– К твоему сведению – ты перепутал двух Марджори. «Первогодка» написала Ролингз, [19] а Дуглас – «Травяную реку». Думаю, теперь не забудешь.

Он промокнул кровавые царапины на ногах Макса и велел ему одеться. Самоуверенность дала трещину; Макс, как сомнамбула с артритом, натягивал одежду.

– Вы когда-нибудь меня отпустите?

Сцинк словно не услышал вопроса.

– Знаешь, чего мне в самом деле хочется? – спросил он, заново разводя костер. – Повидаться с твоей новобрачной.

– Это невозможно! – сипло выдавил Макс.

– О, нет ничего невозможного.

В потоке отребья, хлынувшем на юг в первые тревожные часы после урагана, находился человек по имени Гил Пек. Он рассчитывал выдать себя за опытного каменщика, выудить предоплату, какую удастся, и умотать обратно в Алабаму. Афера безупречно сработала с жертвами урагана «Хьюго» в Южной Каролине, и Гил Пек был уверен, что все получится и в Майами.

Он приехал на четырехтонном грузовике с платформой, на которую была навалена небольшая, однако на вид вполне достоверная куча красного кирпича, который Гил стянул с неохраняемой стройки в Мобиле – там возводили раковый корпус педиатрической больницы. Пек увидел по телевизору торжественную закладку первого камня. В тот же день он подъехал к стройке на грузовике, хапнул кирпич и двинул без остановок на юг Флориды.

Дело пока ладилось. Пек собрал почти две тысячи шестьсот долларов наличными с полудюжины горемык-домовладельцев, которым обещал вернуться в субботу утром с полным грузом кирпича. К тому времени он, разумеется, будет далеко на севере.

Днем он суетился с клиентами, а ночью рылся в руинах. Большая платформа выглядела вполне официально и не вызывала никаких вопросов. Даже после наступления комендантского часа национальные гвардейцы пропускали его через заграждения с мигалками.

Приноровившись к раскопкам руин, Гил Пек обнаружил много чего ценного, пережившего ураган. Опись навара от трудов за две ночи включала: тостер для рогаликов, тренажер «Стэйрмастер», серебряный чайный сервиз, три немарочные штурмовые винтовки, сотовый телефон «Панасоник», две пары мужских туфель для гольфа, килограмм гашиша в непромокаемой упаковке, медный канделябр, баллон от акваланга, золотое кольцо Университета Майами (выпуск 1979 года), полицейские наручники, коллекцию редкой финской порнографии, марионетку «Майкл Джексон», непочатый стограммовый флакончик обезболивающего «Дарвоцет», набор пластинок Вилли Нелсона в коробке, спиннинг «Лумис», птичью клетку и двадцать одну пару женских трусиков модели «бикини».

Гил Пек был счастлив, обследуя останки трейлерного поселка. Упругой поступью пробирался он по руинам вслед за желтым лучом своего фонаря. Стараниями Национальной гвардии, дорожных патрулей и городской полиции никто ему не докучал, и он спокойно мародерствовал теплой летней ночью в полном одиночестве.

Поэтому от того, что он увидел посреди площадки для шаффлборда, его алчное сердце затрепетало: огромная тарелка спутниковой антенны. Несомненно, ураган вырвал ее в поместье какого-то миллионера и забросил сюда на потребу Гила Пека. Осветив внешнюю сторону параболы фонариком, Гил обнаружил всего одну вмятинку, а так восьмифутовая спутниковая антенна была в превосходном состоянии.

Блин, я на верном пути, ухмыльнулся про себя Пек. За такую дуру можно легко срубить пару штук. Наверное, неплохо бы смотрелась и на его дворе за курятником. Он уже предвкушал халявное «Эйч-би-оу» до конца земной жизни.

Гил обошел антенну, чтобы посмотреть, нет ли дополнительных повреждений. Высвеченное лучом фонаря его потрясло – в чаше тарелки находился мертвец, распяленный и приколотый, как бабочка в коллекции.

Покойника протыкал конус принимающей трубки, но сотворил это зло не ураган. Труп распяли – руки и ноги были тщательно привязаны к обрешетке антенны. Тучный и лысый мертвец совсем не походил на Иисуса Христа, чей образ внушило Гилу Пеку строгое баптистское воспитание. Тем не менее зрелище обескуражило липового каменщика, и он едва не заскулил.

Пек выключил фонарик и присел на землю, пытаясь успокоиться. О тарелке речи уже не шло – теперь Гил собирался с духом, чтобы снять дорогие часы, которые углядел на левой руке распятого мужика.

Раньше он всего лишь раз прикасался к покойнику – когда целовал бабушку в гробу. Слава богу, что хоть глаза у мужика закрыты. Пек осторожно залез в тарелку, и та закачалась под двойным весом. Сунув фонарик в рот, он направил луч на золотые «Картье» мертвеца.

Сучья застежка не поддавалась. Дело осложнялось трупным окоченением – распятый мужик не хотел расставаться с хронометром. Гил Пек боролся с трупом, а тарелка, будто юла, лишь сильнее раскачивалась на стойке. У Гила кружилась голова, он все больше свирепел. Но едва наконец удалось просунуть перочинный нож под браслет на окоченевшей руке, мертвец звучно перднул – произошел посмертный выход газов. И ошалевшего от ужаса Гила Пека детонацией сбросило с тарелки.

Эди Марш заплатила соседскому пареньку, чтобы слил бензин из брошенной Щелкунчиком машины и запустил портативный генератор. Она дала ему пятидолларовую купюру из тех шести, что нашла в ящике для инструментов в гараже торговца. Ничтожная заначка; Эди рассчитывала, что где-то есть еще.

Когда стемнело, она прекратила поиски и уселась в кресло Тони, положив рядом монтировку. Звук телевизора Эди включила на полную мощность, чтобы заглушить ночные шорохи и шепотки. Дом без дверей, окон и крыши – все равно что чистое поле. Снаружи было темно и жутко; люди, пробиравшиеся по неосвещенным улицам, казались привидениями. Рядом – никого, и Эди колотила дрожь. Она бы с радостью укатила на огромном, словно катер, «шевроле» Торреса, но выезд загородила машина Щелкунчика; ее Эди угнала бы с не меньшей радостью, если бы треклятый напарник не увез чертовы ключи. Придется торчать здесь до рассвета, когда одинокой женщине с двумя карликовыми таксами будет не так опасно появиться в городе.

Эди собиралась убраться из округа Дейд, пока еще что-нибудь не пошло наперекосяк. Операция провалилась, и она винила только себя. Скромный преступный опыт не подготовил ее к непонятным и зловещим передрягам в зоне бедствия. Все были на пределе; во мраке зрели зло, насилие и безумие. Такая игра ей не по зубам. Утром на попутке она доберется до Вест-Палма, съедет с квартиры и поездом отправится домой в Джексонвилл, где попробует помириться с дружком. За мировую придется расплачиваться, по меньшей мере, неделей минетов – учитывая, сколько она сперла с его счета. В конце концов он пустит ее обратно. Все они одинаковые.

Эди с отвращением пялилась в телевикторину, когда с порога ее окликнул мужской голос. Тони! – подумала она. Боров вернулся!

Эди схватила монтировку и вскочила с кресла.

– Полегче! – Мужчина в дверях поднял руки.

Это был не Торрес. Худощавый блондин в круглых очках, со светло-коричневым портфелем и ботинках «Хаш Паппиз» в тон. В руке манильская папка.

– Что вам нужно? – Эди держала монтировку небрежно, будто носила ее при себе постоянно.

– Совсем не хотел вас напугать, – сказал человек. – Я Фред Дав, работаю в «Среднезападном Ущербе».

– О! – Эди ощутила приятный трепет – как в тот раз, когда впервые встретила молодого Кеннеди.

Фред Дав заглянул в папку и спросил:

– Я не перепутал адрес? Это Калуса, 15600?

– Все верно.

– А вы – миссис Торрес?

Эди улыбнулась.

– Прошу вас, – сказала она. – Зовите меня Нерией.