Когда я вернулась домой от вас из Ирландии, у нас по местному радио ежедневно по часу днем и вечером рекламировали какую-то пищевую добавку на основе ламинарий. Я училась рекламному делу еще в советское время и потом еще раз – во время перестройки, и мне приходилось работать в то время почти со всеми рекламными агенствами в нашем городе. Поэтому я знаю расценки на такого вида услуги. Так вот, исходя из этого, понимаешь, что при таких затратах на рекламу этот препарат не может быть ничем иным, кроме как грязью из ближайшей лужи. Кроме того, они стали инсценировать телефонные звонки якобы «благодарных пациентов» – еще добавь сюда затрату на актеров. После выхода закона о рекламе время таких передач сократилось, но теперь они просто называются по-другому: «Беседа о здоровье» и тому подобное, и у нас на радио такие вот «беседы» составляют около 70% вещательного времени, тон их назидательный и ноюще-уговаривающий. Причем кому они адресованы (кроме умственно ущербных )- непонятно: старики не настолько глупы и богаты, а молодые – не настолько больны. Большинство людей теперь из-за этого даже отказываются от радиовещания, у меня оно тоже есть только для того, чтобы узнавать прогноз погоды и когда в городе отключат горячую воду.

А с экранов телевизоров нас все призывают приобрести какой-то массажер, завлекая ну чрезвычайно соблазнительным предложением – получить к нему в придачу бесплатно… сантиметр! Издеваются, что ли? И еще почему-то средство для полоскания белья они там везде носят с собой – и по улице, и на свидание, и даже в театр…Но наш народ все-таки другой, и вещи он использует по своему усмотрению: прокладки с крылышками кладет в обувь вместо стелек (и тепло, и мягко, и влагу впитывают!); когда нет лопаты, чистят снег подносом для чайного сервиза, в Петербурге мужики устроили соревнование- заплыв на надувных бабах (конечно же, с хохотом на всю реку!), а котлованы, вырытые во время ремонта на дороге, у нас ограждают знаешь чем? Фонарями, которые делают из пластиковых бутылок: обрезают их на нужную величину и протягивают в них провод с лампочкой. Пенсионеры используют эти же бутылки вместо рукомойников на дачах или же для рассады помидоров. А спиртное для пересылки по почте заворачивают в памперсы, чтоб не разбилось…

Различие между советской и капиталистической рекламой – в том, что советская, кроме Госстраха и Аэрофлота, рекламировала еще и по-настоящему новые товары, о которых население знало еще недостаточно, но непременно – на самом деле качественные, а капиталистическая направлена только лишь на продажу любой ценой – втюхивание населению товара в как можно большем количестве, втягивая его в кредиты. А сама понимаешь, чем хуже товар, тем быстрее он выходит из строя, и…. пошли по кругу! В капиталистическом мире – целая масса очень высоко оплачиваемых людей, не включенных в процесс производства, т.е., не приносящих истинной пользы обществу, содержание которых включается в стоимость товаров и услуг: различные фондовые и товарно-сырьевые биржи (посредники), профессиональные спортсмены («спонсорская поддержка»), модели-проститутки, охранники, менеджеры -офисный планктон, как их хорошо именует Михаил Задорнов. Без всего этого обходилось социалистическое хозяйство (ну, если и не совсем, то те расходы не шли ни в какое сравнение с творящимся при капитализме, и этих средств с гаком хватало на бесплатное образование, здравоохранение, субсидированное жилье и т.п.) …»

«В капиталистическом мире просто даже нет такого критерия – принесение пользы обществу»- автоматически подумала я.

Я читала мамино письмо – и содержание прочитанного доходило до моего сознания, но будто бы в тумане. Туман застилал мне глаза. Почему, почему Ри Ран не прислал мне письма?

Может быть, он так занят, что не нашел времени? Но хоть пару строк мог бы написать – ведь он же знает, как это для меня важно… А может быть, это я сама в прошлый раз что-то не то ему написала? Ведь я еще так плохо знакома с традициями и обычаями этой загадочной страны – вдруг я чем-то невольно обидела его, сама того не ведая? Или же ему отказали в разрешении на наш брак, и он поэтому не написал ничего – потому, что не захотел меня расстраивать? А может быть, что-нибудь еще случилось – не с ним и не между нами, а что-то другое? Поменялась международная обстановка? Например, ухудшение отношений Юга с Севером после прихода к власти Ли Мен Бака ни для кого не было секретом. Но вообще-то новости из КНДР доходили сюда редко, да и когда доходили, то это были чаще всего не новости, а ничем не подкрепленные сплетни-выдумки выдававших желаемое ими за действительное японцев и северокорейских отщепенцев, раздутые западными СМИ до небес – в грубо-карикатурной форме. На основе этого очень трудно было понять, что происходит на самом деле, а что- нет, но я знала одно: 99.9% таких «новостей» высосано из пальца недругами этой страны, и смотреть на них надо соответственно. К сожалению, я не могла выходить напрямую на корейские сайты в интернете – этого мне не позволяло мое положение на Кюрасао. Но опять же, судя по письму мамы, все в Пхеньяне шло хорошо. Я терялась в догадках о причине молчания Ри Рана. Мама написала о нем только то, что «Ри Ран передает тебе большой привет». Словно бы речь шла о каком-то чисто шапочном моем знакомом… Что же там могло без меня произойти? Но жаловаться маме мне не хотелось.

То, почему в Корее с некоторым недоверием относятся к иностранцам, я как нельзя хорошо поняла и прочувствовала в наши прощальные дни в Пекине. Благодаря Хильде. Именно благодаря ей я поняла: к сожалению, им с нами пока просто нельзя по-другому. Из-за самих вот таких иностранцев.

Казалось бы, пустили тебя в приличную страну, – значит, оказали доверие – казалось бы, ты приехала туда тоже с хорошими намерениями, а вот копни поглубже и… И тут-то как раз и сказывается то, что при капитализме нет такого понятия «приносить пользу обществу», а есть только в крайнем случае «вести взаимовыгодное сотрудничество». Они, корейцы, конечно, прекрасно знают это. И прекрасно знают, с кем они имеют дело в лице таких, как Хильда. Но на всякий случаы не доверяют нам всем. И правильно делают – ведь я-то сама почти ей поверила, почти стала считать ее «нашим человеком». Все-таки это же она готовила меня к поездке – вместе с Доналом.

Я долго не говорила ей, что мне не по душе то, чем она занимается в Корее – потому что я понимала, что она является временным необходимым злом подобно допущенному в заповедник на короткое время под наблюдением его работников хищнику. Но на прощание мы здорово поругались с Хильдой в Пекине. Она сама полезла в бутылку – я не хотела заводить об этом речь.

– Я заметила, что ты стараешься держаться подальше от некоторых своих соотечественников, Женя, – сказала Хильда как-то за ужином, когда Донал отошел за пивом, отхлебывая красного вина из бокала и заедая его пекинской насильно откормленной уткой, – Это, конечно, даже похвально сейчас, когда ты не можешь никому показывать, кто ты. Но вообще-то свой фатерланд надо любить. Иначе ты нигде не будешь счастливой.

Она сказала это таким важным, таким поучающим тоном, что я наконец не выдержала и взорвалась:

– А кто это Вам сказал, что я не люблю свой фатерланд?. Люблю, да еще так, что Вам и не снилось! И именно поэтому так ненавижу то, что с ним сделали некоторые мои соотечественники, понятно?

Но она не поняла – и сама полезла в бутылку: я не хотела заводить об этом речь.

– Но, Женя, во всем надо искать что-то хорошее… Да, наши дети не похожи на нас, но это нормально… И тем не менее, в любом времени есть свое положительное…

– Даже во времени расцвета апартеида? – не удержалась я от удара ниже пояса, – Я тоже не похожа на своих родителей и бабушек и дедушек, но тем не менее, главные ценности в жизни у нас – общие. А позитивное в любом времени конечно, есть, да. Например, сейчас молодежь раскупает напомах «Капитал» Маркса. Совершенно добровольно. Вы слышали, во сколько раз выросли его тиражи? Разве это не замечательно?