– Черт! Жабы кончились, – выругался он и взглянул на Эди. – Вот ты жизнь повидала. Жабу курила?

– Нам нужно поговорить. Наедине.

– Если ты про чемодан, говорить не о чем.

– Не об этом.

– Ладно. Только сначала поболтаю с Лестером.

– Нет, сейчас!

Огромной шершавой рукой Сцинк взял ее за подбородок. Эди почувствовала, что ему свернуть ей шею не труднее, чем открыть бутылку пива.

– У тебя говенные манеры, – сказал Сцинк. – Ступай сиди с остальными.

Бонни с Августином забрались в развалины «скорой помощи» и, стоя на коленях, копались в библиотеке Сцинка. Эди не понимала, почему они так беспечны.

– Нужно что-то делать! – сказала она. Это прозвучало как приказ.

Августин показывал Бонни первое издание романа «Авессалом, Авессалом!». [76] Он взглянул на Эди:

– Это прогулка. Она закончится, когда закончится.

– Но кто он? – Эди кивнула на Сцинка. Потом спросила Бонни: – Тебе не страшно? Господи, неужели только у меня хватает мозгов бояться?

– Вчера я тоже боялась, – ответила Бонни. – Сейчас нет.

– Успокойтесь, – сказал Августин. – Все закончится, когда он скажет. А пока постарайтесь его не злить.

Его резкий тон задел Эди. Августин ткнул пальцем в сторону Щелкунчика, лежавшего с раззявленной пастью у костра.

– А как вы связались с этим говнюком?

– Давайте оставим, – вмешалась Бонни.

– Нет, все нормально. Я могу объяснить, – сказала Эди. – У нас чисто деловые отношения. Проворачивали одно дельце.

– Аферу?

– Страховая выплата за ураган, – призналась Эди. Она поймала взгляд Бонни и добавила: – Милости просим в реальный мир, принцесса.

– И когда состоится большая выплата? – спросил Августин.

Эди невесело рассмеялась:

– Оценщик сказал, на днях. Мол, пришлют «Фед-Эксом». А я вот затерялась в сволочных Эверглейдс.

– Это не Эверглейдс, – сказал Августин. – Вообще-то по сравнению с ними мы сейчас в Сан-Тропе. Но я понимаю, как вам горько, когда улетают двести штук.

Эди ошеломленно вытаращилась.

– Шутишь? – не поверила Бонни. – Двести тысяч долларов?

– Двести одна. – И Августин подмигнул Эди.

Та чуть слышно спросила:

– Откуда вы знаете?

– Вы кое-что забыли в доме.

– О, черт!

Августин развернул розовые копии договора со страховой компанией (Эди узнала барсука на верху страницы) и порвал на кусочки.

– На вашем месте я бы придумал толковое объяснение, как ваш бумажник оказался именно в той кухне. Полиция весьма заинтересуется.

– Гадство!

– По-моему, вам не стоит так рваться назад к цивилизации.

Августин снова занялся книгами.

Эди прикусила губу. Боже, как трудно иногда сдерживаться. Снова захотелось взорваться криком.

– Что все это значит – какая-то игра?

– Не думаю, – ответила Бонни.

– Господи ты боже мой!

– Пусть идет, как идет. Держитесь, пока все не кончится.

Черта с два, подумала Эди. Это не для меня.

И так далеко не красавец, с блокиратором Щелкунчик превратился в монстра. Верхняя часть лица собралась толстыми складками, как у щенка шарпея, глаза стали мокрыми щелками, нос задрался почти ко лбу. Остальное превратилось в разверстую пасть.

– Особь, дышащая исключительно ртом, – сказал Сцинк, разглядывая Щелкунчика, как музейный экспонат.

– Ххаааагггххх, – отозвался Щелкунчик.

После того, как псих протащил его к берегу бухты, у него саднило локти.

– Господи, до чего я ненавижу слово «ниггер», – продолжил сумасшедший. – Я хотел прикончить тебя еще у мотеля, когда ты его произнес. Размазать по джипу все три чайные ложки твоих мозгов. Я бы задумался об этом, даже если б ты не выстрелил в моего друга.

Щелкунчик перестал стонать и постарался удержать слюни. Мошкара и комары забирались в рот и вылетали обратно.

– С этим ничего не поделаешь. – Сцинк отогнал насекомых. Он уже обильно смазал шею и руки пленника репеллентом. – На упаковке сказано «Внутрь не принимать».

Щелкунчик покорно кивнул.

– В водительских правах обозначено имя «Лестер Маддокс Парсонс». Угадаю навскидку: тебя назвали в честь тупоголового фанатика из Джорджии. Верно?

Вялый кивок.

– Стало быть, ты вступил в жизнь, уже пропустив два мяча. Очень досадно, Лестер. Но я думаю, назови тебя родители хоть «Ганди», ты бы все рано вырос выдающимся мудаком. Погоди, я тебе кое-что покажу.

Губернатор вытащил из-под задницы чемодан, положил перед Щелкунчиком и театрально откинул крышку.

– Пускай слюни, – сказал он.

Щелкунчик привстал, увидев набитый деньгами чемодан: двадцатки в банковских упаковках.

– Девяносто четыре тысячи долларов, – доложил Сцинк. – Еще разные рубашки, носки и другая одежка. Две пачки французских гондонов, золотые запонки, тюбик непатентованной смазки… Что еще? Ах да, личные бумаги. – Губернатор порылся в вещах. – Банковские счета, вырезки из статей об урагане… И вот…

Он вынул глянцевый рекламный проспект района «Фронтоны Залива» и, подсев к Щелкунчику, открыл брошюру.

– Вот наш парень, Кристоф Мишель. «Всемирно известный проектировщик». Тут его портрет, видишь?

Щелкунчик узнал того пентюха, которого они встретили у круглосуточного магазина.

– Что бы ты сделал, – размышлял Сцинк, – если б спроектировал эти нелепо дорогие дома, а они бы рухнули при первом ударе стихии? Наверное, смекалистый человек прихватит денежки и смоется, пока не запорхали повестки в суд. Думаю, таков был план мсье Мишеля.

Щелкунчик плевать хотел на французишку. Его заворожил вид такого количества денег. Он бы разинул рот в восторге, если б тот уже не был раззявлен. Щелкунчик вспомнил одну передачу у Салли Джесси, то ли у Донахью про горничную в отеле Майами-Бич, которая нашла под кроватью, кажется, сорок две штуки баксов. Зачем-то эта баба вместо того, чтобы прикарманить башли, отдала их управляющему! Потому и попала в передачу на тему «Честные люди». Помнится, Щелкунчик орал в телевизор: «Манда тупая!», а когда показали эти деньги, чуть не кончил в штаны.

Здесь же денег в два раза больше, и он видел их вживую.

– Ххгггыыыааа? Ыыоооггхх?

– Хороший вопрос, Лестер.

Одноглазый псих вдруг поднялся, расстегнул армейские штаны, достал свой агрегат и на глазах у помертвевшего бандита обильно помочился на деньги.

Щелкунчик скорбно раскачивался. Ему стало дурно. Сцинк заправился и сходил за обезьяньим ружьем. Проверил патронник, вернулся к Щелкунчику и, перевернув его на живот, выстрелил в задницу ампулой. Тотчас перед глазами бандита заклубился туман, и он погрузился в беспамятство, успев услышать вопрос Сцинка:

– Кто хочет искупаться?

Бонни с Августином остались рассматривать книги, а Эди губернатор повел к бухте. Ей хотелось поговорить, ему – ополоснуться.

Сцинк разделся, начав с купальной шапочки, и вошел в воду.

– А как же крокодилы? – спросила Эди.

– Они нас не тронут. Их тут совсем мало осталось. Лучше бы побольше.

Сцинк спокойно нырнул, потом выскочил на поверхность, отфыркиваясь и поднимая брызги. Коричневый, как ламантин, он был такой крупный, что казался мостом через бухту. Эди поразило его тело: крепкие, как столбы, руки, широкая грудь и мощная шея, подобная стволу кипариса. Мешковатая армейская роба раньше все это скрывала.

– Ты идешь? – крикнул Сцинк.

– Только если поговорим.

– А чем же нам еще заниматься?

И опять эта его улыбка! – подумала Эди. Она попросила Сцинка отвернуться и разделась.

Он услышал, как Эди плюхнулась в воду. Потом почувствовал, что она забирается ему на спину. Сцинк поплыл на глубину, и Эди обвила его ногами.

– Мне чуточку страшно, – сказала она.

– Хо! Да мы с тобой самые жуткие твари в этих джунглях!

– Я хочу вернуться в Майами, – прошептала Эди ему в ухо.

– Валяй.

– Я не знаю дороги.

Губернатор плыл против сильного приливного течения. Их головы подскакивали в стремительной воде, как два чурбачка.