– Да, конечно.

За деревьями виднелся какой-то непонятный ворох парусины, и он привлек внимание Таппенс.

– Так что с ним все будет в порядке, – заверил ее Марсдон.

– С Томми безусловно все будет в порядке, кто в этом сомневается, – отмахнулась Таппенс. – Зачем вы разговариваете со мной как с малым ребенком? Мы с ним оба не побоимся рискнуть, если надо. А что это там такое лежит?

– Это... м-м-м... Об этом как раз и пойдет речь. Мне поручено сделать вам одно предложение. Но только... честно говоря, мне оно не по сердцу. Понимаете ли...

Таппенс надменно посмотрела на него.

– Почему же не по сердцу?

– Но ведь... поймите меня правильно... вы мать Деборы. Ну и... что скажет мне Дебора, если...

– Если я схлопочу пулю в затылок? – уточнила Таппенс. – Лично я бы посоветовала вам ничего ей об этом не говорить. Человек, сказавший, что объясняться не имеет смысла, был совершенно прав.

Потом она приветливо улыбнулась и сказала:

– Дорогой мой, я отлично понимаю ваши чувства. Вы считаете, что одно дело, когда вы или Дебора, вообще кто-нибудь из молодого поколения, идете на риск, это нормально, а вот людей пожилых надо ограждать от опасностей. И все это совершенная чушь, потому что, если кто-то должен погибнуть, гораздо лучше, чтобы это был человек пожилой, уже проживший лучшую часть своей жизни. И вообще, перестаньте смотреть на меня как на святыню, то есть мать Деборы, и просто расскажите, какую опасную и неприятную работу мне предстоит выполнить?

– Знаете что? – восторженно проговорил ее молодой собеседник. – По-моему, вы великолепны, просто великолепны!

– Обойдемся без комплиментов, – сказала Таппенс. – Я и сама о себе высокого мнения, поэтому нет надобности меня расхваливать. Так что, собственно, требуется?

Тони указал на ворох ткани.

– Это остатки парашюта, – пояснил он.

– Ага, – произнесла Таппенс. Глаза ее заблестели.

– Был сброшен одиночный парашютист, – продолжал Марсдон. – По счастью, дежурные добровольцы проявили себя дельными ребятами, они вовремя заметили парашют и по приземлении ее схватили.

– Ее?

– Это была женщина в форме медицинской сестры.

– Жаль, что не монахиня, – сказала Таппенс. – Тут столько рассказывают про монахинь, протягивающих в автобусе деньги на билет в мускулистом волосатом кулаке.

– Нет, это была не монахиня и не переодетый мужчина. А женщина средних лет, небольшого роста и миниатюрного телосложения.

– То есть вроде меня.

– Вы угадали.

– Ну, и что дальше?

Марсдон медленно произнес:

– А дальше зависит от вас.

Таппенс улыбнулась.

– Я согласна, дело решенное. Куда я должна отправиться и что сделать?

– Миссис Бересфорд, вы просто героиня. Вы потрясающе отважная женщина!

– Куда мне отправиться и что сделать? – нетерпеливо повторила Таппенс.

– Инструкции, к сожалению, очень скупы. В кармане у парашютистки оказался листок, на котором по-немецки написано следующее: «Дойти пешком до Ледербэрроу, направление на восток от каменного креста. Асальф-роуд, 14, доктор Биньян».

Таппенс подняла глаза – на вершине холма виднелся каменный крест.

– Он самый, – сказал Марсдон. – Дорожные знаки, понятно, сняты, но Ледербэрроу – довольно большой населенный пункт, и, двигаясь на восток, вы мимо не пройдете.

– Далеко?

– Не меньше пяти миль.

Таппенс слегка поморщилась.

– Полезная предобеденная прогулка, – сказала она. – Надеюсь, доктор Биньян пригласит меня отобедать, когда я до него доберусь.

– Вы говорите по-немецки, миссис Бересфорд?

– Лишь настолько, чтобы объясняться в гостиницах. Придется сказать, что у меня строжайшие инструкции: говорить только по-английски.

– Это очень рискованно.

– Вздор. Кому может прийти в голову, что произвели подмену? Или на мили кругом все знают, что спустился парашютист?

– Те двое добровольных охранников задержаны начальником полиции, чтобы они не вздумали хвастаться своим подвигом перед знакомыми.

– Может, кто-нибудь еще это наблюдал. Или слышал разговоры.

– Моя дорогая миссис Бересфорд, здесь каждый божий день ходят разговоры, что кто-то видел, как спустился один парашютист, или два парашютиста, или три, четыре и так далее вплоть до ста.

– Да, пожалуй, – согласилась Таппенс. – Ну что ж. Ведите меня.

Тони сказал:

– Костюм у нас здесь. И наготове женщина из полиции, специалистка по гриму. Идемте.

Под сенью деревьев оказалась наскоро сколоченная лачужка. У входа стояла немолодая женщина весьма деловитого вида. Она быстро оглядела Таппенс и одобрительно кивнула.

Таппенс вошла под крышу, уселась на деревянный ящик и отдалась в профессиональные руки. Наконец гримерша отступила на шаг, поглядела на свою работу и сказала:

– Ну вот. По-моему, у нас получилось очень даже недурно. А ваше мнение, сэр?

– Превосходно, – подтвердил Тони.

Таппенс протянула руку и взяла у гримерши зеркало. При виде своего лица она чуть не вскрикнула от изумления.

Выщипанным бровям был придан новый рисунок, отчего выражение лица стало совершенно другим. Маленькие кусочки липкого пластыря, прикрытые начесанными на уши волосами, подтянули кожу и изменили контур лица. На носу появилась небольшая нашлепка, так что у Таппенс вдруг стал орлиный профиль. Умело наложенный грим прибавил ей несколько лет, по обе стороны рта шли вниз выразительные глубокие складки. А в целом лицо приобрело вид покладистый и слегка глуповатый.

– Вот это мастерство! – восхитилась Таппенс и потрогала нашлепку у себя на носу.

– Осторожнее, – предостерегла ее гримерша. Она достала две каучуковые полоски. – Вы сможете держать это за щеками?

– Ничего не поделаешь, по-видимому, придется, – поморщившись, ответила Таппенс.

Она заложила прокладки за щеки, подвигала челюстями. Они особенно не мешали.

– Ничего страшного, – вынуждена была признать она.

После этого Тони скромно вышел за дверь, а Таппенс скинула свою одежду и облачилась в форму медсестры. Форма оказалась более или менее впору, только чуть тесновата в плечах. И довершила ее новый облик синяя санитарная шапочка. Только переобуться в туфли с квадратными носами Таппенс наотрез отказалась.

– Если я должна пройти пять миль пешком, – решительно сказала она, – я могу это сделать только в собственной обуви.

И Тони и гримерша признали ее резоны, тем более что ее собственная обувь, синие же уличные башмаки, вполне подходили к сестринской форме. Таппенс поинтересовалась содержимым синей сумки. Пудреница, губная помада, два фунта четырнадцать шиллингов и шесть пенсов английских денег, носовой платок и удостоверение личности на имя Фриды Элтон, Манчестер-роуд, 4, Шеффилд. Она переложила туда же и свою пудреницу с помадой и встала, готовая в путь.

Тони Марсдон отвернул голову и хрипло проговорил:

– Я ощущаю себя последней свиньей, что отпускаю вас на это дело.

– Сочувствую вам.

– Но, понимаете, нам жизненно необходимо получить хоть какую-то информацию о том, где и как будет производиться высадка.

Таппенс похлопала его по плечу.

– Не казнитесь, мой мальчик. Хотите верьте, хотите нет, но я получаю большое удовольствие.

И Тони опять сказал:

– Вы просто героиня!

Немного усталая, Таппенс остановилась перед домом номер 14 по Асальф-роуд и прочла на дверной дощечке, что доктор Биньян, оказывается, не врач, а хирург-стоматолог. Краем глаза она заметила Тони Марсдона – он сидел за рулем спортивного автомобиля чуть дальше по той же улице.

Они договорились, что Таппенс дойдет до Ледербэрроу пешком, как было сказано в инструкции, потому что если она приедет в автомобиле, кто-нибудь может это заметить. И действительно, когда она шла, над холмами пролетели два вражеских самолета, снизились, описали круг и скрылись. Они вполне могли разглядеть одинокую женщину, шагающую по направлению к городу.

Тони вдвоем с полицейской гримершей выехал из оврага в другую сторону, сделал большой крюк и остановил машину дальше по Асальф-роуд. Теперь все было готово.