— Правильно, — кивнул Ршава. — Скотос — это бог, который побеждает Фоса. И Скотос использует хаморов, использует твой народ, чтобы победить Видесс.

Колакша нахмурился:

— Но Скотос — злой бог, да? Хамор не злой. Хамор хороший. Я хороший. — Он вновь ткнул себя пальцем в широкую грудь. — Видесс это увидеть. — И вождь добавил что-то на своем языке.

Если это не было повтором уже сказанного, Ршава изумился бы.

Он едва не рассмеялся в лицо степняку, так же как рассмеялся сам Колакша после сардонической шутки о стервятнике. Ршаву сдержало лишь опасение разгневать вождя. Никто и никогда не считает себя злодеем в собственных глазах. Похоже, это было столь же верно среди диких степных кочевников, которые насиловали и убивали для развлечения, как и среди вежливых и уточненных видессиан, которые… насиловали и убивали для развлечения.

Ршава тоже не считал себя злодеем. Он был реформатором, человеком, которому не дала занять подобающее место умышленная слепота тех, кто вцепился дрожащими от страха руками в отживший порядок вещей. Что ж, Видесс еще увидит. Ршава был способен взглянуть на свои злодеяния не более, чем Колакша — на свои. И он больше не был в состоянии понять, что не может оценивать их здраво.

Хаморский вождь поглядел на него, на мертвых лошадей и стервятников, уже начавших над ними кружиться, и кивнул. Так или иначе, он принял решение.

— Ты идти. — Он махнул в сторону лагеря кочевников. — Идти, да. Ты сражайся с Липокша. Почему нет? Когда он тебя убить, мы пойти дальше.

— Перемирие, пока мы с ним будем сражаться? — спросил Ршава.

— Да, да. — Колакша нетерпеливо кивнул, словно избавляясь от мальчишки, приставшего с какой-то ерундой. — Мы тебя не трогать раньше. Пусть Липокша убить тебя.

Уверенность вождя устрашала. «Но я не позволю себя запугать, только не сейчас», — подумал Ршава и гордо задрал голову. Он надменно взглянул на вождя… сквозь него:

— А если я одолею его?

— Тогда мы слушать тебя. — Колакша рассмеялся. — Но ты не сделать это.

— Посмотрим. Мой бог поддержит меня.

Хаморский вождь опять рассмеялся — и даже громче прежнего, как будто теперь Ршава рассказал ему самую смешную историю. Но сам Ршава ничего смешного тут не находил.

— Отведи меня к этому Липокше, — сердито велел он. — А когда приведешь, запомни его хорошо, потому что больше ты его не увидишь.

От такой похвальбы Колакша еще громче расхохотался.

Когда Липокша вышел из своей палатки, он оказался вовсе не таким, каким ожидал его увидеть Ршава. Не более грубая, волосатая и варварская версия Колакши — нет; шамана можно было бы с легкостью принять за женщину. Лицо у него было гладким и безволосым, длинные черные волосы спадали на плечи. Более того, хаморский шаман двигался с женской плавностью и грацией. На нем были длинная рубаха и штаны из оленьей кожи, украшенные бахромой на груди, спине, коленях, лодыжках, локтях и запястьях — и в паху.

Когда он говорил на своем языке, голос был легким и высоким — не совсем женским, но и не вполне мужским. Ршава щелкнул пальцами, вспомнив что-то прочитанное давным-давно.

— Ты энари! — воскликнул он.

Слово было позаимствовано из языка степняков, оно не имело эквивалента в видесском.

Липокша, похоже, совсем не знал видесского. Зато Колакша удивленно вздрогнул, услышав от Ршавы слово на родном языке.

— Откуда ты знать? — вопросил он жестким от подозрительности голосом.

— Прочитал, — объяснил Ршава. Но такой ответ не имел смысла для кочевника, не знавшего слов «читать», «писать» и «книга». «Воистину варвар, — подумал Ршава. — Действительно ли я хочу жить среди этих людей? Но какой у меня выбор? Я больше не могу жить в Видессе, пока империя не рухнет».

В конце концов Колакша бросил все попытки его понять. Липокша снова заговорил двуполым, женоподобным голосом. Да, женоподобным. Ршава мысленно кивнул. Он вспомнил это слово: торговцы, путешествовавшие по Пардрайской степи, употребляли его, рассказывая об энари.

Вождь перевел для Ршавы слова шамана:

— Он сказал, ты не видесский колдун, не видесский жрец.

— Это так, — рассудительно согласился Ршава.

Липокша, наверное, имел в виду, что Ршава не такой, как они… Но если бы энари хотел сказать, что Ршава не любит чародеев и священников, то оказался бы не менее прав.

Липокша сказал что-то еще. Интересно, этот высокий и тонкий голос для него естественный или приобретенный? Ршава хотел спросить об этом, но не смог, потому что услышал хрипловатый и, безусловно, естественный баритон Колакши:

— Ты хотеть его место, да?

— Да.

Липокша вновь что-то прощебетал.

Колакша перевел:

— Он говорит, если ты хотеть быть как хамор, сражайся как хамор. Вы идти вместе в палатка из войлок. Вы сражаться там. — Вождь нахмурился. Он хотел сказать что-то другое. Его лицо с грубыми чертами на несколько секунд стало удивительно задумчивым. Потом оно просияло: вождь нашел нужные слова. — Ваши духи сражаться там. Один выйти из палатка, — небрежно добавил он, — другой… — Он сделал жест, смысл которого был понятен без слов.

— Как наши духи будут сражаться в войлочной палатке? — спросил Ршава. Торговцы рассказывали и об этом ритуале, но подробности он вспомнить не мог.

Колакша моргнул. Когда он перевел шаману слова Ршавы, Липокша, похоже, тоже удивился.

— Невежественный чужой, — презрительно бросил Колакша, весьма напоминая видессианина, насмехающегося над варваром. — Все люди знать палатка, где дышать дым от конопля. — Он раздул ноздри и шумно вдохнул, демонстрируя, что имеет в виду.

— Не все люди, потому что я не знаю, — педантично уточнил Ршава, отчего Липокша и Колакша посмотрели на него с еще большим презрением. — Что может сделать вдыхание дыма конопли?

Когда вождь перевел вопрос, энари произнес несколько длинных фраз на своем гортанном языке, для убедительности размахивая руками. Колакша перевел его тираду, или часть ее, на видесский:

— Отправлять в мир духов. Ты хотеть сражение духов, должно быть там.

— А-а… — Ршава подавил укол тревоги. Наверное, конопляный дым действует как некий наркотик, или же степняки в своем варварском невежестве так считают. Липокша явно хотел провести магическую дуэль на своих условиях. «А уверен ли ты в своих поступках?» — подумал Ршава и кивнул. Он был уверен. А если даже и не уверен, отступать сейчас было поздно. Деваться ему все равно некуда, ехать — тоже. И он как можно решительнее кивнул: — Тогда пусть будет так, как ты сказал. Войлочная палатка.

Хаморы быстро установили палатку. По размерам она была меньше других, потому что предназначалась не для жилья, а только для ритуала. В отличие от палаток, в которых кочевники жили, наверху у нее не имелось отверстия для выхода дыма, потому что дыму полагалось скапливаться внутри. Кроме того, полог, не дающий дыму выходить, можно было плотно закрепить сыромятными ремешками.

Ремешки у полога имелись как внутри, так и снаружи. Из объяснений Колакши на ломаном видесском Ршава уяснил, что степняки дышат конопляным дымом не только во время магических поединков, но и для развлечения. Однако сегодня будут завязаны только внутренние ремешки. Победителю дуэли придется развязать их самому.

Без отверстия наверху и при закрытом пологе в палатке было темно. Липокша прихватил с собой лампу и жаровню, на углях которой будут гореть семена конопли. От лампы шел странный запах, но Ршава быстро догадался, что в ней горит сливочное масло, а не оливковое. Он вздохнул. Да, сейчас он среди варваров.

«Но они, во всяком случае, дают мне шанс, — гневно подумал он. — А от соплеменников я этого не добился».

Липокша жестом велел ему сесть, скрестив ноги, возле жаровни. Шаман уселся напротив Ршавы. Колени у Ршавы хрустнули; для энари такая поза была привычной. Ршава понял, что стулья в палатках кочевников искать бесполезно. Хаморы привычны сидеть на земле или на коврах: само собой, что от этого они более гибкие, чем средний видессианин.