Уайлдмен. Какой у него член? Толстый или тонкий?

Бетти Мей. Я бы сказала, средний. Я не знаю. Не так уж много я их видела.

Уайлдмен. По сравнению с моим. Уайлдмен. Немного короче.

Она вскрикивает, когда он бьет ее по ягодицам, но не от боли, а от неожиданности. Он залезает на нее и прижимает к себе.

Уайлдмен. Ты дрожишь.

Бетти Мей. Не могу больше!

Он входит в нее. Бетти Мей протягивает руки к подушке, хватается за нее и замирает.

Уайлдмен. Я хочу, чтобы ты кончила так.

Бетти Мей. Не знаю, смогу ли.

Уайлдмен. Сможешь. Если я хочу, ты сделаешь это.

Он двигает ее тело туда-сюда, как машина.

Затемнение

Теперь это уже была не Бетти Мей. Это была Пандора. Я заново проигрывал сцену в бунгало, как я вошел в Пандору сзади и коснулся ее глубин. Я помнил, как она приняла меня. Это был момент полного повиновения, физического понимания. Я помнил свои угрызения совести. Мне нужно было снова держать ее в объятиях. Я принадлежал ей, мы принадлежали друг другу, мы были друг в друге.

Бетти Мей приглушенно вскрикнула. Тугой узел ее тела развязался, как разматывается клубок ниток. Твердое сопротивление превратилось в мягкое желание. Она крепче прижалась ко мне. Мы двигались в унисон. Бетти Мей задрожала. Она не могла уже следовать ритму ритуальных движений. Она ослепла и оглохла. Она не помнила свое имя, где она и с кем. Она не существовала. Она исчезла. Ее уничтожили. Молча. Благодаря связи Бетти Мей с Хэммондом я дотянулся до Пандоры… Вокруг нас не было мира, не было дьявола. Была только наша плоть, а плоть – это печаль.

Потом все вдруг пошло не так. Мой сценарий разлетелся вдребезги на моих глазах. Смерть Бетти Мей потрясла меня. Это была моя вина. С технической точки зрения, она могла погибнуть из-за этого столба, о котором не подумал Хэммонд, но ведь это я не учел ее неопытности. Я отнюдь не собирался открыто признать это, но именно я был виновен в ее смерти. На то, чтобы избавиться от чувства вины, может, понадобится вся жизнь. Я не мог позволить, чтобы это случилось со мной, и не позволю, чтобы это случилось.

Мое желание иметь Пандору стоило теперь человеческой жизни. Бетти Мей заплатила за это желание. В этом было что-то порочное, безнравственное, но эта смерть не остановит меня. В конце концов, это был несчастный случай. Я днем и ночью крепко цеплялся за эту версию. Это был несчастный случай! Такое случается! Я сам много раз рисковал жизнью, выполняя трюки. Да, но тогда я рисковал собственной жизнью. Будучи каскадером, я часто играл со смертью. Вся моя жизнь – сплошной риск, но именно это заставляло меня чувствовать, что я живу, а не существую. Моя жизнь проходила между сексом и трюками. Я даже назвал свою компанию, которая состояла из одного человека, «Хитрые Трюки лимитед». Но должен признаться, мне не очень-то нравилось словечко «лимитед».

Днем на съемочной площадке я мог игнорировать свое чувство вины. Но ночью я был беспомощен, меня мучили кошмары. Во сне я снова и снова возвращался в свою мансарду, которая стала моей камерой пыток. В своих сновидениях я убивал Бетти Мей ударом кинжала, затрахивал ее до смерти. Кровавые липкие пятна расплывались на простынях, кружились темным водоворотом в ванне. Кровь девственницы, принесенной в жертву, была делом моих рук. Но эта жертва не была принята богами, на них это не произвело никакого впечатления. Когда утром я просыпался, то чувствовал себя так, словно вернулся из мертвых. И так каждое утро.

Кошмары продолжали мне сниться и после окончания съемок. Я старался как можно меньше спать с Лорой. Мне не хотелось, чтобы она видела, как я просыпался весь в поту, крича, что я невиновен. Я постоянно думал о Пандоре и вспоминал каждое мгновение, которое мы провели вместе в бунгало отеля «Бель Эр». Я снова и снова вспоминал, какой она была в ту ночь у бассейна. Я воображал различные сцены, которые будто бы происходили между нами. Но все это были лишь грезы. И только когда Хэммонд позвонил мне и вызвал на дуэль, я начал спать спокойно, без страхов.

Неожиданно мои мольбы были услышаны. В конце концов боги не оставили меня – жертва Бетти Мей не была напрасной. Этот звонок был началом медленного излечения от болезни, которая разъедала мою душу. Я шел на поправку.

Подготовка к дуэли стала моим лечением. Я почувствовал себя лучше, стал сильнее и собраннее, чем был все эти долгие месяцы после встречи с Пандорой. Я снова начал действовать, чувствовал себя свободным, мне нравилась ирония, с какой я говорил с людьми, и за все это я должен был благодарить Хэммонда. Но я все еще ничего не испытывал к нему, кроме презрения. Хэммонд был типичным мужем-глупцом, болваном, который не знал, каким сокровищем владеет, невеждой, не понимающим настоящей красоты своей жены. Он заслуживал того, чтобы потерять ее. И он ее потеряет.

Вызов Хэммонда на дуэль и его желание сражаться на машинах несколько изменили мое мнение о нем. Это был неожиданный жест. Этот мудак просто сумасшедший: нелепо и абсурдно, когда обычный человек вызывает на дуэль одного из лучших каскадеров, не имея ни малейшей надежды победить его. Да я в своей жизни разбил машин больше, чем Хэммонд их водил. Хотя, должен признать, в его глупости была несомненная храбрость. Откуда он ее набрался? Может быть, Бетти Мей значила для него больше, чем я предполагал? Может быть, она подействовала на него так же сильно, как подействовала на меня Пандора? Наверное, Бетти Мей открыла нечто большее, чем то, что было у нее между ног. Она открыла запертую потайную дверь в психике Хэммонда.

Но дело заключалось и в самой Пандоре. Тут все было под вопросом. В ее отношениях с Хэммондом я ничего не заметил такого, что давало бы мне возможность предположить, что она недовольна им. Но я знал, что она должна быть недовольна. Она никогда не забудет, что произошло между нами. Пандора желала меня тогда, она должна захотеть меня и сейчас.

Целый день я переоборудовал «бентли», в частности, приделал новый ремень безопасности, конструкцию которого разработал сам. Он мог спасти меня при сильных и резких толчках. Ремень сам натягивался до столкновения и ослаблялся после. Он давал мне возможность менять положение тела после столкновения. Эти положения были бы очень выразительны на экране, ведь это гораздо интереснее, чем если бы человек просто скованно сидел за рулем автомобиля. Я мог податься в сторону на пассажирское сиденье или спуститься почти до самого пола, держа голову под любым углом. Это могло бы выглядеть очень эффектно – как если бы я сломал себе шею. Максимум реализма – такова всегда была моя цель.

Мне пришлось рассказать Лоре кое-что о том, что я делал, потому что мне могла понадобиться ее помощь. Она станет моим секундантом во время дуэли, поскольку без секунданта не обойтись. Хэммонд слишком глуп, чтобы подумать об этом. Кроме того, к кому бы он мог обратиться? Как он мог рассказать кому-нибудь, что собирается сделать? Я мог себе представить реакцию друзей Хэммонда, которых я видел у бассейна в нарядах от лучших модельеров. Их мораль была написана на них, как фирменные наклейки на их модной одежде. Но на этой одежде были вышиты не их инициалы.

– Это не очередное «приключение», – сказал я Лоре, употребляя термин из нашей игры.

– Что ты имеешь в виду?

– Это не женщина.

– А кто?

– Мужчина.

– Ты что, собираешься трахнуть мужика?

– Очень остроумно!

Лора была готова сделать то, что ей прикажут, но я видел, что она встревожена. Лора понимала, что это как-то связано с Бетти Мей, с ее смертью. Она знала, что произошел несчастный случай, я сам сказал ей об этом. Она очень страдала из-за смерти Бетти Мей, но еще больше из-за существования Пандоры. Я уже не играл по правилам, и Лора прекрасно понимала это, потому что теперь я всегда трахал ее только в зад; я не хотел видеть ее лицо. Я видел совершенно другое лицо. В мыслях я был с Пандорой.

Может быть, нужно сказать Лоре, что парень, с которым у меня должна состояться дуэль, – муж Пандоры? Я почти признался ей в этом. Она имела право знать всю правду. Я не любил врать ей, и все же ничего не сказал.