Я чувствовала себя как пересаженная в чуждую для нее почву березка: перебаливала. То ли переболею и привьюсь на новом месте, то ли не выживу в этом процессе и засохну на корню…Пока больше было похоже на второе.
Найти работу в Тилбурге, к счастью, и вправду оказалось намного легче, чем в Энсхеде. Я нашла ее уже в первую неделю: в ресторане «Мак Дональдс» Для тех, кто при этом названии начинает (справедливо) морщиться, поясню: это было то время, когда у нас в стране «МакДональдсы» только что открылись и считались последним писком моды. Это было время, когда Юлиан Семенов воспевал их в своих «ТАСС уполномочен заявить», – не имея на самом деле ни малейшего представления даже об их ассортименте. Его просто впечатлял сам «бренд». Поэтому не удивляйтесь и не корчите, пожалуйста, рожицы, если я скажу вам, что искренне гордилась тем, когда меня туда на работу сразу же приняли. Тем более, что Шантелл, попробовавшей поступить в «МакДональдс» вместе со мной, отказали. Меня взяли: поняли по выражению моего лица, что вкалывать я буду, как ломовая лошадь, чтобы «оправдать доверие»…
Меня несколько удивило, что более молодым за такую же работу платят настолько меньше: самым выгодным для ресторана было брать на работу 18-20 летних, ибо 16-летних, по закону, нельзя было оставлять на работу в вечернюю смену, а с 21 года надо было платить по максимуму. Именно из-за возраста и не взяли Шанталл – слишком молода для вечерних смен. Но это нанесло серьезный удар по ее вере в себя. Если уж ее даже на такую работу не берут…
По крайней мере, теперь я не буду сидеть на шее ни у Сонни, ни у государства, а буду честно зарабатывать сама на кусок хлеба! Я не очень-то надеялась на то, что мне уже в тот год удастся поступить в голландский университет. В ушах все еще звучал обидный смех толстого Маринуса и его семейки, когда я назвала апельсин «appelsientje». “Appelsientje», оказывается, была маркой апельсинового сока. А апельсин именовался по-голландски «sinasappel».Почему из-за этого надо было так смеяться над человеком, надо узнавать у экспертов по голландским нормам и ценностям…
… Первый урок, усвоенный мною в «МакДональдс» – сегодняшнему капиталисту мало того, что на него «таскают бревнышко»: ему, как режиссеру в знаменитой клоунаде Юрия Никулина, непременно надо, чтобы «типичные работяги» это бревнышко «весело подняли и ве-се-ло, вот так, понесли!» Культура принужденного веселья начинается уже на нижних ступеньках «вхождения в общество»…
Сегодня, глядя на многочисленные обьявления, упрашивающие поступать на работу в этот ресторан в избалованном вакансиями Дублине, я вспоминаю о том, какой радостью для меня было когда-то получить хоть какую-то, даже такую работу в Тилбурге. Я чувствовала себя гордой как петух – от того, что сама буду зарабатывать себе на жизнь, ибо для меня это один из главных критериев уважения к самой себе. О том, что такое «МакДональдц», о его роли в мировой экономике я, честно говоря, тогда не задумывалась. Первые 2 недели я драила пол. (Опять-таки это не что-то такое, чего я стыжусь самого по себе – нас воспитывали в уважении ко всем видам труда, – и я пишу об этом не жалобно-надпывным тоном: посмотрите как меня, бедняжку с высшим образованием, заставили мыть пол! Ничего со мной от этого не случилось.) После этого меня поставили на кухню. Работала я, по молодости лет, ударно, и меня не волновало, что меня ставили на работу 6 дней в неделю, а в дни знаменитой тилбургской ярмарки я работала до 2-3 часов ночи ежедневно. Ведь нам платили по числу пропаботанных часов. Чем больше, тем, стало быть, лучше.
Мне было 24 – дорого для ресторана,- но я так вкалывала, что заменяла собой, по меньшей мере, двоих. Поэтому меня и предпочитали держать на кухне -во-первых, не всем клиентам нравилця мой акцент, а во-вторых, иногда 5 кассиров продавали одновременно то, что готовила я одна, бегая на кухне от одной плиты к другой. Меня, впрочем это не особенно волновала: я была девушка застенчивая, тихая, а работа на кухне своим механическим физическим характером помогала мне расслабиться от умственной нагрузки….
Работа на кухне такого ресторана похожа на работу на конвейере. Творчество, естественно, не требуется. Через некоторое время движения твои доходят до такого автоматизма, что голова совершенно во время работы отключается. Работать на тостере с хлебом легко. Там даже ожогов бывает мало: разве только в том случае, если хлеб пригорит, и надо будет доставать его руками. Работать на «украшении» булочек еще проще: одно нажатие на «пистолет» с кетчупом, одно – на «пистолет» с горчицей, щепоть лука, пару колесиков соленых огурцов и – в зависимости от заказов – по пластинке сыра. Сыр старались беречь и иногда даже снимали с уже готовых булочек и клали обратно: одна пластинка стоила 40 центов! Единственное неудобство – после смены на «дрессинге» страшно воняют луком руки, запах не проходит несколько дней, как их ни мой. Работа на грилле – не из приятных; здесь можно здорово обжечься кипящим жиром. Через пару месяцев такой работы все руки у тебя будут в небольших красных отметинах, некоторые из них не сойдут всю жизнь. А еще после долгого стояния у горячей плиты у меня на всю жизнь остались красными щеки, хотя до этого румянца у меня отродясь не бывало. Самое опасное в смысле ожогов – работа на картошке. Ну, а самое приятное – с курицей, хотя ожоги там тоже могут быть.
Разговор на кухне идет на странном жаргоне: смеси обычных голландских слов с англоязычными командами: «Twaalf petties down!» Я заметила, как в Голландии женщины таскают тяжести (в данном случае – многокилограммовые ящики с мороженой картошкой из кладовой) и, и никому не приходит в голову, что это может быть вредным для их здоровья. У нас в советское время на этот счет были строгие нормы. Это сейчас у нас тоже появились женщины-штангистки, а матерей с малолетними детьми в освободившейся от «ига коммунизма» России безо всякого заставляют работать в ночную смену. Не хочешь – увольняйся.
Самым тяжелым было, наверно, по стольку часов стоять на ногах, но по молодости лет этого не замечаешь. Обедать можно было продуктами самого ресторана – за полцены (напитки бесплатно, кроме молочных коктейлей). Что в «МакДональдсе» все свежее, конечно, ерунда чистейшая. Свежее – в том смысле, что ничего не держат на прилавке больше 10 минут (после этого данную продукцию и в рот-то взять невозможно), а так все было мороженым, включая ингредиенты для салатов. Лук – сушеным, его разводили водой и настаивали в течение получаса. На ящиках с картошкой и мясом стояли даты изготовления: большинству ящиков было уже по нескольку лет. Мясо было исключительно британской говядиной. Тогда еще никто не знал, что она собой представляет.
Работали в ресторане в основном молодые голландцы, не слишком образованные или же студенты. Иностранцев здесь было не так много: пара суринамцев, и все. Относились ко мне новые коллеги нормально; я не чувствовала себя непринятой в коллектив. И даже как-то стала «работником месяца». «МакДональдсы» в Голландии – двух сортов: принадлежащие самой корпорации и франчайзинги. Наш был франчайзингом. Изредка наведывался хозяин, который, как в российских рекламах ельцинской эпохи, «сам не работал, на него работали его деньги». Ну, и мы, конечно. Когда он появлялся, менеджеры и работники стояли на ушах. Мне по душе был наш менеджер – веселый голландец индонезийских кровей, сам не чуравшийся тяжелой работы и становившийся вместе с нами на кухню, когда была в том нужда, но смотреть, как он заискивает перед хозяином, было достаточно противно.
Во время Кермиса ресторан работал каждый день до 2, а то и 3 часов ночи – в зависимости от наплыва клиентов. Даже туалеты на это время делали платными. На кухне было нестерпимо жарко, все окна были открыты, а за окном гремела непрерывная музыка и сверкали зазывающие огни аттракционов. До самого закрытия. В такие дни за мной заезжал Сонни на велосипеде – боялся за меня, если я буду добираться до дома на своем велосипеде одна. До дома Харольда было минут 40 быстрой езды. (В эти ночи город был полон пьяных, возвращавшихся с ярмарки.) Сонни тоже устроился на работу – в Тилбурге было много заводов. заводов. Правда, если меня взяли на постоянную работу, то у Сонни она была временная – то там, то здесь, то вообще никакой. После работы он сразу ложился спать – с будильником, поставленным на час ночи, чтобы проснуться и заехать за мной. Когда мы возвращались, он ложился спать еще на пару часов: в 7 ему было снова вставать. Я работала в основном после полудня. При таком сумасшедшем ритме жизни мы не только почти не имели возможность самим побывать на ярмарке (за всю неделю один раз), но и друг друга-то почти не видели.
