А мне действительно становилось все тоскливее и тоскливее. До такой степени, что я стала всерьез задумываться, а уж не подсыпала ли мне какого приворотного зелья в чай Володина мама, так сожалевшая о том, что я не стала ее невесткой – когда мы у них гостили. Потому что такой рвущей в клочки душу тоски у меня отродясь не бывало…
Тем летом я совершила свою первую попытку бегства от Сонни. После того, как он начал меня душить на глазах у Лизы – якобы за то, что я положила чайные ложки сушиться после мытья вместе со столовыми. Она ужасно закричала; мы вцепились друг в друга, а он вырывал её у меня из рук и кричал:
– Отпусти ребёнка!
Эта фраза у него вообще звучала часто. Например, «оставь этого глупого ребенка и иди ко мне»…
Помню ещё, как она однажды подбежала ко мне, такая гордая, что научилась сама надевать ботинки, а он посмотрел – и увидел, что они были надеты не на ту ногу (разве в этом возрасте так уж позарез надо знать, где право, а где лево?). Он со всей силой наcтупил ей своим огромным ботинком на ногу:
– Неправильно, не так!
У меня внутри все похолодело.
– Ты что, совсем рехнулся?- закричала я, подхватывая малышку, зашедшуюся в крике, на руки. А рядом с нами сидел сеньор Артуро – и ни слова на эту сцену не сказал…
На фоне этого просто мелочи то, что ей вставили серьги в уши, когда ей исполнился только годик, даже не поставив меня об этом в известность. Когда я спросила, почему, мне ответили только: “Не твоё дело. Так надо.”
Я так больше не могла. Если то, что происходило со мной, я бы ещё потерпела, то, как он начал обращаться с ней, терпеть было нельзя.
Спрятаться от него было некуда, и я уехала домой, к маме. Ведь она в свое время ушла от моего отца тоже именно к своим родителям, и они ее приняли. Она не могла моей ситуации не понять. Но Сонни стал слать мне туда факсы, звонить, даже плакать, говорить, что любит… И мама практически выперла меня из дома:
– Тебе в Голландии будет лучше! Ты здесь жить не сможешь.
Деваться мне было больше некуда… Пришлось вернуться.
Любая женщина, побывавшая в моей ситуации, может рассказать вам, сколько продлились его обещания «стать другим человеком»…
Я почти перестала чувствовать себя человеком, знаете. За эти годы. Во мне уже почти не осталось собственной личности. Я превратилась в машину по уборке дома и приготовлению обедов… ну, и для всего остального. O чем бы мне ни хотелось с ним заговорить, все это немедленно объявлялось “ерундой”, и мне затыкался рот. То, что я готовила, никогда не было для него достаточно вкусно, и со временем тарелки стали летать по дому. Бывало, идешь домой – и не знаешь, в каком он будет настроении. Только и ждешь их, этих летающих тарелок. «Жандарм и инопланетяне»… Я так радовалась, когда на выходные он уезжал к своей маме! Это были к тому времени, пожалуй, лучшие дни в нашей семейной жизни.
После этого ощущение безысходности- во всех отношениях, от места проживания до будущего- поразило меня уже с такой силой, что я в первый и, надеюсь, в последний раз в жизни начала всерьез задумываться о самоубийстве. Но я слишком,наверно, себя люблю для этого: для того, чтобы на подобное решиться, мне необходимо было сделать сначала что-нибудь такое, чтобы себя возненавидеть. Такое, чтобы после этого у меня просто не было бы другого выхода. И тогда я назначила встречу – через объявление в какой-то смрадной газетенке – с голландцем, который занимался «эротической» фотосьемкой.
Единственно, что я могу сказать о том типе положительного – это то, что он ни на кого не бросался и при первой встрече просто излагал свой род занятий и расценки. Я очень рисковала, даже разговаривая с таким типом, но мне было до такой степени тогда плохо, что было все равно.
– Мне разные позируют,- рассказывал он, – Конечно, я умею хранить тайну. Есть девочка, которая это делает втайне от родителей – ей нужны деньги. Есть замужние. Есть одинокие матери. Есть и такие, что попробуют – а потом начинают плакать и говорить, что не могут. Меня не интересует это – он махнул рукой в сторону моей груди,- Это я на каждом пляже могу сфотографировать. Меня интересует что у тебя между ног. Вот это товар. 100 гульденов за снимок. Конечно, такие вещи не решают с бухты-барахты. Я тебе перезвоню на следующей неделе, тогда и скажешь, что надумала.
Этот разговор меня здорово отрезвил. Он еще даже не закончил свою речь, а уже поняла, что никогда не пойду на такое. И, значит, мне придется жить и дальше- потому что это был единственный способ возненавидеть себя до такой степени, чтобы действительно наложить на себя руки.
Первое, что я сделала, когда вернулась после этого разговора домой, – это поменяла номер телефона.
Но все равно эта история стоила мне в Голландии хорошей подруги. Которая была совершенно для Голландии нетипичной. Моя подруга по университету Фемке выросла в семье алкоголиков и многое перенесла в детстве – именно поэтому она и была таких нетипично голландских строгих нравов. Она учила русский язык, была влюблена в Володю Политова из группы «Нана» и считала, что «русские мужчины очень романтичны» – после того, как во время ее поездки в Москву один торговец на базаре, узнав, что она голландка, воткнул в прилавок нож, встал на одно колено и сделал ей предложение руки и сердца…
Тот тип из Гааги видел меня с ней и потом приходил к ней меня искать. Он не сказал ей, зачем, и не открыл своего рода занятий, но она шестым чувством угадала, что это что-то нечистоплотное. После этого, не дав мне даже объяснить, что же было на самом деле, Фемке одним махом навсегда вычеркнула меня из своей жизни. Сейчас она живет где-то в Англии – видно, как и я, не смогла принять для себя голландские «нормы и ценности». Но восстановить контакт с ней мне так и не удалось – даже через наших общих подруг…
«Да что же это такое?» – сказала я себе на следующий день .- «С какой это стати я должна делать гадости и потом кончать жизнь самоубийством? Разве не говорил Филеас Фогг из австралийского мультика «80 дней вокруг света», что «из любого положения всегда есть выход»?
Это был один из моих любимых мультиков. Его обычно показывали у нас на новогодние каникулы…
Я отправилась к нашему университетскому декану и рассказала ей все как есть (кроме, конечно, мыслей о самоубийстве). Это была очень умная, немного резкая женщина, с которой я впервые познакомилась еще когда подавала документы на поступление в университет. Она была еврейка и коренная амстердамка. Как она выжила войну, не знаю, а спросить было неудобно. Она действительно приняла мое положение близко к сердцу. Пожурила меня по-матерински за ту кредитную ловушку, в которую я сама залезла. Нашла благотворительную организацию, которая заплатила мои долги. И записала меня в очередь на студенческое жилье -чтобы нам с Лизой было куда уходить…Теперь мне оставалось только ждать, когда подойдет моя очередь… Я и по сей день вспоминаю эту женщину чуть ли не со слезами на глазах. Где бы мы были сейчас, если бы не она?…
Тут в моей жизни снова объявилась русская израильтянка (или израильская русская, не знаю, как правильно), с которой мы познакомились на курсах голландского в мой первый там год. Та самая, которая не хотела работать на птицефабрике потому что «там одни турки», а она – «жена голландца». Шурочка.
Шурочка к тому времени тоже начала разводиться с мужем – только не как я, а как следует. Она уже действительно подала на развод, некоторое время скрывалась со своей новорожденной дочкой от него у монашек где-то в Маастрихте, а теперь уже получила квартиру и даже – предмет ее гордости!- обзавелась новым мужиком. Русским беженцем. По ее собственному выражению, «познакомилась с парнем. Ни у него это не большая любовь и ни у меня. Просто как посидишь одна дома вечером, так взвоешь…»
Ну, во-первых, Шура, не одна: разве твоя малышка – неодушевленная вещь? А во-вторых, бывают такие случаи, что лучше быть одной «чем вместе с кем попало».
И Вован был именно таким случаем. Недаром его с первого взгляда невзлюбила Шурочкина мама, приезжавшая к ней летом в гости из Израиля: просто она прекрасно себе представляла, что это за тип. А для самой Шурочки это была экзотика: когда она из Израиля уезжала, там еще таких, наверно, не было, и она автоматически решила, что раз человек говорит на одном с ней языке, значит, должен быть близким…
