– Собачий ошейник? – спросила Бонни.

– Ну да, взгляни на мою шею. – Макс расстегнул верхние пуговицы рубашки, позаимствованной у Августина. – Видишь ожоги? Видишь?

Никаких следов Бонни не заметила, но сочувственно покивала.

– Ты определенно хочешь подать в суд?

– Еще бы! – Макс Лэм уловил сомнение в голосе жены. – Господи, он же мог меня убить, Бонни!

Она сжала ему руку.

– Я только никак не могу понять, зачем… зачем ему все это понадобилось?

– Кто знает, когда речь о таком психе. – Макс намеренно умолчал об отвращении Сцинка к его съемкам – он помнил, что Бонни отнеслась к ним так же.

– Наверное, ему требуется хорошее лечение.

– Нет, дорогая, ему требуется хорошая тюрьма. – Макс вскинул подбородок и выпустил дым в потолок.

– Милый, давай подумаем об этом…

Но Макс отстранился и кинулся к телефону, который освободил Августин.

– Позвоню-ка я Питу Арчибальду, – бросил Макс через плечо. – Пусть в агентстве знают, что со мной все в порядке.

Бонни пошла в гостевую комнату. Губернатор, прикрыв глаза, сидел в постели. Всклокоченная борода покрылась налетом морской соли. Джим Тайл со «стетсоном» под мышкой стоял у окна.

Бонни налила мужчинам еще по чашке кофе.

– Как он себя чувствует? – шепнула она.

Сцинк открыл здоровый глаз и прохрипел:

– Лучше.

Бонни поставила чашку на тумбочку у кровати.

– В вас стреляли обезьяним транквилизатором.

– Что несовместимо с психотропными средствами, – сказал Сцинк. – Особенно с жабьим молоком.

Бонни посмотрела на Джима, и тот сказал:

– Я его спросил.

– О чем ты меня спросил? – просипел Сцинк.

– О мертвеце в телевизионной тарелке. Он этого не делал.

– Но стиль мне нравится, – заметил губернатор.

Бонни не удалось скрыть недоверия. Сцинк взглянул на нее в упор:

– Я не убивал этого парня, миссис Лэм. Но если б и убил, вам бы точно рассказывать не стал.

– Я вам верю. Правда.

Губернатор выпил кофе и попросил еще чашку, сказав, что вкуснее никогда не пил.

– И мне нравится ваш парень. – Сцинк показал на полку с черепами. – Хорошо он тут все устроил.

– Он не мой парень. Просто друг.

– Друзья нам всем необходимы, – кивнул Сцинк. Он с трудом выбрался из постели и начал стягивать мокрую одежду. Джим отвел его в ванную и включил душ. Вернувшись с купальной шапочкой губернатора, полицейский спросил, как Макс намерен поступить.

– Он хочет подать в суд. – Бонни села на край постели, прислушиваясь к плеску воды.

В комнату вошел Августин.

– Что решили? – спросил он.

– Если ваш муж придет в участок и подаст заявление, я арестую губернатора уже сегодня, – сказал Джим Тайл. – Дальше будет решать прокуратура.

– И вы это сделаете – арестуете друга?

– Лучше я, чем кто-то чужой. Не переживайте, миссис Лэм, ваш муж в полном праве.

– Да, я знаю.

Все правильно – губернатора надо наказать, потому что нельзя похищать туристов, как бы дурно они себя ни вели. И все же Бонни отчего-то печалила мысль, что Сцинк отправится в тюрьму. Она понимала, что это наивно, но ничего не могла с собой поделать.

Полицейский расспрашивал Августина о черепах на полке:

– Кубинское шаманство?

– Нет, ничего подобного.

– Я насчитал девятнадцать. Не стану спрашивать, откуда они у вас. Слишком чистые для реальных убийств.

– Это медицинские образцы, – сказала Бонни.

– Как скажете. – За двадцать лет Джим насмотрелся на лобовые столкновения и приобрел естественное отвращение к разрозненным частям человеческого тела. – Пусть будут образцы.

Августин снял с полки пять черепов и выстроил их на полу у ног. Потом принялся жонглировать тремя.

– Ничего себе! – сказал полицейский.

Жонглируя, Августин думал о пьяном молодом дураке, который хотел подстрелить дядюшкиного буйвола. Какая грустная и нелепая смерть! Он плавно подхватил с пола четвертый череп, а потом и пятый.

Представление выглядело жутковато, но Бонни поймала себя на том, что улыбается. Из душа в облаке пара вышел голый губернатор с небесно-голубым полотенцем на шее. С густых седых волос на грудь сбегали водяные дорожки. Краем полотенца он промокал запотевший стеклянный глаз. Увидев жонглирующего Августина, Сцинк просиял.

Джим Тайл наблюдал за летающими черепами, и у него кружилась голова. В дверях появился Макс. Удивление на его физиономии мгновенно сменилось отвращением, словно кто-то щелкнул у него в голове выключателем. Еще до того как муж открыл рот, Бонни знала, что он скажет:

– Вы находите это забавным?

Только было неясно, что вызвало неодобрение Макса: ловкость Августина или нагота губернатора.

– Тяжелая ночь, старина, – сказал полицейский.

– Бонни, мы уходим! – надменно приказал Макс. – Ты меня слышала? Игры закончились.

Бонни взбесило, что муж смеет говорить с ней в таком тоне и при посторонних. Она вылетела из комнаты.

– Эй, Макс? – Хитро улыбаясь, Сцинк приложил палец к своему горлу. Шею Макса привычно ожгло, он рефлекторно отпрыгнул и врезался в дверь.

Сцинк достал из рюкзака бумажник, ключи от машины и бросил их Максу. Промямлив «спасибо», тот вышел вслед за Бонни.

Августин закончил выступление и, по очереди поймав черепа, бережно уложил их на полку.

Губернатор стянул с шеи полотенце и стал вытираться.

– Девушка мне понравилась, – сказал он Августину. – А тебе?

– Как она может не понравиться?

– Тебе предстоит серьезное решение.

– Очень смешно. Она замужем.

– «Любовь – всего лишь поцелуй на прощанье». Так в песне поется. – Сцинк шутливо схватил Джима за локти. – Скажите, офицер, я арестован или нет?

– Это зависит от мистера Макса Лэма.

– Мне нужно знать.

– Они сейчас это обсуждают.

– Если не надо садиться в тюрьму, я бы с дорогой душой отправился на розыск той сволочи, которая напала на Бренду.

На секунду стало заметно, как горе придавило полицейского. Глаза увлажнились, но он сдержался.

– Прошу тебя, Джим, – добавил Сцинк. – Я ради таких случаев и живу.

– Будет с тебя хлопот. Нам уже всем хватит.

– Эй, сынок! – рявкнул Сцинк, обращаясь к Августину. – Тебе хватит хлопот?

– У меня только что буйвола застрелили в супермаркете…

– Ого!

– …но я почту за честь быть полезным. – После черепов Августин чувствовал прилив энергии. Муж Бонни в безопасности, теперь можно заняться новым делом.

– Подумай над моими словами, – сказал Сцинк Джиму. – Но сейчас я так голоден, что слона съем. А как вы, ребята?

Он кинулся к выходу, но патрульный загородил ему дорогу.

– Капитан, наденьте штаны. Пожалуйста.

Труп Тони Торреса, неопознанный и невостребованный, лежал в морге. Каждое утро Айра Джексон просматривал в «Геральде» сводку экстренных новостей, но распятый продавец трейлеров нигде не упоминался. Еще одно подтверждение никчемности Тони Торреса – его смерть не заслуживала даже вшивого абзаца в газете.

Теперь Айра перенес мстительное внимание на Авилу, продажного инспектора, который не глядя дал добро на проживание в трейлере покойной Беатрис Джексон. Айра считал Авилу так же виновным в трагедии, что унесла жизнь его доверчивой матери.

Рано утром 28 августа он приехал по адресу, выведанному у несговорчивого клерка в городском строительном управлении. Дверь открыла женщина, говорившая с ужасным акцентом. Айра сказал, что хотел бы повидаться с сеньором Авилой.

– Он зянятый у гарасе.

– Пожалуйста, скажите ему, что дело важное.

– Лянно, токо он сибко зянятый.

– Я подожду, – сказал Айра.

Авила соскребал петушиную кровь с белых боковин покрышек жениного «бьюика», когда мать доложила о посетителе. Авила выругался и пнул ведро с мыльной водой. Наверняка это Гар Уитмарк, будет вытягивать душу из-за своих семи тысяч. Он что, думает, я с утра банк грабанул?

Но это был не Уитмарк. На пороге стоял коренастый незнакомец средних лет. Короткая стрижка, золотая цепочка на шее, верхняя губа вымазана каким-то белым порошком. Авила распознал сахарную пудру с пончика. Легавый, что ли?