– Фрэнни, – спросил Эдвард. – Ты пойдешь?
– Конечно.
Она улыбнулась его ужимкам, а он весело посмотрел на отца и жадно зачмокал губами, изображая голод.
Оливер снял тост со сковороды и полил его кленовым сиропом.
– Готово.
– Папа, смотри! Фрэнни!
Жук заполз в угол своего загончика, и Эдвард положил перед ним сухую горошину. Насекомое стало толкать ее вперед.
– Он сейчас забьет гол! – возбужденно воскликнул Эдвард.
Жук стал двигаться в другую сторону.
– Нет, болван! – Эдвард преградил ему путь рукой. – Сюда!
– Тост остывает! – напомнил Оливер, поставив сковороду в раковину и открывая кран.
Эдвард поднялся.
– Пока, мистер Бин, – сказал он и одним движением ноги раздавил жука. Затем сел за стол и спокойно взял в руки вилку и нож.
Фрэнни ошеломленно посмотрела на него, потом перевела взгляд на останки жука. Оливер мыл сковороду, стоя к ним спиной, и ничего не заметил. Эдвард отрезал кусок тоста, обмакнул в сироп и поднес ко рту; по подбородку потекла струйка сиропа. Он старательно жевал и, не успев проглотить кусок, уже отрезал следующий.
Фрэнни взглянула в его открытое веснушчатое лицо: карие глаза и рыжие кудри.
– Зачем ты сделал это?
Он молча продолжал есть.
Фрэнни почувствовала себя дурой из-за того, что он, как повелось, неизвестно по какой причине вопрос проигнорировал. Она нехотя, без аппетита разрезала свой тост и положила кусочек в рот. Вкус сладкого немного поднял ей настроение. Она старалась не смотреть на жука, но ее так и тянуло взглянуть вновь.
– Зачем ты это сделал, Эдвард? – повторила она.
Эдвард с занятым видом принялся листать страницы «Мейл он санди», бегло просматривая колонки, как будто выискивая что-то.
Оливер нахмурился. Эдвард молча продолжал переворачивать страницы, набив рот едой. Наконец он кончил есть, отложил вилку и нож и целиком сосредоточился на газете.
Оливер посмотрел на Фрэнни, вопросительно подняв брови, и она показала на останки жука. Когда он понял, что произошло, лицо его помрачнело.
– Эдвард, ты наступил на жука?
Эдвард проигнорировал вопрос и перелистнул страницу.
– Эдвард! – Оливер начинал сердиться. – Зачем ты это сделал? Почему ты убил его?
– Жуки – это вредители, папа.
– Они не все вредители. И ты вообще не имеешь права мучить животных.
Эдвард посмотрел на Оливера как на маленького.
Фрэнни увидела на его лице то же выражение, ту же силу, которая вчера заставила собаку задрожать и умчаться прочь, так же как сегодня она заставила замолчать его отца. По спине девушки пробежал холодок. В глазах Оливера она прочитала одновременно ярость и замешательство.
– Ради бога, папа, я не мучил его; я учил его играть в футбол. Фрэнни, ты закончила? Мы уже можем идти собирать сливы?
Эдвард зашел в судомойню и вынес две плетеные корзины с лямками через плечо. Одну он вручил Фрэнни. Она залпом допила чай, обулась и последовала за ним.
Они прошли по полоске недавно скошенной травы, тянувшейся вдоль каменной стены огорода. Солнце припекало, но уже поднялся легкий ветерок. Он раскачивал и шевелил кусты и листву деревьев, и они шелестели, как далекие волны. Скошенная трава, оставленная на газоне, в эту сухую жаркую погоду уже совсем высохла; воздух был наполнен острым, пряным ароматом сена и более едким запахом коровьей петрушки, росшей в беспорядке.
– Капитан Кирк пропал, – внезапно произнес Эдвард.
– Пропал? – переспросила она, гадая, что Оливер сказал ему.
– Он пропал, – повторил Эдвард и погрузился в молчание.
Фрэнни решила поменять тактику.
– Эдвард, в твоем фотоальбоме на чердаке есть газетная вырезка про человека по имени Джонатан Маунтджой, которого убили в Америке. Ты знаешь про нее?
– Да.
– Это ты вырезал ее?
Он кивнул.
– Зачем?
– Не знаю, – бесхитростно ответил он.
– Ты вырезаешь еще какие-нибудь заметки из газет?
– Иногда.
– Какие?
Реакции не последовало. Она посмотрела на него.
– Эдвард?
Никакого ответа. Он ушел в себя, по своему обыкновению, словно забыв о ней.
Вместе они вошли на территорию большого, безнадежно запущенного сада. Фрэнни увидела ряды деревьев, усыпанных фруктами; под их тяжестью ветки склонились почти до земли. Повсюду в высокой траве, среди буйно разросшихся сорняков, лежали сливы. Вокруг них было полно ос и мух, зарывавшихся в спелые плоды. Фрэнни наступила на сливу, услышала, как та чавкнула под ногой, и поглядела на остатки коричневой перезревшей мякоти. Впереди за стволами деревьев она различила ряды яблонь, тоже согнувшихся под тяжестью плодов, которые еще не дозрели.
Эдвард подпрыгнул, уцепился за нижнюю ветку и повис на ней, а потом отпустил руки. Дерево затряслось, и сливы градом полетели на землю. Одна из них, ударив Фрэнни по голове, упала. Девушка подняла ее, вытерла о джинсы и надкусила. Слива была водянистой и имела отчетливый гниловатый вкус.
– «Виктория» – самые лучшие, Фрэнни, – сказал Эдвард, хватая ее за руку. – Давай собирать их!
– Как они называются по-латыни?
Он не ответил и, крепко сжав ее руку, быстро потащил Фрэнни, будто боясь, что фрукты исчезнут. Они подошли к группе деревьев, усыпанных крупными вытянутыми сливами, зелеными или желтыми с красными крапинками.
– Вот эти! – сказал он.
Фрэнни сорвала одну и надкусила. Слива была твердой и кислой.
– Они поспевают намного позже других, – пояснил Эдвард. – Поэтому надо внимательно смотреть и собирать только хорошие. Я достану сейчас тебе одну! – Он отпустил ее руку и бросился вперед, вглядываясь в листву соседнего дерева. Изучив большую ярко-желтую сливу, Эдвард осторожно, как будто она могла разбиться, обхватил ее пальцами и медленно потянул, сморщившись от напряжения. – Вот! – Он протянул сливу Фрэнни.
– Спасибо! – Она приняла ее, поднесла ко рту и надкусила. Тут же внутреннюю сторону губы что-то защекотало. Фрэнни почувствовала странное шевеление во рту, а потом чудовищную боль. Она начала яростно отплевываться. В язык как будто воткнули раскаленную иглу. Фрэнни отчаянно мотала головой, сплевывая снова и снова. Что-то металось у нее во рту и вновь ужасно больно ужалило ее.
Она сплевывала снова и снова, наружу вылетали маленькие кусочки сливы. Затем появилось что-то темное, упало, ударившись о землю, и вновь поднялось вверх. Это была оса; с трудом держась в воздухе, она улетела прочь.
Фрэнни прижала руку ко рту, чувствуя невыносимую боль, сжала пальцами губу, потом язык, пытаясь облегчить мучения. Она увидела еще одну осу, вьющуюся вокруг нее, и в панике замычала и затрясла головой.
– Эдвард! Помоги! – Она сильнее прижала язык пальцами, сжала губы и, спотыкаясь, шагнула вперед; глаза застлали слезы. – Эдвард! – Ветка хлестнула ее по лицу. – Эдвард! – Другая ветка ударила по глазам.
Нашатырный спирт – от пчел, уксус – от ос. Так сказал отец, когда ее в детстве ужалило. СП. УО. Спирт – пчелы, уксус – осы. Эта мысль стучала у нее в голове, пока Фрэнни, спотыкаясь, выбралась из сада и как можно скорее побежала вдоль стены по дорожке к дому.
СП-УО-СП-УО.
Уксус. Она представила себе бутылочку. СП. УО.
Уксус. В кафе ее родителей он стоял на каждом столике. Уксус и острый соус. Боль жгла рот. Слезы рекой лились из глаз. С каждой секундой ей становилось все хуже.
СП. УО. Слова жужжали в мозгу, как оса. Подгоняя себя, она повторяла их снова и снова, боясь, что не будет знать, что делать, когда прибежит домой. Где же Эдвард? Она все еще держала в руках корзинку. Фрэнни едва сдерживала отчаянный крик. Она выхватила из кармана платок и, запихнув его в рот, заторопилась дальше.
Тем временем Эдвард потряс другое дерево и стал деловито подбирать с земли самые хорошие сливы, внимательно проверяя, нет ли на них насекомых. Затем аккуратно укладывал сливы в корзинку, стараясь не помять ни одной. Он работал методично, помня, что не следует слишком сильно наполнять корзину, иначе ее будет тяжело нести.