Иногда мне казалось, что наш союз – это какой-то социальный эксперимент. Но по-человечески я к нему привязалась. Киран не затыкал мне рта, как Сонни, а честно и даже с интересом выслушивал… Он не боялся признаться задним числом, если в чем-то был неправ. И главное – на него всегда можно было положиться в трудную минуту! Это был классический случай из серии «чтоб не обижал» и «чтоб не убежал» . И я старалась отвечать ему тем же.
Детство Кирана прошло под свист пуль и звуки взрывов. Прежде чем осваивать премудрости физики или химии, он уже знал, как делается домашнего изготовления «напалм» (для напалмовского эффекта необходимо использовать стиральный порошок), и в каком именно месте лучше всего бросать «коктейли Молотова» в британские конвои (в середине колонны, чтобы блокировать и ее начало, и ее конец). В отличие от пустомель вроде Джефри, он не рисовался этим и не рассказывал об этом сказок. Но тихо гордился тем, что бритам ни разу не удалось арестовать его брата, который сражался с ним вместе. Его отец, старый республиканец, сидел в свое время в тюрьме на корабле «Мэйдстон» во время войны, умел говорить по-ирландски и умер когда Кирану было лет 20 – от врачебной ошибки. Семья была традиционная: папа работал (когда не был за решеткой), мама занималась детьми; дети видели папу только по выходным, и нужен он был в основном для наведения дисциплины. Тем не менее, все они уже с 11-12 лет начали курить или выпивать, а чуть попозже – и все остальное… Киран курить начал в 11 лет и к 40 годам выкуривал в день по две пачки.
Жизнь с жертвами конфликта в Северной Ирландии – а судя по тем или иным психическим проблемам большинства ее населения, на мой взгляд, все его можно смело причислить к ним!- требует своих тонкостей. Их нельзя раздражать – у них очень слабые нервы. И дело не в том, что они все непременно агрессивны – вовсе нет, но нервы сдают у них быстро и неожиданно, и в таких случаях они способны на что угодно – от самоубийства через повешение до анонимной кляузы на вас в социальные службы. Несмотря даже на то, что доносчиков тут традиционно вываливают в дегте с перьями.
Если честно, то жалко их. Постороннему человеку трудно понять, отчего в Северной Ирландии, например, люди так легко кончают жизнь самоубийством. Кажется, пальчик им покажи, и они уже побежали травиться или топиться. А ведь вроде бы с виду такие веселые, такие легкие по своему духу… Для того, чтобы понять, с какой нагрузкой на психику они выросли, надо здесь родиться. Веревочка натягивается-натягивается, да и лопается…
Для того, чтобы это понять, нет необходимости даже заводить речь о самоубийцах: посмотрите хотя бы, чем живут здесь те, кто продолжает жить… Безработица годами – такая, что человек уже рад донельзя, если его не трогают и не мешают продолжать привычное ему бытие на пособие, со сном до полудня и гуляниями далеко за полночь. На пособие, конечно, особо не разгуляешься: тут помогают компенсации: упал на улице в яму – подал в суд на местную администрацию, что не заделала ее; сожгли тебе машину – подал на компенсацию от государства потому что у тебя слабые нервы; подрался с кем-нибудь по пьянке – засудил его с той же целью…
Так вот и живут. Пособие по инвалидности считается предметом зависти – и до людей, кажется, просто не доходит, что есть на свете такие, кто его получает потому, что он на самом деле инвалид… Они напоминали мне Вырикову из романа Фадеева «Молодая гвардия»: «…- Вы же сами знаете, Ольга Константиновна, что у меня тебеце, – вот, слышите? – И Вырикова стала демонстративно дышать на Немчинову и на толстого немецкого ефрейтора, который, отпрянув на стуле, с изумлением смотрел на Вырикову круглыми петушиными глазами. В груди у Выриковой действительно
что-то захрипело. – Я нуждаюсь в домашнем уходе, – продолжала она, бесстыдно глядя то на Немчинову, то на ефрейтора, – но если бы здесь, в городе, я бы с удовольствием, просто с удовольствием!»
Советскому человеку этого не понять: как можно самому хотеть, чтобы твой ребенок на всю жизнь имел галочку в графе «с отклонениями», исключительно ради пары сотен фунтов в месяц. А северные ирландцы – хотят. И потом с гордостью говорят: «У моего сына – аутизм (синдром дефицита внимания; шизофрения. Ненужное зачеркнуть.)» Не только ради денег, а еще и потому что это снимает с них, как они считают, всякую ответственность за поведение их чада. «И надо было сказать: нездорова… Там, на комиссии, врачом Наталья Алексеевна с городской больницы, она всем дает освобождение или неполную годность, а немец там просто фельдшер и ни черта не понимает. Дура, дура и есть! А меня определили на службу в бывшую контору «Заготскот», еще и паек дадут… » – Нет, Вырикова точно была северной ирландкой времен мирного процесса!
Неизвестно еще, конечно, как бы мы вели себя, если бы провели под оккупацией не пару лет, а все 800. Но, извините, нам повезло: на то у нас и был социализм и коммунистическая партия – и люди, не стремившиеся к «консенсусу» с оккупантами, – чтобы этого не произошло!
Многие дети здесь уже с 5-6 летнего возраста сидят на антидепрессантах – причем по рецепту врачей. В школах, которым хронически не хватает фондов, на совершенно нормальных, но из бедных семей детей заводят специальные досье, усиленно выискивая у них отклонения там, где ими и не пахнет, и напуская на таких детей всевозможных психологов и терапевтов – с тем, чтобы их любой ценой провозгласили «нервнобольными» и выделили под них школе средства на дополнительную учительскую ставку. Зато когда ребенок действительно болен, и ему действительно нужны всяческие специалисты, от него только отмахиваются. Ведь с таким-то ребенком действительно придется заниматься и что-то делать…
Так вот и живут люди – от среды до среды , да еще при этом жалеют тех, за чей счет мы вообще-то все здесь живем, включая тех, кто работает – жителей стран Третьего Мира. «Как мне повезло, что я родился в цивилизованной стране!»…»Как мне жаль бедных африканцев!»
Чем дальше, тем больше я начинала ощущать себя среди них, как Молния Маккуин – среди обитателей Радиатор Спрингс: «Don't leave me here! I'm in hillbilly hell! My IQ's dropping by the second! I'm becoming one of them!»
Причем заметьте, я имею в виду не только безработных жителей городка или не получивших формального образования. Как сейчас помню одного политического активиста, выпускника истфака местного университета, который любил сравнивать себя с Бобби Сэндсом- потому, что ему тоже было 27 лет. Этот нахрапистый молодой человек был уверен, что Прага – столица Венгрии. «Лондон – столица Парижа, а Париж – столица Рима, а Рим… » И эти люди еще берутся рассуждать о Дарфуре или Косово!
Раньше это не так бросалось в глаза и такого значения для меня не имело. Я восхищалась не только отчаянной смелостью здешних людей и их преданностью своим идеалам, но и их чувством взаимопомощи, их умением несмотря даже на пробелы в образовании каким-то шестым чувством найти решение для многих проблем на местах. И больше всего – тем, что им было не все равно, что происходит!
Если раньше, во время ведения военных действий, в минуты кризиса в людях проявлялись их лучшие черты, то сейчас, с наступлением мира по рецепту Троцкого (я уже упоминала о нем – «ни мира, ни войны, а армию распустить!») они, как по мановению волшебной палочки, стали на глазах превращаться в обыкновенных обывателей – подобно Золушкиной карете, обратившейся в тыкву с наступлением полуночи. «Пусть еще что-нибудь даст! » стало их жизненным кредо.
А что будет с Северной Ирландией, когда взрослым станет нынешнее молодое поколение – джойрайдеры и прочие цветочки мирного процесса, обозначаемые собирательным наименованием «hoods ”, которые по ночам стаями рыщут по улицам, словно полчища гиен -, поколение, выбравшее американские инвестиции? Подумать даже страшно. Это будет почище землетрясения, помяните мое слово. Думаю, будет похоже на то, что случилось в свое время с гордостью здешнего кораблестроения – «Титаником». Да-да, я не ошиблась, они действительно гордятся даже им, хотя все нормальные люди такого «мастерства» до ужаса бы стыдились…
