С другой стороны, если попы правы и там, наверху, что-то есть, то я со своим дедом еще встречусь и попрошу у него прощения. Если же ничего, кроме этой несчастной жизни на земле, не существует и все мы после смерти обращаемся в гумус, то и мое раскаянье не имеет особого значения.

5 ноября, пятница

11:00. Как всегда по пятницам, торчу на совещании отдела продаж. Погода за окном настолько отвратительная, что хочется забыть о том, что она вообще существует. Настроение нервное, голова занята далекими от работы мыслями. Они бегут по гаревым дорожкам моего мозга, обгоняя друг друга, случайно сталкиваясь, сбиваясь в кучу и разбегаясь. Больше всего меня занимает посещение родителей моей жены. Побочные мысли примерно таковы:

– на хуя мне это надо?;

– сколько времени это займет?;

– как, в свете последних событий, отмазаться от жены на ночь?;

– где, в конце концов, Бурзум?;

– что заставило Аркатова надеть такой нелепый красный галстук?;

– где сегодня достать псилоцибиновые грибы?;

– в какой день пойти с ребенком на цирковое представление с отстойнейшими дрессированными морскими животными?;

– когда наконец закончится это сраное заседание?

Внезапно до моего слуха долетает:

– Щит на пересечении Тарусской улицы и Новоясеневского проспекта уже третий месяц пустует, – по-моему, это сказал Востряков.

Побочные мысли исчезают, освобождая дорогу одной, главной: «$3600».

– Три тысячи шестьсот, – говорю я, смотря в упор на руководителя отдела продаж, – это столько, сколько мы могли бы получить. А тысяча двести – это столько мы за эти три месяца просрали на аренду, социальные плакаты и взятки. Кто вернет мне эти деньги?

– Щит плохо стоит.

– Это у тебя плохо стоит, раз ты его продать не можешь. Мед надо есть, с грецкими орехами, – я злобно обвожу взглядом продавцов. – Запомните, плохого товара не бывает. Бывают плохие продавцы. Смысл вашей жизни – продажи, и если вы не умеете продавать, фирме вы не нужны. Мы не богадельня, мы маленький институт по зарабатыванию зеленых банкнотов. Когда вы продаете, то хорошо и вам, и мне. Если вы этого не делаете, вам плохо, потому что я вас увольняю, но мне еще хуже, потому что я в вас верил. Теперь я несу финансовые потери, а я не Руперт Мердок. У меня каждый доллар на счету, каждый сраный американский доллар.

Изображая глубокое волнение, я встаю и покидаю кабинет.

14:30. Мне звонит Бебедев. Никакого делового повода для звонка нет. Понимаю, что дядя просто мается от безделья и ищет возможности выпить. Приглашаю вечером в Bells.

16:15. Сижу в своем кабинете с Кириллом. Одетый в верблюжьи тона, директор моей небольшой девелоперской фирмы привез отчеты за последние два месяца.

– Понимаешь, – говорит он, нервно куря, – прибыль есть, ее только потрогать нельзя.

– Ты просто Гайдар, – говорю я.

19:40. Приезжаю в ненавистное мне Кунцево. Пролетарские дети продолжают штурмовать мусорную кучу. «Они запрограммированы вечно месить говно», – думаю, выходя из машины. С омерзением вхожу в хрущевскую халупу и медленно, как бы нехотя, поднимаюсь на пятый этаж. Неожиданно представляется:

Мне открывают дверь, вхожу в коридор. Теща, толстая и добродушная, как отечественная кофеварка, выбегает навстречу:

– А мы уже заждались.

– Это зря.

– Как зря? Без тебя за стол не садимся.

– Совсем ни к чему.

Тесть, пьяный, довольный, тянется ко мне своим проспиртованным ртом. Меня тошнит.

– Обнимемся, поцелуемся.

– Зачем?

Тесть ошарашенно молчит. Штампованная копия тещи, сестра жены Тома, тупая злобная учительница младших классов, превращает и без того круглые глаза в пятикопеечные монеты:

– Что с тобой?

– Хотя бы раз в жизни решил сказать правду.

– Какую еще правду? – Друг семьи Сергеич, толстый и пьяный прораб какого-то СМУ, наверняка спиздивший у государства не одну тонну кирпичей, гвоздей или чего он там может спиздить, тычет в меня пальцем.

– Правда одна, а ты руки убери, старый мудила.

Из комнаты появляется пьяненький муж Томы, тощий, усатый, задроченный программист Игорь:

– Ну, ты не прав, давай разберемся, выпьем, поговорим по душам.

– По каким еще душам? На хуй мне не надо с вами выпивать и разговаривать, мы с вами, к счастью, имеем разную полярность. Мы антагонисты, если вы, своими мелкими пропитыми мозгами, можете понять, о чем я. Все, что я прошу, это оставить меня в покое, вычеркнуть мой номер из своих телефонных книжек и забыть о моем существовании. Я боюсь, что в следующий раз, когда кто-нибудь из вас со мной заговорит, меня сблюет или я просрусь. Ебитесь друг с другом, со своей сраной Вороньей слободкой, только оставьте меня в покое. И, кстати, я пришел, чтобы забрать с собой ребенка…

Дверь открывается, на пороге появляется сияющая теща.

– С днем рождения мужа, Людмила Степановна, – я широко улыбаюсь и протягиваю букет ярко-алых роз.

22:45. Пошлейший ресторанный зал клуба Bells. Отмазаться от жены не вышло. Сидим с ней в компании неразлучных Бебедева и Синяка. Партнеры по бизнесу порядком навеселе и имеют серьезные планы на ночь.

– С-слушай, – рассуждает Синяк, – сейчас еще д-догонимся, и покажешь нам ночную Москву, все ваши молодежные тусовки, н-наркотики и дикий безостановочный секс.

Света скромно молчит, занятая изучением винной карты. Просто ангел, спрятавший крылья под платьем от Мах Mara. Бебедев, в своей обычной манере, ворчливо говорит Синяку:

– Ну что ты, Серега, какой, к черту, секс, какие наркотики? Это ты не у того спрашиваешь. Перед тобой человек серьезный, женатый. Может, в казино поедем?

Серьезный и женатый человек понуро глядит по сторонам, предвосхищая унылую ночь в обществе двух охуевших от пьянства старперов. Кругом кипит жизнь: мелькают знакомые лица тусовшиков, пузатые англосаксонские экспаты дуют пиво у барной стойки, уставшие за рабочую неделю клерки клеят голодного вида девиц. Я вижу движение, но не могу в нем участвовать. Мой телефон похоронен в недрах нагрудного кармана. Не будет огней танцполов, белых дорожек звездной пыли, славных сисек в соблазнительном декольте, сетчатых чулок на загорелых и стройных ногах, не будет Бурзум…

Я произношу тосты, рассказываю похабные лоховские анекдоты и веселые (в кавычках) истории из жизни, описываю туповатых чиновников, а сам в своих мыслях…

6 ноября, суббота

Медленным червяком ползет утомительный серый день в семейном кругу. С утра вязну в паутине бестолковых разговоров о том, что у соседей дочка поступила в МГИМО, Анастасия Павловна купила стиральную машинку Electrolux с вертикальной загрузкой, а Лидия Петровна готовит дома такие манты, что просто пальчики оближешь, к тому же муж ее – известный врач-гинеколог. Я погрязаю в болоте житейских пересудов, но мой маленький Batman, как всегда, спасает. Посреди дня, между тягучих разговоров, картофельных котлет с киселем, починки подтекающего унитаза и рассуждений, что неплохо бы поменять в ванной кафель, мы вырываемся в кино.

О, прекрасный целлулоидный мир американских блокбастеров! Как я обожаю вашу циничность, близкую искренней детской простоте, как люблю миллионы декалитров кетчупной крови, тонны трупов, взрывающиеся автомобили, самолеты, паровозы и непременно обретающих утерянную любовь героев. Это не высоколобые невротики европейских режиссеров, не сексуально озабоченные, неуклюжие нью-йоркские интеллигенты Вуди Алена. Простецкие ребята с бескрайних просторов Техаса, только вчера сменившие мустангов на подержанные «Шевроле», а кольты на армейские винтовки М16, честные и невинные, как первые покорители бескрайних просторов Запада, мое мальчишечье чистое сердце отдано вам.

Мы смотрим новый фильм Стивена Сигала. Звезда, как водится, ломает врагам всевозможные конечности, по-дурацки картинно держит пистолет и расхаживает в несусветных камзолах викторианской эпохи, явно сшитых самим Версаче. Мы поглощаем огромное количество попкорна и колы, ощущая себя абсолютно счастливыми. Уже после сеанса, в машине, Batman превращается в непобедимого Нико.