— Ладно, — сказала Энн, разочарованно поднимаясь. — Посмотрим, что скажет мисс Корнелия, мужчины.

— Нет сомнений, мисс Корнелия разнесет нас на куски, — сказал капитан Джим. — Вы, женщины, — милые создания, но иногда в ваших поступках нет логики. Вы такая образованная дама, а мисс Корнелия — нет, но ваши мнения совпадают, как две капли воды. Логика — это тяжелая, неблагодарная вещь. А теперь я принесу чаю, мы присядем и поговорим о чем-нибудь приятном, чтобы немного успокоиться.

Эффект, произведенный чаем капитана Джима, был настолько сильным, что Энн действительно успокоилась и на обратном пути не мучила Гилберта, как сначала намеревалась. Она не молчала, а любезно отвечала на отвлеченные вопросы мужа. Гилберт с облегчением понял, что Энн не очень сердится на него.

Капитан Джим сильно сдал за зиму. Он слабел с каждым днем.

— Он так постарел! — грустно сказала Энн. — Боюсь, скоро он отправится к пропавшей Маргарет. Не могу об этом думать.

— Четыре Ветра перестанут быть прежними Четырьмя Ветрами после того, как капитан Джим отправится в последнее плавание, — согласился Гилберт.

На следующий день Гилберт отправился в дом по ту сторону ручья. Взволнованная Энн с нетерпением ждала его возвращения.

— Ну, что сказала Лесли? — спросила она, как только он вошел.

— Она мало что сказала. По-моему, она очень удивилась.

— И она собирается согласиться на операцию?

— Ей нужно время, чтобы все обдумать. Скоро она даст ответ.

И Гилберт опустился в кресло напротив камина. Он выглядел устало. Ему было совсем не легко рассказать обо всем Лесли. И тот ужас, который был в ее глазах, когда она поняла, в чем дело, было очень тяжело вспоминать. Теперь, когда он выполнил свой долг, его начали терзать сомнения в правильности решения.

Энн с состраданием смотрела на него, затем села напротив и положила голову ему на руки.

— Гилберт, я не хотела тебя расстраивать. Я больше не буду тебя мучить. Зови меня рыжей и не сердись.

Гилберт почувствовал, что Энн искренна. Но ему не стало легче. Долг как абстрактное понятие — это одно, а долг в конкретной ситуации — это совсем другое, тем более когда приходится иметь дело с пронзительным женским взглядом.

Инстинкт предостерег Энн от встречи с Лесли в течение следующих трех дней. Вечером третьего дня Лесли пришла в дом, где жили Энн и Гилберт, и сказала, что она приняла решение. Она поедет с Диком в Монтрель на операцию.

Лесли была при этом очень бледной и, казалось, снова закуталась в прежнюю мантию отчужденности. Но в ее взгляде уже не было того ужаса, с которым она посмотрела на Гилберта в тот день, когда он рассказал ей все. Глаза Лесли были холодными и блестящими. Сдержанным деловым тоном она обсуждала с Гилбертом детали поездки. Все следовало хорошенько продумать, распланировать и подготовить. Когда все было обговорено, Лесли собралась уходить. Энн не хотела отпускать ее одну и предложила пройтись вместе.

— Лучше не надо, — резко ответила на любезное предложение Лесли. — Сегодня дождливо. Земля насквозь промокла. Спокойной ночи.

— Я потеряла своего друга, — вздохнула Энн. — Если операция удастся и Дик все вспомнит, то Лесли снова замкнется в себе, снова уединится в затерянном уголке своей души, где никому из нас не будет места.

— Может быть, она уйдет от него, — сказал Гилберт.

— Нет, Лесли никогда не сделает этого, Гилберт. У нее слишком развито чувство долга. Она рассказывала мне, что ее бабушка Вест с детства внушала ей, что если уж взял на себя какие-либо обязательства, то надо быть верным им до конца, что бы ни случилось. Это одно из ее главных правил. По-моему, это очень старомодно.

— Не страдай, дорогая. Ты сама прекрасно знаешь, что не считаешь это старомодным. У тебя самой точно такое же мнение. Твое представление об обязанностях полностью совпадает с представлениями Лесли. И вы правы. Не соблюдать свои обязанности — это плохая примета нашей современной жизни. Это причина всех мировых проблем.

— Ты говоришь как проповедник, — усмехнулась Энн. Но, смеясь над Гилбертом, она в глубине души чувствовала, что он был прав. И она всем сердцем сопереживала Лесли.

Спустя неделю мисс Корнелия как лавина обрушилась на маленький дом. Гилберта в тот момент не было, и Энн пришлось принять удар на себя.

Не успев снять свою шляпу, мисс Корнелия начала:

— Энн, неужели те слухи, что дошли до меня, — правда Это правда, что доктор Блайз сообщил Лесли, что Дик может быть вылечен, и она согласилась отвезти его в Монтрель? Ему сделают операцию?

— Да, все верно, мисс Корнелия, — смело ответила Энн.

— Да!? Но это просто бесчеловечная жестокость, вот что это такое! закричала мисс Корнелия, распаляясь. — А я-то думала, что доктор Блайз порядочный человек. Никогда бы не подумала, что он может быть замешан в таком!

— Доктор Блайз считал своим долгом сообщить Лесли, что есть шанс вылечить Дика, — с чувством ответила Энн. — И… я согласна с ним, — добавила она.

— О, нет, этого не может быть. Я знаю, ты не согласна с ним, дорогая, сказала мисс Корнелия. — Человек, который хоть немного может сострадать своему ближнему, у которого есть чувство жалости, не может быть согласен с таким бессердечным решением.

— Капитан Джим согласен.

— Не упоминай об этом дураке, — взвизгнула мисс Корнелия. — Мне нет дела до того, кто согласен, а кто нет. Да вы только подумайте, что значат ваши поступки для бедной загнанной девочки!

— А мы и подумали. Гилберт считает, что если у врача есть возможность помочь пациенту, то он должен сделать это, невзирая ни на что.

— Как это похоже на мужчин! Но я была лучшего мнения о тебе, Энн, сказала мисс Корнелия. В ее голосе слышались нотки разочарования и грусть. Затем она продолжила свои нападки. При этом она использовала абсолютно те же аргументы, что и при бомбардировке Гилберта. Но Энн храбро защищала своего мужа теми же средствами, которые использовал сам Гилберт в спорах с Энн. Борьба продолжалась долго, но вот наконец мисс Корнелия отступила.

— Какой стыд! — со слезами на глазах заявила мисс Корнелия. — Какой стыд! Бедная, бедная Лесли!

— Вам не кажется, что Дик тоже заслуживает сочувствия? — спросила Энн.

— Дик Мур! Дик! Сейчас он вполне счастлив. Сейчас он более уважаем, чем когда-либо. Он был не только пьяницей, а, пожалуй, даже хуже. Вы хотите, чтобы он опять бушевал и не давал никому покоя?

— Он может измениться, — пролепетала бедная Энн.

— Измени свою бабушку, — фыркнула мисс Корнелия. — Дик Мур приносил только вред, пока все это не было прекращено благодаря пьяной драке, в которую он сам и ввязался. Он заслужил свою участь. Она послана ему в наказание. Я не думаю, что у доктора есть какие-либо права изменить волю самого Бога.

— Никто точно не знает, каким образом был поврежден мозг Дика. Может быть, это произошло вовсе не в пьяной драке. Может быть, его подстерегли и ограбили.

— Свиньи могут засвистеть, но у них, бедняжек, слишком маленькие рты, сказала мисс Корнелия. — Ну ладно, сущность всего того, что я узнала от тебя, заключается в том, что дело уже сделано и ничего изменить нельзя. Поэтому я не вижу смысла в продолжении этой беседы. А раз так, я прикушу свой язык. Я не собираюсь кусать себе губы. Когда ничего нельзя изменять, я смиряюсь. Но сначала я хотела убедиться, что по-другому действительно быть не может. С этого дня я посвящу всю себя Лесли. Я стану ее опорой. И даже после того, прибавила мисс Корнелия с ноткой надежды в голосе, — когда, может быть, для Дика ничего уже нельзя будет сделать.