– Давай, нажимай на курок, Дора. – Это ее остановит.

Пандора дрогнула. Как она сможет вот так убить его! Абсурд! Она взглянула на Уайлдмена. Когда она повернула голову, Хэммонд схватил за холодное дуло пистолета и вырвал его из ее руки. Пандора закричала.

Уайлдмен прыгнул прямо на него. Теперь уже закричала Лора. Хэммонд со всей силы ударил пистолетом Уайлдмена по руке. Послышался хруст, Уайлдмен охнул. Хэммонд ударил его еще раз. По левой щеке. Уайлдмен покачнулся. Хэммонд нацелился правой ногой и изо всех сил пнул его. Уайлдмен упал на колени. Хэммонд сделал шаг вперед и приставил пистолет к голове Уайлдмена. Теперь все было очень просто. Палец Хэммонда поглаживал курок. Крики двух женщин, пытавшихся остановить его, казалось, идут откуда-то издалека, со стороны моря. Это был момент истины. Между двумя мужчинами. Жребий был наконец брошен.

– Ну что ж, прощай, – прошептал Хэммонд.

Уайлдмен поднял на него глаза. Впервые в жизни он почувствовал, что сейчас умрет. Потеряет Пандору.

«Теперь я буду свободным, – подумал Хэммонд. – Я избавлюсь от него. Свобода». И в тишине этого мгновения он услышал голос сомнения. Он взглянул на Пандору. Она умоляла его. Он не слышал ее голоса, он видел это в ее глазах: «Не убивай его, я сделаю все, что ты хочешь». И вдруг Хэммонд понял, что ничего не хочет. Ну, убьет он эту тварь, а что дальше? Вернется к Доре? Он этого больше не хочет. Не хочет ни к чему возвращаться. Он хочет только свободы. Но сделает ли его свободным убийство Уайлдмена? Быть свободным значит быть свободным в одиночестве. Вот о чем он мечтал. Если умрет Уайлдмен, станет ли он свободным? Уайлдмен уже был почти покойник. Если она хочет жить с покойником, прекрасно, пусть живет. Ему на это наплевать.

И Хэммонд отступил от Уайлдмена и отвел пистолет.

– Иди в машину.

Уайлдмен с трудом поднялся. Лицо его не выражало радости.

– И забери ее с собой.

Уайлдмен обхватил рукой Пандору. Вдвоем, сопровождаемые Хэммондом с пистолетом в руке, они вернулись в BMW.

– Садись за руль, – сказал он Уайлдмену. – Вези ее куда хочешь.

Садясь на место рядом с водителем, Пандора оглянулась на Хэммонда. Он улыбается? Она чуть не сказала ему «спасибо». Хэммонд был счастлив, захлопывая дверь. Уайлдмен положил руки на руль.

– Заводи мотор. – Хэммонд подошел к Пандоре. – Дай мне свою сумку.

– Мою сумку?

Хэммонд протянул свободную руку, когда Пандора поднимала с иола машины сумку. Она протянула ее Хэммонду. Он открыл ее, сунул внутрь револьвер и застегнул «молнию», затем бросил сумку на заднее сиденье.

– Поехали, – сказал он. «Исчезните, – подумал он. – И чтобы я вас больше никогда не видел!»

Пандора чувствовала, что вот-вот расплачется, когда Уайлдмен гнал по шоссе. Всего раз она оглянулась. Когда их машина скрылась из виду, Хэммонд повернулся к Лоре.

– Ну и как, ты довольна мной? – спросил он.

Когда они мчались по автостраде в Лос-Анджелес, Пандоре казалось, что все ее тело состоит из отдельных кусочков, плохо пригнанных друг к другу. Одно бедро ныло, другое онемело. Левая лодыжка дрожала в ритм двигателю. Она старалась не смотреть на Уайлдмена, который вел машину. Но когда смотрела, то за рулем ей виделись два человека, два плоских профиля, вибрирующих и как бы сливающихся в единое трехмерное изображение, во что-то реальное.

Она пыталась думать о себе: что она чувствует, как выглядит. Была ли ее собственная сущность более цельной? Два человека пытались убить из-за нее друг друга. Но в этом не было ничего романтического. У нее не было ощущения, что она имеет власть над их судьбами. Двое мужчин, казалось, готовы умереть из-за одной женщины. И что? Где тот героизм, о котором говорят мифы и легенды? А все дело было только в том, что две больные души использовали ее для осуществления собственных неосуществимых желаний. Она была объектом, а не субъектом их желаний. Она смотрела на себя как бы со стороны: вот ее увозит мужчина к следующему этапу судьбы. Это было не дерзкое приключение, это было преднамеренное использование ее. И она позволяет увлечь себя в эту неистовую гонку. Хватит ли у нее смелости остановить машину, выйти, пойти своей дорогой? Хотя почему, собственно, она должна выходить? В конце концов, это ее машина.

Уайлдмен был недоволен и подавлен тем, что ни он, ни Хэммонд не закончили это дело. Это было похоже на неудавшийся трюк. Если бы они работали в кино, он бы переснял эту сцену. То, что он остался жив, не приносило ему ни радости, ни облегчения. Он пытался уверить себя, что у Хэммонда не хватило смелости сделать то, что он должен был сделать. Но он лгал себе. Просто Хэммонд решил его не убивать. Он сделал свой выбор. Хэммонд оставил его с женщиной, которую он хотел. Теперь эта женщина сидит рядом с ним. Однако Уайлдмен не мог не испытывать омерзительного чувства поражения. Дуэль не должна кончаться таким образом. Ну почему, черт побери, он не убил Хэммонда, когда у него была такая возможность, – в номере гостиницы или на берегу океана?! Почему оставил его в живых? Почему позволил ему победить? Уайлдмен понял, что имеет одну слабость. Это не доброта или порядочность. Это страх, вернее, трусость. В сущности он боялся убивать. Все время, с самого начала он испытывал эту слабость, этот вирус в своей натуре. И теперь он позволил Хэммонду принять окончательное решение. Да, это конец. Уайлдмен знал, что больше им не придется вступать в борьбу. И если серьезно подумать, то он не был человеком действия. Он был просто трюкачом.

И опять Хэммонд пытался поймать машину после своей схватки с Уайлдменом. Опять он ждал, чтобы его подобрали, помогли добраться до дома, избитому и хромающему. Хотя на этот раз он знал, что победил. В прошлый раз это была лишь иллюзия победы. Теперь это был факт. Может быть, Уайлдмена не так легко убить. И все равно он не стоил того, чтобы его убивать. Уайлдмен стал казаться Хэммонду плодом его воображения. Дьявол, живший в нем, носивший фамилию Хэммонд, остался стоять у дороги в горах Санта-Моника. С тем же успехом он мог и погибнуть в своей допотопной машине на равнине в Сан-Бернардино. И Дора, стоявшая рядом с ним в платье, которого он прежде не видел, тоже осталась там. У Хэммонда было такое чувство, что он никогда не знал ее, никогда не желал ее. Тринадцать лет совместной жизни казались ему одной случайной ночью, проведенной вместе. Его дом уже не казался ему якорем, это был плавучий остров, на котором он однажды очутился и пробыл недолго, как гость.

Стоя у дороги, Хэммонд смотрел, как солнце освещает волны далекого океана. За горами не было четкой линии горизонта, просто постепенное изменение света. Океан не предназначен для того, чтобы в нем тонуть. Это просто какой-то огромный плавательный бассейн, часть неба, открытый дом, декорация без опор. В течение дня он дает тепло и свет. Вот как сейчас. А когда наступит ночь, его могли бы вести звезды, если бы Хэммонд понимал их язык. Он никогда не изучал астрономию, но знал несколько названий. Орион, Большая Медведица, Малая Медведица, планеты которых даже не видно, названные именами греческих богов, которых никогда не было на свете. Прихоть интеллектуалов. Под его ногами была земля, он сквозь ботинки чувствовал ее поддержку. Теперь это его реальность.

Хэммонд услышал шум мотора и повернул голову. Рядом с ним остановился грузовик, груженый ящиками с фруктами. А ведь он даже не поднимал руки. Водитель был мексиканцем. Он окликнул Хэммонда:

– Вас подвезти?

– Спасибо, – ответил Хэммонд по-испански.

Забираясь на сиденье рядом с водителем, он оступился, чувствуя слабость в ногах и боль во всем теле, и стал подтягиваться, как скалолаз. Он улыбнулся мексиканцу. Грузовик тронулся. Это была реальность. Это была обычная поездка, а не часть какого-то заговора. Больше никаких хитрых ходов. Вся эта история закончена.