Какая схема истории религии более тоталитарна: теософская, пытающаяся всех подстричь под одну, свою, гребенку, или христианская, которая свидетельствует свое отличие от других, но тем самым и не старается подогнать остальных под себя?
Григорий Померанц однажды предложил интересный критерий для определения фундаменталистской идеологии: “агрессивный редукционизм,.. агрессивное насильственное упрощение жизни, втискивание развития в прокрустово ложе мифа. Какого именно мифа — вопрос второстепенный”{992}.
Так вот, по этому критерию мода на религиозный синкретизм — это именно агрессивное движение. Все должны быть единомысленны и единоверны. Христианство должно подравняться под шаблоны буддизма. Теософскому переосмыслению должны быть подвергнуты все практики и все тексты всех религий — как бы они этому ни сопротивлялись. Это искушение агрессии на историю. Происходит как бы посмертное обращение всех великих религиозных проповедников прошлого в модную сегодня веру. Если сегодня интеллигенции нравится теософия — Христос обращается в стопроцентного теософа. Есть мода на пантеизм — и Христос оказывается обязан также быть пантеистом (ибо ведь как-то неудобно признать, что столь выдающийся “Учитель” мыслил иначе...).
У утопий есть своя логика. Если нечто не укладывается в их мерку — этот “излишек” должен быть отсечен. Рериховская утопия “синтеза всех религий” также много что грозит оставить за бортом.
Рериховцы, провозглашая объединение религий, не любят уточнять — на какой именно основе они мыслят это объединение. Чаемое ими слияние религий возможно только на основе всеобщего принятия теософских догм. “Нет религии выше Истины” — их первая и громкая декларация. Менее громкое, но достаточно внятное утверждение гласит, что теософия это и есть истина. И — уже шепотом — вывод: “нет религии выше нашего оккультизма”.
Способ объединения очень прост: убрать все лишнее (то есть то, что отличает данную систему верований от теософии, объявив эти отличия «искажениями») и добавить недостающее (те теософские мифы, которые отсутствуют в данной религии, объявляются ее «эзотерическим» достоянием, о наличии которого сами верующие просто не догадывались). По этому же рецепту поклонник любого божка может сказать: именно мое божество принимало разные облики, вдохновляя создателей конкурирующих религий[241]; именно мое божество воплощалось в величайших исторических деятелей и ученых. Такого рода самовольная приватизация мировой культуры и есть «ключ к теософии»[242]. Достаточно сказать: «Все великие Учения идут их Единого Источника»{993}, а про себя подумать: именно этот «Источник» и стучит по нашему столику...
Теософы приписали себе право как угодно толковать, урезать и дополнять священные писания любой из религий. Для этого достаточно сказать, что подлинным автором или героем того ли иного сакрального повествования был кто-то из теософских «махатм»[243]. В случае с христианством право на любую степень подобного волюнтаризма обосновано у них весьма мощной цепочкой из четырех мифов:
1. Христос в первые 30 лет Своей жизни путешествовал в Индию и там был посвящен в эзотерические тайны.
2. Проводником Иисуса в Индию был некий махатма Россул Мория{994}, он же - Аполлоний Тианский (“Аполлоний – современник Иисуса из Назарета”{995}; “Аполлоний Тианский, будучи Ибн Рагимом, сам проводил Христа в Братство”{996}.
3. Затем Мория (он же – Ибн Рагим, он же Апполоний) воплотился в преподобном Сергии Радонежском{997}.
4. “Новое космическое Учение Агни Йога дано Великим Учителем, в одном из своих прежних Воплощений бывшим нашим Преподобным Сергием Радонежским”{998}.
“Великое счастье для Елены Ивановны было осознавать, что ее Учитель — Владыка Шамбалы — наш Преподобный Сергий Радонежский!”{999}. В таком случае, правда, никак нельзя говорить о каком бы то ни было “философском наследии Рерихов”.
Тот, кто некогда обучал Иисуса азам эзотерики, две тысячи лет спустя естественно заявил о своем полном праве рисовать Его портрет по памяти и с натуры, а также разъяснять, во что верил, а во что не верил Христос. Ему и только ему принадлежит право поправлять ошибки и Христа, и Его учеников... И теперь рериховцы «зацементированно» твердят: поскольку мы имеем личный контакт с Махатмой, то есть с тем Высшим Иерархом, у которого Христос заимствовал свое учение, то мы можем напрямую узнать о Его учении то, что все остальные узнают из книжек; слова нашего Учителя много веков назад были плохо поняты и записаны вашими духовными предками – апостолами там и другими… Все, дискуссия закончена. “Сам сказал”[244].
«Конечно» тут ставится вместо аргументов. Такая система абсолютно недоступна для критики. Просто потому, что это беспримесный, чистый миф, находящийся не на границе науки, а просто далеко за ее пределами…
Весь это беспардонный исторический маскарад довольно странен с точки зрения ученого, да и просто обычного европейца. И все же посмертный прозелитизм – это очень древняя традиция, весьма распространенная в Индии. Она была чужда брахманизму, но, будучи разработанной буддистами, была затем перенята и индуизмом{1000}.
Ведущий германской индолог Пауль Хакер заметил в индийской религиозной истории то свойство, которое столь ярко проявилось в теософии: инклузивизм – особую стратегию индуистов и буддистов, позволяющую им выдавать чужие учения за элементы собственных, а чужую веру за частичное проявление, порожденное источником их собственной веры. По определению П. Хакера, инклузивизм означает искусную религиозную стратегию, направленную на “субординацию” чужих философских или религиозных доктрин в рамках собственной. “Инклузивизм имеет место, когда кто-то истолковывает определенное ключевое понятие чужой религиозной или мировоззренческой группы как идентичное тому или иному ключевому понятию той группы, которой принадлежит он сам. Преимущественно к инклузивизму относится эксплицитное или подразумеваемое утверждение, что чужое, которое истолковывается как идентичное своему, определенным образом подчинено последнему или уступает ему”{1001}. В качестве примера этой стратегии Хакер привел интерпретацию вишнуитским поэтому Тулсидасом (XVI-XVII вв.) Шивы в качестве адепта Рамы – воплощения Вишну, а также используемые индуистами наглядные образы: когда собственная традиция уподобляется океану, в который впадают реки других “сект”, или, как в случае с шактистами (индуистский тантризм), с исполинским следом слона, в котором “растворяются” следы других животных (Маханирванатантра XIV.180), ср. позиция вишнуитов-панчаратриков, у которых Веды, Араньяки, а также тексты санкхьи и йоги представляют лишь “дополнительные части” в рамках истины их религии – Махабхарата XII.336.76, ср. 237.18 и т.д. Классическая формулировка той же стратегии – в знаменитой “Бхагавадгите”, где Кришна утверждает, что даже почитатели других богов, не зная того, приносят жертву ему (IX.23-24). То же утверждается и в важнейшем тексте вишнуитов-панчаратриков “Ахирбудхнья-самхита” (XIII.16-24). Инклузивистская “философия религии” была достаточно популярна и в собственно философских текстах. Например, известнейший трактат по эпистемологии ньяйи “Ньяякусуманджали” Удаяны открывается стихом, по которому Хари (Вишну) – тот, кого шиваиты почитают как Шиву, ведатисты – как Брахмана, мимансаки – как обрядовую действенность, джайны – как архата, а буддисты – как Будду (следовательно в культ Вишну “инклузивируются” и прямые оппоненты индуизма). Наибольшие “методологические” возможности для “философского инклузивизма” содержались в различении у Нагарджуны и Шанкары различных уровней истины: если уровень абсолютной истины мог быть реализован лишь самими мадхьямиками или ведантистами, то уровень истины относительной позволял включать положения других систем на правах “частичных истин” в контексте их собственных доктрин.
