Горничная, услыхав его шаги, взбежала по лестнице зажечь газ на верхней площадке.

— Миссис Арчер дома?

— Нет, сэр, после завтрака она уехала в карете и еще не вернулась.

С чувством облегчения он вошел в библиотеку и бросился в кресло. Горничная внесла лампу с абажуром и подбросила угля в угасавший камин. После ее ухода он продолжал сидеть, опустив локти на колени, опираясь подбородком на руки и устремив глаза в огонь.

Он сидел так, ни о чем не думая, не замечая, как идет время, в глубоком восторженном изумлении, которое, однако, не ускоряло, а, напротив, приостанавливало течение жизни. «Значит, так должно было случиться… так должно было случиться», — словно обреченный, твердил он про себя. Мечты его до такой степени отличались от действительности, что могильный холод леденил ему сердце.

Дверь отворилась, и в комнату вошла Мэй.

— Я ужасно задержалась. Ты не беспокоился? — спросила она, в непривычном порыве нежности кладя ему руку на плечо.

Он изумленно поднял на нее глаза.

— Разве уже поздно?

— Восьмой час. Ты, наверное, уснул! — засмеялась Мэй и, вытащив булавки, бросила на диван свою бархатную шляпку. Она выглядела бледнее обычного, но вся искрилась каким-то непривычным оживлением.

— Я ездила проведать бабушку и только собралась уходить, как Эллен вернулась с прогулки, и я осталась, и у нас с ней был долгий разговор. Мы уже целую вечность с ней по-настоящему не разговаривали… — Опустившись в кресло напротив, в котором она всегда сидела, она стала приглаживать растрепавшиеся волосы. Ему показалось, будто она ждет, чтобы он заговорил.

— Мы так хорошо поговорили, — улыбаясь, продолжала она с живостью, в которой Арчеру послышалось что-то неестественное. — Она была такая милая — совсем как прежняя Эллен. Боюсь, что последнее время я была к ней несправедлива. Я иногда думала…

Арчер встал и, отойдя от света, оперся о доску камина.

— Что же ты думала? — воспользовавшись паузой, спросил он.

— Быть может, я слишком строго ее судила. Она так изменилась — во всяком случае, внешне. Она встречается с такими странными людьми — словно ей нравится привлекать к себе внимание. Наверное, всему виной та жизнь, которую она вела в этом легкомысленном европейском обществе, и, конечно, ей с нами смертельно скучно. Но я не хочу ее осуждать.

Она снова умолкла — от непривычно длинной речи у нее перехватило дыхание. Губы ее приоткрылись, щеки разрумянились.

Глядя на нее, Арчер вспомнил, как осветилось ее лицо в саду испанской миссии Сент-Огастина. Он почувствовал, что она делает над собой такое же усилие, так же стремится постичь нечто ей недоступное.

«Она ненавидит Эллен, — подумал он, — пытается преодолеть это чувство и хочет, чтобы я помог ей его преодолеть».

Эта мысль глубоко его тронула, и на мгновенье он готов был нарушить воцарившееся между ними молчание и сдаться ей на милость.

— Ты, конечно, понимаешь, почему родственники иногда недовольны? — продолжала она. — Вначале мы делали для нее все, что только могли, но она так ничего и не поняла. А теперь ей взбрело в голову навестить миссис Бофорт да еще поехать туда в бабушкиной карете' Боюсь, она окончательно восстановила против себя ван дер Лайденов…

— Ах! — с досадой засмеялся Арчер. Приотворившаяся было между ними дверь снова затворилась. — Пора одеваться, мы ведь, кажется, приглашены на обед, — сказал он, отодвигаясь от огня.

Мэй тоже встала, но помедлила у камина. Когда он проходил мимо нее, она, поддавшись внезапному порыву, рванулась вперед, как бы желая его удержать. Глаза их встретились, и он увидел в ее глазах ту же влажную голубизну, которой они сияли, когда он расстался с нею, чтобы ехать в Джерси-Сити.

Она бросилась ему на шею и прижалась щекой к его лицу.

— Ты еще ни разу не поцеловал меня сегодня, — прошептала она, и Арчер почувствовал, что она дрожит в его объятиях.

— При дворе Тюильри, — сказал мистер Силлертон Джексон, улыбнувшись своим воспоминаниям, — при дворе Тюильри на такие вещи смотрели сквозь пальцы.

Происходило это в столовой черного ореха в доме ван дер Лайденов на Мэдисон-авеню назавтра после посещения Ньюлендом Арчером Метрополитен-музея. Мистер и миссис ван дер Лайден на несколько дней приехали в город из Скайтерклиффа, куда они стремительно бежали после известия о банкротстве Бофорта. Их уведомили, что замешательство, в которое повергла общество эта прискорбная история, более настоятельно, чем когда-либо, требовало их присутствия в городе. Это было одно из тех событий, когда, по выражению миссис Арчер, «их долг перед обществом» — показаться в опере и даже открыть двери собственного дома.

— Нельзя допускать, чтобы личности вроде миссис Лемюэл Стразерс воображали, что они могут занять место Регины, дорогая Луиза. Именно в такие времена выскочки пытаются пролезть в общество. Той зимою, когда миссис Стразерс впервые появилась в Нью-Йорке, была эпидемия ветряной оспы, и мужчины потихоньку бегали к ней, покуда их жены сидели в детских. Вы и наш милый Генри, Луиза, должны, как всегда, принять удар на себя.

Мистер и миссис ван дер Лайден не могли остаться глухими к такому призыву и неохотно, но самоотверженно приехали в город, сняли чехлы с мебели и разослали приглашения на два званых обеда и один вечерний прием.

В тот вечер, о котором идет речь, они пригласили Силлертона Джексона, миссис Арчер и Ньюленда с женой сопровождать их в оперу, где первый раз в этом сезоне давали «Фауста». В доме ван дер Лайденов ничто не совершалось без церемоний, и, хотя гостей было всего четверо, трапеза началась ровно в семь часов, с тем чтобы можно было без спешки подать все блюда до того, как джентльмены закурят свои сигары.

Арчер не видел жены со вчерашнего вечера. Он рано уехал в контору, где погрузился во множество незначительных дел. Днем его неожиданно задержал один из старших партнеров, и он добрался до дому так поздно, что Мэй, не дождавшись его, уехала к ван дер Лайденам одна и послала за ним карету.

Теперь, на фоне скайтерклиффских гвоздик и массивного столового серебра, она показалась ему бледной и вялой, но глаза ее блестели и она с преувеличенной живостью участвовала в общем разговоре.

Разговор этот, который вызвал вышеозначенное любимое замечание мистера Силлертона Джексона, завела (не без умысла, как подумал Арчер) сама хозяйка. Банкротство Бофорта, или, вернее, поведение Бофорта после банкротства все еще служило неисчерпаемой темой для этого светского моралиста, и, когда оно было надлежащим образом рассмотрено и осуждено, миссис ван дер Лайден обратила свой проницательный взор на Мэй Арчер.

— До меня дошли слухи, будто карету вашей бабушки Минготт видели у подъезда миссис Бофорт. Возможно ли это, милочка? — Примечательно, что она уже не называла преступницу по имени.

Мэй вспыхнула, и миссис Арчер поспешно вмешалась:

— Если это правда, то я уверена, что миссис Минготт об этом не знала.

— Вы так думаете?.. — миссис ван дер Лайден умолкла, вздохнула и посмотрела на мужа.

— Боюсь, что на этот опрометчивый шаг госпожу Оленскую толкнуло ее доброе сердце, — сказал мистер ван дер Лайден.

— Или пристрастие к эксцентричным людям, — сухо вставила миссис Арчер, невинным взором глядя в глаза сыну.

— Мне не хотелось бы думать так о госпоже Оленской, — сказала миссис ван дер Лайден, а миссис Арчер прошептала: — Ах, дорогая… и это после того, как вы дважды приглашали ее в Скайтерклифф!

Вот тут-то мистер Джексон, воспользовавшись удобным случаем, и ввернул свое любимое замечание.

— При дворе Тюильри, — повторил он, видя, что рзоры всего общества выжидательно устремлены на него, — в некоторых отношениях не придерживались слишком строгих правил, и если бы вы спросили, как Морни[182] добывает свои деньги… или кто платит долги некоторых придворных красавиц…

— Надеюсь, дорогой Силлертон, вы не предлагаете нам следовать их примеру, — сказала миссис Арчер.