Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Не то. Не то. Не то…

Вот. Тяжелая большая икона, или картина, Бармин в этом не разбирался, в деревянной раме, старого, на вид, дерева, красноватого цвета. Она была покрыта толстым слоем пыли. Он торопливо стер пыль рукавом гимнастерки с лица, изображенного на ней мужчины.

С картины на него скорбно смотрел лик человека, упорно именующего себя на допросах Иисусом из Назарета. Непослушными пальцами Бармин развернул бирку эксперта-искусствоведа, определявшего принадлежность и ценность картины.

«Иисус Христос — Спаситель человеческий. Авт. Лукас Кранах Старший. Около перв. пол. 16 века. Бесценна. Эксп. Ю. В. Нефедов».

Пол поехал в сторону, картина, вывалившись из разом ослабевших рук, с глухим стуком ударилась о деревянный пол. Бармин схватился руками за стойки стеллажа, к глазам подступила тьма.

— Что с вами, товарищ старший майор? — откуда-то издалека донесся испуганный голос сопровождающего…

Глава тридцатая

2.9. Генрих Ягода. Он же Енурих Иегуда из Вифлеема

Переступая через высокий порог, Бармин зацепился сапогом за уголок ковра и чуть не чертыхнулся, но прикусил язык — в обширном помещении приемной со скудной мебелью находились еще два человека. За столом, уставленным разнокалиберными, но лишь двух цветов — слоновой кости и черным, телефонами на простом стуле сидел человек в синей коверкотовой гимнастерке с петлицами старшего майора госбезопасности. Рядом за приставным столиком быстро стрекотал на пишущей машинке капитан со знаками различия танкиста.

Оба мельком взглянули на вошедшего. Второй продолжил свое занятие, изредка посматривая на лежащий рядом печатный текст, испещренный пометками, сделанными красным карандашом. Заметив взгляд старшего майора в сторону перепечатываемой бумаги, он прекратил стучать по клавишам, перевернул бумагу тыльной стороной кверху и уставился на следователя немигающим взглядом.

Тот, хотя и привычный к острым неожиданным ситуациям, все же смутился и неловко, демонстративно отвел глаза в сторону.

— Бармин? — спросил первый. И получив утвердительный ответ, снял трубку черного телефона без наборного диска и просто сказал в него фамилию вошедшего.

— Проходите, Вас ждут, он положил трубку на место.

Старший майор взялся за бронзовую ручку двери и толкнул ее, машинально, отметив висевшую на ней блестящую латунную табличку со строгой гравировкой: Народный комиссар СССР и внизу большими буквами: ЯГОДА ГЕНРИХ ГРИГОРЬЕВИЧ.

Уже с порога он отдал честь сидевшему в глубине громадного кабинета небольшого роста человеку с большими золотыми звездами в петлицах. Сразу бросались в глаза большой выпуклый лоб с залысинами и черные, раздвоенной щеточкой, усы.

— Товарищ Генеральный комиссар государственной безопасности, — начал вошедший, — старший…

Но Ягода, подняв правую руку, махнул ладонью вниз, останавливая стандартное представление, и той же рукой указал на стул с прямой спинкой, стоящий в ряду таких же, в начале длинного стола для совещаний, покрытого зеленым сукном.

— Что Вы можете сказать о личности человека, в отношении которого Вами проводится расследование, — отрывистые рубленые слова сразу настроили следователя на привычное четкое изложение сути дела.

— Неизвестный, задержанный без одежды и документов в Марьиной Роще, допрошен мною трижды… — докладывая наркому, Бармин автоматически фиксировал всю обстановку кабинета.

Прямо над высоким черным кожаным креслом, в котором сидел Ягода, висел большой портрет Сталина. Вождь смотрел строго, с мудрым прищуром внимательных глаз и, казалось, слегка усмехался в усы.

Справа над плечом наркома, ниже и правее портрета Сталина в простой деревянной рамке висело исполненное крупными черными буквами Постановление ЦИК и СНК Союза ССР, текст которого гласил:

1. Установить звание — Генеральный комиссар государственной безопасности.

2. Присвоить звание Генеральный комиссар государственной безопасности тов. Ягоде Генриху Григорьевичу, Народному Комиссару Внутренних Дел Союза ССР.

Председатель Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР М. Калинин
Председатель Совета Народных Комиссаров Союза ССР В. Молотов
Секретарь Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР И. Акулов

На противоположной от Бармина стене висела громадная картина художника Б. Иогансона «Сталин и Ягода на строительстве Беломорско-Балтийского канала». Вождь шел в центре в военной шинели, без знаков различия и военной, немного приплюснутой, фуражке со звездочкой. Правая рука засунута за борт шинели, лицо умное и сосредоточенное. По его левую руку находился улыбающийся Ягода, также в форме, но еще старой — ОГПУ. Немного сзади и справа шел Молотов в черном пальто, черной круглой шляпе, в галстуке и в очках, он что-то говорил. За ним следовал Ворошилов в военной форме, он полуобернулся в сторону стройки. Задним фоном служил огромный шлюз с темной водой внизу, но еще недостроенный.

В наркомате шептались, что картина была написана заранее, задолго до посещения Сталиным великой стройки, а вместо Ворошилова был изображен нарком путей сообщения Лазарь Каганович, которого пришлось замазать.

За спиной Бармина на стене висела очень большая и подробная политическая карта Советского Союза. Кроме мебели и ковра больше в кабинете ничего не было.

… полагаю, что его религиозные воззрения носят антисоветский характер. По картотекам и спецучетам не числится. В преступной деятельности не замечен, — закончил доклад следователь.

— Как же, — добродушно улыбнулся Ягода, но в голосе его зазвучал металл, — а контрреволюционная агитация и пропаганда, вы же сами сказали об антисоветской направленности его воззрений.

— Но, ведь нужно, чтобы он их распространял, до кого-то доводил… — растерялся Бармин, — следствием не добыто…

— Пока не добыто. И плохо, что не добыто, — с укоризной проговорил нарком, но глаза его сузились, а губы под щеточкой усов плотно сжались.

— Виноват, товарищ Генеральный… — вскочил следователь.

— Виноват… — все тем ровным голосом, с металлическим оттенком, согласился глава НКВД, — не додумали, не посоветовались, к Молчанову не зашли…

К Молчанову, начальнику секретно-политического отдела, следователь, как раз, заходил и пытался выяснить, что же делать с совершенно бесперспективным делом, но тот лишь отмахнулся — не до тебя. Бармин не стал говорить об этом наркому по понятным причинам и лишь опустил голову.

— Виноват, — вновь потерянно пробормотал он.

— Говорите, не доводил… не распространял, — продолжал нарком, — а, вы — разве не человек? Вам он говорил?

— Так точно.

— Значит, уже доводил и распространял…

— Так точно.

— А, патрульные, что его задержали… а, врачи, что его лечили… и другой медицинский персонал… а, психиатры и другие эксперты, что его опрашивали… а, сокамерники, что с ним сидят…

— Так точно, — убито сказал Бармин, уже видя себя, в лучшем случае, разжалованным.

— А, вы говорите не рапространял, не доводил… — совсем уж ласково сказал нарком, заглядывая собеседнику в глаза.

— Так точно. То есть, никак нет! То есть… — запутался следователь, почуявший себя уже укрывателем преступника и прощавшийся со свободой, а то и с жизнью.

— Вы ведь, никого больше не допросили…

Бармин допросил патрульных — по поводу обстоятельств задержания, а также врачей и судмедэкспертов по вопросам, связанным с причинением задержанному многочисленных телесных повреждений, но промолчал и об этом.

— Так точно, — лишь, еле шевеля помертвевшими губами, прошептал он.

— Вот и допросите. Они ведь все вам расскажут, правда?

— Так точно, товарищ Генеральный комиссар! — жизнь возвращалась к Бармину, — он поднял глаза и преданно ел ими начальство.

— И предъявляйте обвинение по 58–10 (контрреволюционная агитация и пропаганда) и, конечно, по 58–11 (контрреволюционная организованная деятельность). Через пять дней, чтобы дело лежало у меня на столе!

57
{"b":"109245","o":1}