Когда я подъехала к Дублину, дождь все еще шел, но ветра здесь было меньше. До Клонсиллы от центра города около 45 минут езды, в зависимости от количества пробок в центре. Моих молодоженов дома не оказалось, меня встретили темные окна. Что ж, тем лучше: сейчас лягу спокойно спать, без перешептываний и приглушенного смеха за стенкой…
Я открыла дверь, предвкушая уже удовольствие от того, как заберусь под толстое одеяло. На тумбочке возле двери лежало адресованное мне письмо – судя по штампу на конверте, оно пришло как раз перед Рождеством, когда я прямо с работы, не заезжая сюда, поехала к себе на Север на все праздники. Письма на этот адрес мне приходили редко. От кого бы это? Я распечатала конверт.
На мою ладонь выпала небольшая бумажка с эмблемой Шинн Фейн. Руководитель местной партийной ячейки по имени Питер Конноли сообщал мне, что они получили мое письмо (это через 4 месяца-то?), и просил меня ему позвонить, чтобы договориться о встрече…
У меня закружилась голова и забилось сердце. Я с трудом могла поверить, что это происходит на самом деле. С волнением набрала я номер Питера – тут же, не отходя от двери: куй железо, пока горячо.
На другом конце трубку подняли сразу же- словно ждали моего звонка.
– Добрый вечер! Да, конечно, давайте встретимся… сегодня уже поздно, как насчет завтра? Часов в 8? Я за Вами заеду, хорошо?
Нужно ли говорить, что сон с меня сняло как рукой? Полночи лежала я, ворочаясь под теплым одеялом и пытаясь себе представить, какие же они – неведомые мне еще борцы за освобождение своей страны?…
На следующий день на работе все мои мысли тоже были заняты предстоящей встречей. Мне не с кем было поделиться своими тревогами и надеждами, связанными с ней: чтобы понять их, надо было прожить моей жизнью. Я даже не стала рассказывать Адриане о том, как прошли праздники. Какое значение имеет теперь такая ерунда?
…Чем ближе подходили стрелки часов к 8 вечера, тем чаще стучало мое сердце. Я словно предчувствовала, что эта встреча изменит мою жизнь.
Питер подъехал точно к 8-и – так непохоже на обычное ирландское «гибкое» отношение ко времени. Мои соседи-молодожены многозначительно переглянулись: они по-своему поняли появление перед домом белого «Форда», в который я села – рядом с водителем-мужчиной. Что ж, каждый понимает все в меру собственной испорченности…
Питер Коннолли был родом из рабочей дублинской семьи. Маленького роста, темноволосый и синеглазый, он чем-то неуловимым напоминал плюшевого медвежонка.
– Поедем ко мне, – сказал он, – Наша ячейка уже собралась там. Поговорим, расскажете нам о себе, а мы расскажем Вам, чем мы занимаемся….
Оказалось, что Питер живет от меня совсем недалеко. Его жена Дирдре – очень симпатичная, но немного грубоватая, как почти все ирландки – тоже была партийной активисткой и его правой рукой. Я быстро поняла из разговоров, что почти всю партийную работу в ячейке эта пара тащила на себе. Кроме них, в ней состояли еще несколько молодых людей – почти подростков (двое из них были братьями-беженцами с Севера), шофер такси и водитель автобуса. Питера, оказалось, только что уволили с рабооты – за то, что он пытался организовать там профсоюз. «Зачинщику- первый кнут», как у нас говорится…. И Дирдре временно тянула на себе лямку единственного содержателя их не маленькой семьи – но ни разу ни словом его не попрекнула. Она работала в букмейкерской конторе.
Партийное собрание началось. Мы пили крепкий чай, заваренный по-ирландски – с молоком, а вокруг нас бегали трое детишек Питера и Дирдре, видимо, с ранних лет привыкавшие к политической деятельности своих родителей.
Для меня было в новинку слышать, чем же живут коренные жители, и какие у них проблемы: дело в том, что по жизни мы, иностранные работники, с ними почти не сталкивались. Особенно со здешним рабочим классом и люмпенами, которых в этом районе было много: ведь нашими коллегами по работе были ирландцы из совсем других социальных слоев. Такие работники-мигранты, как я, занимали в Клонсилле чуть ли не целые кварталы (многие зажиточные ирландцы покупали здесь себе вторые дома и селили нас в них, чтобы мы выплачивали за них их ипотечный кредит) – и тем не менее, с местными жителями мы существовали как бы в параллельных измерениях. Кроме своих квартирных хозяев, да и то только в день квартплаты. Мы не знали даже о попытках наших ирландских соседей создать у себя на работе профсоюзы: наши собственные работодатели (чаще всего фирмы американские) с первого дня внушили нам, что в Ирландии даже говорить об этом – чуть ли не табу. Когда у нас на работе возникали проблемы – одинаковые сразу у нескольких человек- работодатель соглашался беседовать только с каждым из нас поодиночке. Даже когда мы настаивали на том, чтобы он принял нас всей группой…
Местные жители страдали от процветавшей в райне торговли наркотиками- зачастую прямо у ворот начальных школ. От угонов автомобилей и прочего хулиганства местных Квакиных , с которыми у нас справились бы тимуровцы в сталинское время. Но в Ирландии тимуровцев не наблюдалось, и каждый был сам за себя. Кроме шиннфейновцев, живших, казалось, под девизом «один за всех и все за одного!». Они были единственными, кому было не все равно, как живут люди.
Полиция выезжала в западный Дублин по вызову неохотно. Вот если бы что-то подобное случилось где-нибудь в Боллсбридже или Долки … А здесь – подумаешь, ну что-нибудь украдут или побьют кого-нибудь: одни люмпены – других! Да пусть их себе варятся в собственном соку…. Им же так жить сам бог велел. Вмешиваться себе дороже! И отчаявшимся людям ничего другого не оставалось, как обратиться за помощью к Шинн Фейн.
Мои новые знакомые как раз обсуждали целесообразность применения в западном Дублине «белфастского метода». В Дублине тоже многие районы полностью вышли из-под социального контроля, и всё чаще в народе раздавались голоса, что пора «поступать с хулиганами как в Белфасте». Так я впервые об этом методе услышала.
Как же справлялись с хулиганами и наркодельцами в практическое отсутсвтвие полицейских сил белфастские жители? Методы они применяют, прямо скажем, неортодоксальные: край это суровый! Зато это единственное, чего хулиганы и дельцы по-настоящему боятся.
… Это прoизошло в самом сердце Белфаста, посреди бела дня, в пятницу после поcле полудня…38-летний Пол Дали запарковал свой новенький голубой «Пежо» перед домом родственника на Стивен Стрит – полной в тот час людей, делающих предвыходныe покупки. Дали сопровождали его сожительница и 11-летняя дочь. Когда в 3:55 он вышел из дома, к нему с разных сторон подбежали вооруженные люди в масках… Местные жители услышали около десятка выстрелов – и отчаянный женский крик.
…Тело Дали , насквозь прошитое пулями, осталось лежать рядом с открытой дверью его машины… Его сожительница и дочка не были даже ранены.
Убийство Пола Дали стало вторым за две недели убийством крупнейших торговцев наркотиками в Северной Ирландии. Другой наркоделец, давно уже не дававший покоя жителям Дерри Кристофер О’Кейн, был застрелен подобным же образом, при выходе из своего дома. На жизнь О’Кейна покушались и раньшe , и поэтому он установил у себя дома мощнейшую сигнализацию, превратив его в настоящую крепость. Но это ему не помогло. Его убийство было хорошо запланировано – те, кто привел в исполнение приговор общины над ним, знали о каждом его шаге… Никто не пришел О’Кейну на помощь, когда он остался лежать на земле, тяжело раненый. Даже выбежавший на его крики из дома родственник подождaл , пока он перестанет дышать, – прежде чем вызвать "скорую"…
Североирландские газеты почти каждый день пестрят сообщениями типа:
" …торговец наркотиками прострелен шесть раз. … Джиму Лисмору, отцу двоих детей, были прострелены обе руки, ступни ног и локти во время парамилитаристской атaки…"
Джиму Лисмору, как видим , повезло: "добровольная народная дружина" сохранила ему жизнь. Очевидно, его преступления перед общиной были не такими тяжелыми , как те, что совершили О’Кейн и Дали.
