейчас они обернутся и меня увидят. Я не знаю, почему это было так страшно, – ведь я не делал ничего плохого и пришел в замок по делу, фрау Инге даже обещала мне за это заплатить. Но я почему-то знал, что если они сейчас увидят, как я стою в дверях и пялюсь на экран, мне будет ужасно нехорошо. Но хоть я знал, что мне пора уходить, я не мог сдвинуться с места и продолжал стоять, как приклеенный, будучи не в силах оторвать глаза от экрана.
Теперь там появилась лесная поляна, а по ней весело бегали красивые девушки в купальных костюмах. Вдруг они все разом остановились и стали смотреть куда-то в сторону, – там через лес шла дорога, а по дороге быстро шагал молодой человек в сером пиджаке. В одной руке он держал портфель и был похож на учителя, который спешит в школу на урок. Сначала девушки следили, как он приближается к поляне, а когда он подошел совсем близко, они разбежались в разные стороны и спрятались в кусты. Молодой человек вышел на поляну и остановился, делая вид, что он слушает пение птиц, но это пели не птицы, а сидящие за кустами девушки в купальных костюмах. Они пели очень красиво, у нас в хоре никто так не умеет, и от этого пения молодой учитель забыл, что он спешит на урок: он поставил портфель, снял пиджак и лег на траву посреди поляны. Как только он лег, девушки выскочили из-за кустов и бросились на него. Они стали катать его по траве, кувыркаться через него, а потом все вместе с хохотом навалились на него, так что нельзя было разобрать, где чьи руки, где чьи ноги. Когда молодой человек, наконец, выбрался из этой кучи, он был совершенно голый, так что он уже не был похож на учителя. Некоторые девушки тоже оказались голые, а остальные начали быстро срывать с себя свои купальные костюмы и гоняться за бывшим учителем, который делал вид, что он хочет от них убежать, а на самом деле только притворялся, потому что ему очень нравились эти девушки и их игры. Я заметил, что ему это нравится, по одному признаку, про который нельзя говорить вслух – мамка много раз меня за это шлепала. Но и девушки тоже заметили по этому признаку, что они ему нравятся, они только не знали, какая из них нравится ему больше. И тогда они решили это проверить. Они опять повалили его на траву, – по-моему, он не очень сопротивлялся – и стали проверять: каждая девушка садилась на него сверху и проверяла. И оказалось, что все они нравятся ему одинаково.
Пока они так его проверяли, Отто совсем разволновался, – он стал громко хрипеть, и хоть фрау Штрайх все время гладила его колено, он не успокаивался, а задыхался все больше и больше, так что я совсем струсил. Если ему станет и вправду плохо, фрау Штрайх побежит к телефону и, конечно, первым делом увидит меня. От этой мысли я пришел в такой ужас, что мои ноги сами оторвались от пола и понесли меня к выходу. Но мне не удалось выйти, потому что дверь во двор была заперта. Я очень удивился – сколько я себя помню, эту дверь не запирали никогда. Но делать было нечего, не мог же я попросить фрау Штрайх, чтобы она оставила Отто без присмотра и прибежала с ключом отпирать мне дверь. Тогда я решил пройти по подземному коридору в кухню фрау Инге и выйти во двор там.
Я на цыпочках пошел назад мимо двери в столовую, но по дороге не удержался и заглянул. Мне очень хотелось узнать, какой номер программы они смотрят, чтобы найти ее на нашем телевизоре и тоже смотреть, когда мамки нет дома. Но сначала я глянул на экран – мне было интересно, какую еще игру придумали за это время веселые девушки и бывший учитель. Но они все куда-то исчезли, а на их месте толстый мужчина в трусах подглядывал в щелочку, как голая толстая женщина принимает ванну. Толстая женщина была наполовину под водой, но она мыла себя розовой губкой в разных местах, что нравилось толстому мужчине, – это было видно по тому же признаку, несмотря на то, что он был в трусах. Я не стал дальше смотреть, хотя мне очень хотелось узнать, чем это кончится, а только попытался разглядеть номер канала, который горел синим светом внизу под экраном. Но никакого номера не было – там вместо цифр горели три буквы. Значит, я не смогу смотреть эту программу, когда мамки нет дома, потому что в нашем телевизоре программы с буквами точно нет – там все только с цифрами.
