– Ваша правда, я тоже так считаю, – прогудела миссис О'Рурк. – Мы тут все можем подтвердить: из вас эти сведения клещами не вытянешь.
– Письма могут прочесть, – не согласился Блетчли.
– Я очень осмотрительна и нигде их не оставляю, – тоном оскорбленного достоинства произнесла Таппенс. – Эти письма я всегда запираю.
Майор Блетчли с сомнением покачал головой.
3
Утро было хмурое, с моря дул холодный ветер. Таппенс одна дошла до конца пляжа.
Она вынула из сумочки два письма, за которыми зашла в газетный киоск по дороге.
Письма шли довольно долго, в Лигемптон их переадресовали на фамилию миссис Спендер. Таппенс предпочитала запутывать следы. Ее дети считали, что она гостит в Корнуолле у старой тетки.
Она распечатала первое письмо.
«Дорогая мамочка!
Я мог бы порассказать тебе уйму забавных вещей, но нельзя. По-моему, мы тут проявили себя недурственно. Пять немецких самолетов сегодня перед завтраком – неплохая биржевая котировка. Сейчас, правда, еще не все в ажуре, но в конце концов мы добьемся успеха.
Не могу им простить, что они расстреливают из пулеметов мирных людей на дорогах. Это всех наших приводит в бешенство. Гас и Трандлс просят тебе кланяться. У них по-прежнему дела идут отлично.
Не волнуйся обо мне. Я в порядке. Ни за что на свете не согласился бы остаться в стороне. Привет Рыжему. Дали ему наконец какую-нибудь работу?
Твой Дерек».
Глаза Таппенс, когда она читала, а затем перечитывала это письмо, влажно блестели.
Потом она вскрыла второе письмо.
«Дорогая мамуся!
Как поживает старенькая тетя Грейси? Надеюсь, держится молодцом? По-моему, вы герои, что все это терпите. Я бы не смогла.
Новостей никаких. Работа у меня интересная, но такая засекреченная, что ничего не могу про нее рассказать. Все-таки приятно сознавать, что делаешь полезное дело. Не огорчайся, что тебе не удалось получить военную работу, – право же, это совершеннейшая глупость, что пожилые женщины так хлопочут, чтобы им что-нибудь поручили. Сейчас нужны молодые и надежные работники. А как Рыжий справляется со своей работой в Шотландии? Заполняет бланки и подшивает бумаги, бедняжка. Но все-таки доволен, наверно, что при деле.
Обнимаю и целую,
Дебора».
Таппенс усмехнулась.
Она сложила оба письма, любовно погладила, а потом, укрывшись от ветра под стеной мола, чиркнула спичкой, подожгла листки и выждала, пока они рассыпятся в пепел.
Затем, достав авторучку и блокнот, торопливо настрочила ответы:
«Лангерн, Корнуолл.
Дорогая Деб!
Мы так удалены здесь от войны, даже не верится, что где-то она все-таки идет. Очень рада была получить от тебя письмо. Хорошо, что у тебя интересная работа.
Тетя Грейси сильно одряхлела и не совсем хорошо соображает. По-моему, она мне рада. Она много рассказывает о прежней жизни, но иногда, кажется, путает меня с моей матерью. У них здесь теперь выращивают гораздо больше овощей, чем раньше, бывший сад превратили в картофельное поле. Я понемногу помогаю старику Сайксу. Это дает мне ощущение, будто я тоже делаю что-то для войны. Ваш папа, кажется, не вполне удовлетворен своими теперешними обязанностями, но все-таки, как ты правильно пишешь, по-моему, ему тоже приятно делать хоть что-то полезное.
Нежно целую,
твоя мама за два пенса».
Таппенс перевернула чистый листок.
«Родной мой Дерек!
Твое письмо очень меня ободрило. Присылай почаще армейские открытки с приветами, если некогда писать письма.
Я приехала погостить к тете Грейси. Она сильно одряхлела, о тебе говорит как о семилетнем мальчике, а вчера дала мне десять шиллингов, чтобы я послала тебе от нее в подарок.
Я по-прежнему не у дел – никому не требуются мои бесценные услуги. Поразительно! Папа, как я уже сообщала, получил работу в Министерстве Потребностей. Его отправили куда-то на север. Лучше, чем ничего, конечно, но все же не то, чего бы ему, бедному, хотелось, рыжему старикашке. Хотя я считаю, мы должны держаться скромно, не лезть на рожон и предоставить воевать вам, молодым дуралеям.
Не прошу тебя беречься, поскольку понимаю, что сейчас от тебя требуется как раз противоположное. Но смотри не делай глупостей.
Нежно целую,
Таппенс».
Оба своих письма Таппенс вложила в конверты, надписала адреса, приклеила марки и на обратном пути в «Сан-Суси» опустила в почтовый ящик.
Идя по улице вверх, она вдруг заметила впереди двух человек, мужчину и женщину, занятых разговором. Таппенс остановилась как вкопанная: женщина была та же, что вчера справлялась у нее о «мистере Розенштейне», а ее собеседник – не кто иной, как Карл фон Дейним.
Никакого укрытия на улице не было, незаметно подобраться к ним и подслушать их разговор не представлялось возможным. Мало того, в эту минуту молодой немец повернул голову и увидел ее. И тут же разговаривающие вдруг расстались, женщина перешла через улицу и торопливо прошла мимо Таппенс по другой стороне. А Карл фон Дейним остался поджидать миссис Бленкенсоп. И когда она с ним поравнялась, учтиво пожелал ей доброго утра.
Таппенс сразу же сказала:
– Какое необычное лицо у дамы, которая сейчас с вами разговаривала, мистер Дейним.
– Да. Она из Центральной Европы. Полька.
– Вот как? Ваша знакомая? – поинтересовалась Таппенс, довольно похоже подражая тете Грейс, когда та приставала к ней в молодости с неуместными расспросами.
– Отнюдь, – сухо ответил Карл. – Никогда ее раньше не видел.
– О, неужели? А мне показалось... – Таппенс сделала красноречивую выжидательную паузу.
– Она только спросила дорогу. Я говорил с ней по-немецки, потому что она плохо владеет английским.
– А-а, понятно. Ей нужен был какой-то адрес?
– Нет, она спрашивала, не знаю ли я тут поблизости некой миссис Готлиб. Я не знаю, и тогда она говорила, что, по-видимому, неверно записала название дома.
– Ах, так.
Мистер Розенштейн. Миссис Готлиб.
Таппенс искоса взглянула на Карла фон Дейнима, шагавшего бок о бок с нею. Лицо его было неподвижно, спокойно.
Но эта странная женщина определенно внушала Таппенс подозрение. И когда она их заметила, они уже какое-то время беседовали, это факт.
Карл фон Дейним?
Разговор Карла и Шейлы в то утро. «Будь осторожен, Карл».
Таппенс подумала: «Я надеюсь... я очень надеюсь, что эти молодые люди не замешаны в заговоре!»
Слюнтяйство, тут же упрекнула она себя. Постарела и рассиропилась. В этом-то и дело. Нацистская идеология – это идеология молодых. Нацистские агенты и должны быть молодыми. Карл и Шейла. Правда, Томми утверждает, что Шейла не замешана. Но Томми – мужчина, а Шейла красива необычной, поразительной красотой.
Карл и Шейла. А за ними прячется эта загадочная фигура – миссис Перенья. Миссис Перенья – то заурядная болтливая хозяйка гостиницы, то вдруг в ней промелькнет на миг сильная трагическая личность.
Таппенс медленным шагом поднялась к себе в комнату.
Вечером, перед самым сном, она выдвинула длинный ящик бюро. Сбоку в глубине лежала маленькая лакированная шкатулка, запертая на слабый дешевый замочек. Таппенс натянула перчатки и отперла шкатулку. Здесь она хранила письма, сверху – полученное сегодня от «Реймонда». Соблюдая все предосторожности, она достала и развернула его. И тут же сурово поджала губы: утром в сгибе листа была положена ресница – сейчас ее там не было.
Таппенс подошла к умывальнику. Взяла пузырек с безобидной наклейкой: «Серый порошок»[43] – с указанием дозы.
Умело посыпав им лакированную крышку шкатулки и письмо, Таппенс присмотрелась – отпечатков пальцев ни там, ни там не было. Она еще раз удовлетворенно кивнула.
