Иностранных студентов в колхоз не посылали, они оставались в Москве и занимались русским языком, поэтому я немного свободнее вздохнула. Наши отношения с Саидом уже тогда были тягостными. Хотя сама я в то время, конечно, скучала без него и жалела, что теряю время от него вдали.
В конце второго курса у нас была практика по делопроизводству – в райкоме комсомола, а потом работа на месяц в стройотряде. Мы с Лидой и Любой попали на работу в овощной магазин у метро «Новослободская». Так сама судьба столкнула меня с совершенно незнакомым для меня миром тех, кто стал могильщиками моей страны – комсомольскими активистами и торгашами. И честно говоря, у них друг с другом было больше общего, чем различий.
В райкоме Лида в очередной раз влюбилась. По-моему, это было самовнушение. Тогда ее единственная настоящая любовь – Нариман как раз только что ее покинул, и ей очень хотелось его забыть. Сила ее самовнушения оказалась такова, что первый секретарь райкома – черноглазый гарный парубок по имени Влас стал предметом ее навязчивых фантазий на несколько лет и даже героем сочиненной ею блистательной рок-оперы, с которой по мере написания знакомился весь наш курс! Когда Лиду посещает вдохновение, она способна показать свой талант в полной красе.
Работниками райкома были веселые молодые ребята (и девушки) – бездельники, умеющие произносить красивые слова. Собственно, такими я их себе и представляла. Но еще никогда до этого не видела я собственными глазами, как работает система «ты-мне, я- тебе» между ними и торгашами – заведующими базами и складами и директорами магазинов. Нас они не стеснялись. Как-то раз я зашла в кабинет к Власу, когда он говорил по телефону:
– Да, у меня 5 числа день рождения… Ну, там колбаски копченой два батончика, икры черной…. может, еще балычка… А я вам билеты на итальянцев …
Он даже не моргнул при виде меня.
Разведка в моем лице, конечно же, немедленно донесла Лиде, когда у ее нового увлечения день рождения. Бедняжка обегала всю Москву в поисках белых гвоздик – кто-то внушил ей, что мужчинам можно дарить только их.
– Ой, спасибо!- рассеянно сказал Влас, когда она ему их вручила, даже не задумавшись о том, откуда она знает, что у него день рождения. Его мысли были заняты икрой.
– А мы с вами земляки,- застенчиво сказала Лида. – Я тоже с Украины.
Тут он оживился.
– Правда? А откуда?
– С Житомирщины. А Вы?
– А я из Ворошиловграда.
– Ой, – насмешливо протянула Лида, которую, как обычно наедине с предметом ее симпатии, понесло в карьер.- Да разве ж это Украина?
Влас обиделся.
– Это у вас не Украина! Речь Посполитая сплошная! У вас вообще Галана убили!
Это, конечно, был убийственный аргумент в пользу того, что нет, не Украина.
Завоевать сердце волоокого парубка Лиде не удалось. Зато удалось узнать в справочном столе его домашний адрес и телефон…
Чем они вообще занимались на работе, райкомовцы? Ну, например, организовывали под Пасху… операцию «Антипасха» (не шучу; я сама хохотала до коликов в животе, когда увидела у Власа на столе этот «секретный документ»!), заключавшуюся в прогулках работников райкома тройками вокруг церкви в пасхальную ночь с целью распугивания молодежи комсомольского возраста, если там такая покажется. Ну, и писали отчеты и проводили собрания. И принимали в комсомол школьников.
Именно из-за таких людей мне и не хотелось вступать в партию.
В овощном магазине мы проработали месяц. Кстати, за это нам хорошо заплатили.
Это тоже был совсем другой мир. Прежде всего, никогда еще в жизни я не слышала такого отборного мата. Причем ругались все – вплоть до директрисы, а главное- они даже не ругались; они просто не умели другими словами говорить. Мат в СССР середины 80-х был профессиональным языком торгашей и партийных работников: так же, как «феня»- языком бандитов, став позднее языком «бизнесменов»…
Естественно, при покупателях они не ругались – так же, как и партийные работники не ругались среди посторонних. Но у меня в первыи же день «за кулисами» – на фасовке в подсобке – чуть не завяли уши…
Работали мы по три дня по 12 часов (с 8 утра до 8 вечера, с часом на обед), после чего у нас было 2 выходных. Я сразу сказала, что предпочитаю оставаться на фасовке: я нервничаю, когда надо что-то взвешивать, а тебя ждет очередь. А вот Лида пошла торговать, даже на развале. Нас быстро научили торговым премудростям: как обсчитывать, как обвешивать (легче всего это удавалось с арбузами: их надо было бросать на весы с размаху, а потом резко с весов снимать, пока стрелка не перестала колебаться. Можно было незаметно нажать на чашечку весов снизу. Что-то из продуктов можно было намочить, чтобы было потяжелее, куда-то – подсыпать землицы.) На фасовке нас учили, как надо прятать гнилую картошку в хорошей: в середине пакета, не сверху, но и не снизу. Мы видели, как в магазин привозят то, что не появляется на прилавках, а потом директриса обзванивала своих товарок из других магазинов, и они производили почти натуральный обмен (почти – потому что за продукты и вещи, которыми они менялись, они друг другу все-таки платили, но это была гос.цена, чистая мелочь.). Нам как временно своим людям тоже разрешали эти фрукты и овощи себе купить, тоже по гос.цене. Именно тогда я таскала Саиду вкусные армянские абрикосы сумками…
В магазине было 3 грузчика, и Лида с Любой сразу в шутку «распределили», кто из них будет чей. Я не возражала, потому что приписанный ими мне грузчик -алкаш по имени Сева -был женат на одной из продавщиц магазина и, слава богу, не обращал на меня внимания. Впрочем, остальные оба тоже были алкаши. И даже женщины -продавщицы тоже почти все в этом магазине выпивали. Один из грузчиков попробовал меня как-то было ущипнуть за бока – примерно как Ельцин – ту дамочку в президиуме. Но я на него так посмотрела, что он отошел от меня и больше ни разу даже на меня не взглянул. Все в советское время зависело от того, как ты сама себя поведешь. Хамам развернуться не давали.
Обед нам готовила бабушка, которая официально числилась в магазине уборщицей. Это была каждый день одинаковая, простая, но вкусная и сытная еда: суп и второе. Поев, мы выходили во двор – обыкновенный уютный московский дворик, где сидели бабушки с колясками, а местный кот гонял по двору болонку, осмелившуюся облаять его кошку с котятами. Мы качались там на детских качелях. Грузчики, пообедав, дулись в картишки. Вообще атмосфера в магазине была какая-то полукриминальная. Но покупатели ничего этого не видели, все это оставалось за дверью служебного помещения.
Так что вот кто теперь занимается в России «бизнесом». Люди, которые сами ничего полезного произвести не способны. Зато хорошо знают, где можно обвесить, как можно обсчитать….
…В сентябре нам выдали не только стипендии за все лето, как обычно, но еще и зарплату за тот месяц в магазине. И я на радостях купила себе в «Академкниге» толстенный том Бэзила Дэвидсона «Африканцы», на который до этого полгода любовалась …
Еще во время разгара романа с Саидом я задумала выучить амхарский язык. Когда мы расстались, несмотря на всю горечь в душе, я не отказалась от своих планов. Вот еще, да кто он такой, чтобы из-за него все бросать? Это очень интересная страна, в которой, я уверена, много прекрасных людей!
За эти полтора года я прочитала такое количество научных монографий об Эфиопии, что знала о ней даже такие вещи, о которых и сам Саид не подозревал.: настолько серьезно я к этому относилась. В то время на курсах иностранных языков в Москве можно было изучать только 4 основные европейские языка; шведский, и то преподавался только в одном месте, и для того, чтобы на него записаться, нужна была справка, что тебе это нужно для дела, а не просто так. Одна моя однокурсница, влюбленная в эстонца, который очень уважал Швецию, решила, подобно мне, взяться за освоение связанного с предметом своих чувств языка. Нам пришлось подделывать ей справку, что ей это нужно «для написания диплома о советско-шведских отношениях». Лида справилась с этим с блеском. Ни одни курсы не подкопались бы.
