– Теперь, когда попугай отдал богу душу, мы можем спокойно…

– Но попугай-то целехонек… Он у тебя! Не сомневаюсь, что попугай является свидетелем чего-то, возможно, убийства, но провалиться мне на этом месте, если я понимаю, как это получилось. Скажи-ка мне, Перри, можно ли использовать попугая в качестве свидетеля на судебном процессе?

– Не знаю, интересный вопрос, Пол. Опасаюсь, что попугая нельзя привести к присяге. Иными словами, он может быть предубежденным и дать ложные показания.

Дрейк сердито посмотрел на Мейсона:

– Шути себе сколько угодно, братец. Я вижу, что тебе просто не хочется со мной поделиться. Что ж, заставить тебя я не в силах…

– Что тебе еще известно? – спросил Мейсон, резко меняя тему разговора.

– Ну, например, следующее. У меня всю ночь трудилась целая бригада парней. Мне не дает покоя телефонный провод в хижине. Понимаешь, Перри, мне пришло в голову, что можно что-то выяснить, если получить копию счетов за телефонные разговоры. Линия прикреплена к местной подстанции, но ведь Сейбин не стал бы ставить у себя аппарат ради болтовни с соседями. У него все его деловые связи в городе, и, следовательно, звонки оформлялись как междугородные переговоры.

– Прекрасная мысль! Честь тебе и хвала за это, Пол!

– Не столько честь и хвала, сколько звонкая монета, – мрачно заявил Пол. – Когда ты получишь счет, у тебя спеси поубавится. Мои ребята работают больше десяти часов в сутки, я разогнал их по всей стране.

– Вот и прекрасно. Трудолюбие украшает человека. Кстати, как ты раздобыл телефонные счета?

– Повезло одному из моих парней, он пошел в контору, назвался детективом, сказал, что из-за убийства они много звонили, что сейчас ему нужно составить отчет для бухгалтерии, попросил показать ему книгу со счетами. Парень смазливый, девочка в конторе растаяла – и все в порядке.

– Что он выяснил?

– Несколько разговоров с городской квартирой. Очевидно, это он звонил секретарю. Некоторые происходили просто по номеру, другие персонально с Ричардом Вейдом. Много звонков было в Рино.

– В Рино?

– Получается, будто он ежедневно вел разговоры с женой.

– О чем, как ты думаешь?

– Хотъ убей, не пойму. Возможно, хотел убедиться, движется ли дело о разводе согласно намеченному плану и будет ли она в Нью-Йорке с документами в положенный срок.

В комнату вошла Делла. Лицо у нее было припудрено, так что почти не было заметно следов недавних слез.

Она довольно натурально изобразила улыбку и удивление при виде Пола:

– Привет, Пол!

– Хватит с меня «Привет, Пол!». Насилу дышу, эксплуататорша! – с притворным негодованием воскликнул Пол. – Из всех сумасшедших поручений, которые мне доводилось…

Она подошла к нему и положила пальчик на его руку.

– Не будь таким старым ворчуном, Пол!

– Ага, теперь я стал старым ворчуном, а как ты мне все это представила? Либо я занимаюсь похищением Эллен Монтейз, либо теряю работу у Мейсона?

– Ну что ты, Пол. Просто я старалась выполнить то, что хотел шеф. То есть как я тогда понимала его желания.

Дрейк сам повернулся к Мейсону:

– Ты сам порядочное золотце. Но эта девушка одна стоит двоих таких, как ты!

Мейсон подмигнул Делле:

– Ты сегодня к нему не подходи. Он переживает период собственного самовосхваления, восхищаясь своей ловкостью и находчивостью.

– Так он все-таки нашел Эллен?

– Нет, ее нашла полиция, – рассмеялся Мейсон.

– Ох!

Делла перепугалась.

– Все будет в порядке, Делла. Позвони в дом Сейбина, либо Ричарду Вейду, либо Чарлзу Сейбину. Скажи им, что я жду их у себя в ближайшее для них удобное время.

Он снова повернулся к Полу:

– Твои ребята выяснили, где были приобретены эти патроны?

– Не где приобретены, а кем приобретены, полиция уже наверняка знает.

Мейсон пренебрежительно махнул рукой.

– В данный момент сосредоточь все внимание на Рино. Узнай как можно подробнее, что миссис Сейбин там делала. Раздобудь для меня копии междугородных разговоров. Я имею в виду копии счетов, разумеется.

– Ладно. И учти, Перри Мейсон: в следующий раз, когда ты будешь отступать по той причине, что у тебя будут плохи дела, я тоже отступлю. У меня нет никакой охоты идти напролом под пулеметным огнем. Люди для того и придумали окопы, чтобы в них отсиживаться в минуту опасности!

Чарлз Сейбин и Ричард Вейд появились в кабинете Мейсона в самом начале двенадцатого.

Мейсон не стал тратить время на пустые разговоры.

– У меня есть кое-какие новости, – начал он, – которые могут вас заинтересовать. Как я говорил вам вчера вечером, я обнаружил местонахождение Казановы. Он находился у Эллен Монтейз, на которой Фремонт Сейбин, очевидно, женился под именем Джорджа Болдмана. Попугай был убит в ее доме либо вчера ночью, либо рано утром сегодня. Полиция считает, что его прикончила сама Эллен Монтейз. Попугай все время твердил: «Положи пистолет, Эллен! Не стреляй!»

Помедлив, Мейсон спросил, поочередно переводя глаза с одного посетителя на другого:

– Скажите, это о чем-нибудь вам говорит?

– Наверное, следует предположить, что попугай присутствовал при том, как убивали моего отца. В таком случае Эллен… Но которая Эллен?

– Не забывайте, что в хижине нашли другого попугая, – напомнил Мейсон.

– Возможно, убийца подменил попугая? – высказал предположение Вейд.

Чарлз Сейбин сказал:

– Прежде чем мы займемся обсуждением этого вопроса, я бы хотел сообщить вам нечто важное.

– Давайте, попугай может и подождать, – кивнул головой Мейсон.

– Я нашел завещание.

– Где?

– Вы помните, выяснилось, что в качестве поверенного отца по делу о разводе действовал Вильям Десмонд? Это явилось для меня неожиданностью. Я услышал имя этого нотариуса впервые от Вейда. Уж не знаю, по каким соображениям, но только отец не хотел поручать дело о разводе Каттеру, Грейсон и Брийт…

– Ясно! Он поручил составить новое завещание Десмонду, одновременно с тем, как вырабатывал условия развода? – спросил Мейсон.

– Да.

– Что написано в завещании?

Чарлз Сейбин вытащил из кармана записную книжку и протянул ее Мейсону.

– Я переписал его текст в той части, где он распоряжался своей собственностью.

«Так как я сегодня достиг соглашения с моей женой Эллен Сейбин, что ей надлежит получить от меня сумму в сто тысяч долларов наличными в качестве окончательной доли капитала по окончании бракоразводного процесса и представления мне нотариально заверенного свидетельства о разводе, я даю указания, что в том случае, если вышеназванная сумма в сто тысяч долларов будет выплачена моей вышеупомянутой жене, Эллен У. Сейбин, до того, как я умру, то никаких дополнительных ассигнований в ее пользу из всего того, что останется после меня, она не получит, ибо сумма в сто тысяч долларов вполне обеспечит ее до конца дней. Если же она не успеет получить деньги до моей кончины, тогда ей надлежит выплатить сто тысяч долларов наличными.

Никаких других притязаний на мою собственность у вышеназванной Эллен У. Сейбин быть не может.

Все остальное мое движимое и недвижимое имущество должно быть поделено поровну между моим любимым сыном Чарлзом Сейбином, который на протяжении долгих лет переносил выходки эксцентричного отца, оставаясь любящим, внимательным и почтительным сыном, и моим единоутробным братом Артуром Джорджем Сейбином, который может, однако, не пожелать принять от меня этого дара».

Сейбин поднял голову:

– Предположим, папа умер до оформления развода. Это имеет какое-нибудь значение?

– Никакого, – покачал головой Мейсон. – Завещание составлено таким образом, что Эллен У. Сейбин полностью вышла из игры. Расскажите мне про этого брата.

– Я дядю Артура почти не знаю, – сказал Чарлз Сейбин. – Я его ни разу не видел, но вообще-то понимаю, что он весьма оригинален. Например, после того, как папа разбогател, он несколько раз уговаривал дядю Артура войти в дело, но тот наотрез отказывался. Отец ездил к нему, на него произвела огромное впечатление философия жизни дяди Артура. Лично я считаю, что отход отца от дел был в какой-то мере вызван влиянием брата. По-видимому, он это и имел в виду, выражая сомнение в том, что он согласится принять от него деньги… Я думаю, мистер Мейсон, вы понимаете, что я считаю себя обязанным позаботиться о вдове моего отца?