Лаоклейн посмотрел в горящие глаза своего поверженного врага. Карие глаза. Он отступил и опустил свой палаш.

– Райланды не просят пощады. – Бранн плюнул на Лаоклейна. Пальцы его все еще сжимали меч. – Если ты собирался убить меня, то сделай это сейчас.

Лаоклейн покачал головой:

– Ты был на краю смерти. Я думаю, я отомстил. Ты был повержен. Каждый раз теперь, глядя на восходящее солнце, помни, ты живешь благодаря милости шотландца.

Внимание Лаоклейна привлек протест Дары после сказанных им слов. Он не обращал внимания на человека, все еще распростертого у его ног.

– Ты нашла успокоение в Чилтоне, дорогая? – Его тон был подобием пытки.

Она медленно покачала головой:

– Ты нарушил мой покой навсегда, Макамлейд.

– Нет, покой твой не нарушен. Ты его обретешь.

Ее влекло к нему. Она подтолкнула кобылу вперед и остановилась в нескольких дюймах от него.

Никто не заметил, как Бранн встал на ноги. Он смотрел на сестру, не веря своим глазам. Он считал, что вырвал ее у этого мошенника, а сейчас видел, как его сестра почти нежно касается рукой лица шотландца.

– Дара, – голос Бранна был ужасен. – Отойди.

Спустившись на землю, она смотрела на брата, стоя рядом с темнобровым шотландцем. Она была бледна и сердилась, когда умоляла понять её.

– Прости меня, Бранн. Вот мой выбор. Я не могу подчиниться твоему выбору. Он – шотландец, да, но его руки не запятнаны кровью ни одного Райланда. Пора прекратить убийство, начатое Кервином.

Бранн шагнул вперед, но вдруг обнаружил, что плоская сторона палаша Макамлейда преградила ему путь. Они обменялись взглядами, в которых все еще было желание убить.

– Ты довел ее до этого, ты, дьявол! Забирай ее отсюда. Ей нет дороги назад!

Лаоклейн стоял молча, хмурый.

Бранн больше не взглянул на Дару, хотя она повторяла его имя со слезами в голосе.

Злой от того, что Дара страдала, Лаоклейн посадил ее в седло и сел сам. Он свирепо посмотрел на англичанина:

– Брось оружие на землю.

Бретак направил свой клинок в сторону Мерлиона и рычащим голосом подтвердил суровое требование Лаоклейна.

В глазах лондонца был такой же гнев, как и в глазах Бранна, но он медленно подчинился приказу, как и другие.

Своим презрительным взглядом Лаоклейн привлек внимание Бранна, потом дотронулся до руки Дары, приказывая отправляться. Он пустил своего коня в галоп, не оглядываясь и не видя, едет ли она за ним. В какой-то момент его охватил ужас, когда он остановился, чтобы услышать стук копыт ее лошади, отличавшийся от стука копыт рыжего коня.

После минутного сомнения Дара пришпорила свою серую кобылу и помчалась за Лаоклейном. Она не смотрела назад, ни на своего брата, ни на человека, который хотел жениться на ней. По своему собственному желанию, на свой собственный риск она выбрала своим домом Шотландию, и свою жизнь решила разделить с шотландцем. Смотреть назад было бесполезно.

Сразу же к ним присоединились остальные шотландцы. Один был совсем рядом с Лаоклейном. Он старался перекричать шум ветра и топот копыт.

– Они не пустятся в погоню, мой господин. Райланд остановил тех, кто попытался.

Лаоклейн посмотрел через плечо, а потом, нахмурясь, на Дару. Она смотрела на него твердо, скрывая свою боль, но это не обмануло его. Он сигналом остановил всадников.

– Бретак. – Тот подъехал ближе. – Езжай вперед, и вы все, в сторону границы, только медленно. Не следует привлекать внимание.

Всадники неохотно послушались. На некотором расстоянии к ним присоединился мужчина, который должен был освободить их недавно негостеприимную хозяйку.

Дара держала свою кобылу. Она была не в силах взглянуть на Лаоклейна до тех пор, пока он не заставил ее сделать это.

– Дорогая, я хочу, чтобы ты поняла, с чем мы столкнемся. Горы будут нашим домом, но в Галлхиеле будет нелегко. Там будет и небезопасно, пока мои притязания не будут услышаны, оспорены и подтверждены. Если ты возвращаешься к своему брату, то возвращайся.

В его речи не было ничего, что могло бы выдать его чувства.

– Я не боюсь своего решения, – ответила она просто.

Он вглядывался в нее, как будто бы мог разглядеть ее самые скрытые чувства. Ей было интересно знать, понял бы он ее чувства лучше, чем она, если бы мог прочитать их. Наконец он кивнул головой, удовлетворенный, и они быстро догнали остальных.

Все утро они шли равномерным шагом. Не убыстряя его, чтобы не устать, и не замедляя. Окружающий их пейзаж понемногу менялся. В теплые месяцы торфяники, поросшие вереском, были мшисты, болотисты, препятствием была и лесная чаща. Сейчас же земля была твердой, лес стоял голый, и всадникам было легко ехать по такой местности.

Дара, не отрываясь, смотрела на худое лицо Лаоклейна, но по его выражению ничего не могла понять. И он, и она молчали.

Наступали сумерки. Они остановились в деревушке, в которой было всего лишь несколько домов, стоявших в ряд на открытом месте и потемневших от январской стужи. Они расположились в таверне, которая представляла собой комнату с темными стенами и низким закопченным потолком.

Дара села за небольшой стол в пятнах и царапинах. Огонь в узком камине нещадно дымил, и дым ел глаза.

Лаоклейн спорил с хозяином таверны, скорее он отвергал отчаянные протесты хозяина.

– Моей жене и мне нужна комната в твоем доме. Мои люди будут спать здесь. Они честны и ничего не возьмут, а тебе заплатят за твою щедрость.

– Мой господин, но у меня нет другой комнаты. Здесь всего лишь одна комната для меня и моей жены. Дети спят в общей комнате.

– Тогда, – сказал Лаоклейн, – ты и твоя жена будете спать вместе с ними. Моя жена ведь не может здесь спать, не так ли?

– Н-нет, милорд, – заикаясь произнес хозяин. Тонкая струйка пота появилась у него на лбу. – С вашего позволения, я скажу госпоже Бейлфор. Берите что пожелаете. Я скоро вернусь.

Лаоклейн повернулся к Даре. Она пыталась спрятать улыбку.

– Ты испугал его. Это несправедливо.

Он подошел к ней и сел рядом на стул. Наклонил слегка голову и внимательно посмотрел на нее.

– Я уже не надеялся увидеть твою улыбку.

Она пожала плечами:

– Маловероятная перспектива в моем положении, правда?

Он кивнул головой и откинулся на спинку стула. Его вытянутые ноги доставали почти до следующего стола. Широкими пальцами Лаоклейн стучал по столу.

– Мы закончили ссориться, Дара?

Глаза ее расширились:

– Я уверена, милорд, что мы едва начали.

Он усмехнулся, что делал крайне редко, и этим обезоружил ее. Ветер, проникая внутрь по трубе, выдувал сажу и искры в душную комнату. Дара закашляла и спрятала лицо в капюшон, пока все не улеглось. Она терла покрасневшие глаза.

– Я бы не хотела испортить эту одежду. Кроме нее, у меня ничего нет. – Она сделала паузу, а потом добавила, почти с вызовом: – Я пришла к тебе ни с чем.

– Во второй раз, – напомнил он.

– В первый раз это было против моей воли.

– А сейчас?

Она посмотрела на него уставшими глазами, явно не желая отвечать. Когда же она ответила, ее ответ не имел ничего общего с его вопросом:

– Ты сказал, что я твоя жена. Твои люди знают, что это не так.

– Они будут называть тебя так, как я им скажу.

– Их преданность тебе огромна, – сказала она, полная неизъяснимой тоски.

Для него вопрос был решен, Дара же была не так уверена. Приход их не очень гостеприимного хозяина прервал дальнейший разговор. Он натянуто улыбался – его жене не понравились новости, которые он ей сообщил. Ему было нелегко успокоить ее.

Лаоклейн встал, Дара была рядом с ним. Ему не понравилось, что она вынула свою руку из его руки. Он продолжал разговаривать с Бейлфором.

– Приготовили для нас комнату?

– Конечно, моей жене доставит удовольствие принять вас, – солгал он.

Когда они покинули таверну, Лаоклейн тихо и коротко поговорил с Бретаком. Хозяин таверны и Дара, стоявшие у двери, не слышали, о чем они говорили. Ей больше нравился холодный, неприятный ветер, чем спертый воздух душной комнаты. Она надеялась, что в доме у хозяина будет лучше, чем в его таверне.