У Наташи засосало под ложечкой. Когда это случится, ее карьера будет окончена. Якоб не просто уволит свою ассистентку, он, вероятно, сделает все, что в его силах, чтобы очернить ее репутацию. А это до смешного просто! Ему даже не придется признаваться, что он сам совершил глупость, спрятав картину за пределами галереи. Достаточно нескольких расплывчатых намеков на «некорректное поведение», как бы случайно оброненных за ленчем где-нибудь в Сарди или другом подобном заведении… Вкупе с ее внезапным увольнением этого будет достаточно, чтобы по офисам музеев и галерей поползли слухи. В мире искусства обожают сплетни!

Так и не сняв шарф и теплый свитер, Наташа сидела в своем рабочем кресле и готова была разрыдаться от несправедливости судьбы. Да, она проявила слабость, но не может же одна-единственная ночь повлечь за собой такие разрушительные, катастрофические последствия!

Повернувшись в кресле, она уставилась в окно. Огромный безликий город, равнодушный к ее проблемам, продолжал жить своей жизнью. В мозгу медленно созревало решение. У нее за плечами — два года дорогостоящей учебы на степень магистра истории искусств и три гораздо более изнурительных года работы в Нью-Йорке. Она не станет пассивно наблюдать, как все идет псу под хвост! Нужно как-то остановить надвигающуюся катастрофу, но как?

Разматывая шарф, Наташа обдумывала возможные варианты. Во-первых, можно пойти к Якобу и рассказать ему всю правду… Эта мысль была отброшена почти сразу, как пришла в голову. Она слишком хорошо знала своего работодателя, честность только приблизит ее кончину. Нет, единственно возможное решение пресечь проблему в самом ее зародыше.

Решение принято. Наташа схватила телефонную трубку и, нажимая кнопки тупым концом карандаша, набрала номер Трейси. Сонный голос подруги ответил только после седьмого гудка.

— Алло?

— Проснись, Трейси, это Наташа.

— Господи, ты знаешь, который сейчас час?

— Конечно. Сейчас девять тридцать утра — в это время все уважающие себя люди по меньшей мере встали с постели.

— О, только не та женщина, которой ты звонишь, — простонала Трейси.

Наташа пропустила умоляющий тон мимо ушей.

— Послушай, чудо природы, мне необходимо срочно обсудить с тобой одно дело. На карту поставлена моя карьера.

— Как, опять?

— На этот раз всерьез. — Она вкратце обрисовала ситуацию. — Короче говоря, суть в том, что мне нужно каким-то образом связаться с Марком и убедить его не выдавать меня. В конце концов он мне многим обязан! Ну, так ты не знаешь, как его найти?

К этому моменту Трейси уже окончательно проснулась.

— Это совсем не трудно! Он все еще находится по делам в Нью-Йорке. Она назвала фешенебельный отель к югу от Центрального парка, потом с любопытством поинтересовалась:

— Скажи на милость, как ты собираешься убедить его держать язык за зубами? У тебя же нет на него никакого влияния.

Наташа замялась.

— Я… я не знаю, но надеюсь, что-нибудь придет в голову.

— Ого, голубушка, — хихикнула Трейси, — твоя история с каждым днем становится все интереснее!..

Подходя около шести вечера к импозантному фасаду отеля, где остановился Марк, Наташа все еще не представляла, что именно собирается ему сказать.

Утром между ними состоялся довольно резкий телефонный разговор, длившийся всего секунд тридцать, в ходе которого Марк согласился встретиться с ней после работы. Повесив трубку, Наташа решила, что у нее до вечера полно времени, чтобы разработать стратегию. Но знакомый акцент Марка подействовал на нее разрушительно: он целый день отдавался эхом у нее в голове, лишая способности принять какое-нибудь решение.

Через дорогу, по другую сторону Пятьдесят девятой улицы, располагался Центральный парк. За три недели, прошедшие с их последней встречи, с деревьев слетел красочный наряд. Ясное осеннее небо утратило синеву и с приближением зимы все чаще становилось серым и хмурым.

Волнуясь, Наташа критически взглянула на свое отражение в витрине ресторана. Почему она решила встретиться с Марком лично? Вопрос гнездился в глубине ее сознания с самого утра. В телефонном разговоре можно было бы добиться ровно столько же, сколько при встрече лицом к лицу. Можно было даже попросить Трейси стать посредником в их переговорах.

Откинув назад блестящие темные волосы, Наташа наконец призналась самой себе честно: ей просто нужно было снова его увидеть. Она должна еще раз прощупать раны, чтобы узнать, болят ли они до сих пор. Девушка понимала, что поддается опасному порыву, но, возможно, ей удастся победить своего демона, взглянув ему прямо в лицо. Посмотрим.

Швейцар, одетый в униформу отеля, услужливо распахнул перед Наташей дверь. Она почувствовала легкую дрожь в теле, но, к счастью, голос ее, когда она отвечала портье, кого она хочет видеть, прозвучал достаточно твердо.

Портье позвонил в номер Марка, и через мгновение лифт уже возносил Наташу на восемнадцатый этаж. Как-то он ее примет? По телефону голос Марка звучал довольно сухо. Наташа ожидала, что он отнесется к ее звонку как к нежеланному продолжению уже законченного дела. К такому варианту она была мысленно готова и могла с ним справиться. Но его голос не выразил ни удивления, ни досады, и в ожидании неизвестного у Наташи замирало сердце. Этот человек совершенно непредсказуем!

Дверь номера открылась, когда Наташа еще шла по коридору. Прежде чем она успела в последний раз со-браться с мыслями, Марк был уже на пороге.

— Bon soir, Наташа.

Как обычно, его вопиющая мужественность ошеломила, оглушила Наташу, хотя пора бы уж ей и перестать удивляться. У нее захватило дух. Марк был в точности таким, каким она его помнила: безупречно вылепленные черты, непослушные черные волосы, высокое, сильное тело. На нем был дорогой, явно сшитый в Париже, костюм-тройка, что еще усиливало исходившую от Марка ауру мощи и властности.

Приветствуя Наташу, он непринужденно склонился в дверях. Быстрый взгляд скользнул по ее костюму из шерстяной юбки и свитера, под которыми угадывалось соблазнительное стройное тело. Это было тело, все сокровенные тайны которого он знал, и это знание искрой проскочило между ними, когда глаза Марка вернулись к ее лицу и встретились с ее глазами.

— Ты лишилась дара речи, ma cherie?

— Нет. Только здравого смысла. Я жду, когда ты пригласишь меня войти.

— Ну конечно. — Он посторонился, давая ей дорогу, но освободил ровно столько места, чтобы она могла протиснуться мимо него в дверь, и ни на дюйм больше. Наташа прошла, невольно вдыхая запах его одеколона — запах чистой кожи и леса после дождя.

Интерьер роскошного номера был выдержан в кремовых и бледно-зеленых тонах. Элегантная европейская мебель и восточные ковры ручной работы, на стене — великолепная репродукция работы Констебля. Изумительный вид из окна на Центральный парк, темнеющий в сгущающихся сумерках, лишний раз подтверждал, что номер явно дорогой. Следовало бы догадаться, что именно в таком месте Марк и остановился.

Звук закрываемой двери заставил Наташу оглянуться. Марк смотрел на нее со странным выражением: в его взгляде сквозило что-то среднее между настороженностью и замешательством, густые брови слегка нахмурены.

— Холод покрыл твои щеки очаровательным румянцем, — мягко проговорил он. Неверно истолковав его замечание, Наташа бросила в ответ:

— Рада, что ты находишь меня забавной.

— О, я как раз не вижу ничего забавного, скорее, я чувствую необъяснимую грусть, увидев тебя снова.

Не зная, что ответить, Наташа нервно огляделась по сторонам.

— Может, присядешь? — вежливо предложил Марк. — Не терпится узнать, зачем ты хотела меня видеть.

«Еще бы!» — с горечью подумала Наташа. Она протянула Марку свой шарф и села в кресло, на которое он указал. Марк сел напротив нее, так что их разделял низенький кофейный столик. Его гибкое тело легко опустилось в глубокое кресло, Наташа как завороженная наблюдала за его экономными, точными движениями, в который раз восхищаясь его хищной грацией.