Нет, он не такой представлял себе жизнь за границей в качестве беженца.
– Я думал, что я буду жить в общежитии и работать, – объясняет он.
Здесь ему хотя бы выдадут разрешение на работу через 6 месяцев “хождения по мукам”. В Ирландской республике ждать придется не меньше года – и разрешения не дадут, если он не получит статус. А в первой инстанции ему откажут почти наверняка. Придется ссылаться на старые болячки – на то, что у него язва желудка, например. Или была операция на коленной чашечке – и если его депортируют в Россию, то ему грозят ужасные физические муки из-за того, какие там “кошмарные врачи”…
Если бы Костя был женщиной, он давно бы уже забеременел и родил ребёнка. Ибо если твой ребёнок родился на ирландской земле, он – ирландский гражданин. А кто же посмеет депортировать мать, отца или даже бабушку ирландского гражданина? (Та бабуля- поставщица секс-рабынь осталась здесь именно будучи бабушкой маленького ирландца…)
… Дублин, автовокзал. Поздний вечер. Я жду знакомого, который должен меня подвезти. Рядом со мной – с парой полиэтиленовых пакетов из дешевых супермаркетов в руках, молодая замученного вида женщина. 2 индуса пытаются выяснить у неё, куда ей надо, а она не говорит по-английски.
– На каком языке она говорит? – спрашиваю я.
– На немецком.
Уловив, что её немецкий тоже весьма и весьма проблематичен, я почему-то спрашиваю:
– Может, вы по-русски говорите?
– Говорю!- обрадованно-удивленно отзывается она.
… Аурика – молдаванка. Она на 5 месяце беременности и только что сошла с автобуса вместе с братом, который тоже по-английски не говорит. В отличие от Кости, они проделали “обратный путь” – из Лондона через Шотландию и Северную Ирландию в “нецивилизованный” Дублин, где они собираются просить убежище.
Субботний вечер, все инстанции закрыты до понедельника, а у них здесь – никого знакомых и 30 марок денег на двоих. Они не жалуются, даже не просят помощи. Аурика только спрашивает, нельзя ли ей пойти к врачу : когда они приехали на грузовике в английский Довер, их заметил пограничник, и пришлось бежать. При перелезании через забор она порезала ногу. Порез очень глубокий, надо зашивать, а он вот уже 3 дня даже без обработки антибиотиками и начал загнивать… Она посыпала его солью – это все из « лекарcтв », что у неё было.
Вчера ночью они спали на улице в Лондоне…. Аурика показывает мне маленький альбом с фото её 2 дочек, которые остались дома.
– Жизнь стала такая тяжелая, просто сил нет, – тихо вздыхает она. И глядя на её, в её состоянии, остается только пытаться предcатвить себе, какой беспросветной должна быть жизнь, чтобы беременная женщина оставила дома двоих детей и отважилась на такие страдания… Она надеется родить здесь – и потом уже, бог знает, когда это будет, забрать к себе двух других дочек…
Я была рада, что смогла помочь ей устроиться на ночлег. Но не могла отделаться от мысли, как изуродовал жизни миллионов и миллионов людей во всем мире « перестройщик » Горби.
Ирландцы, которым так не по душе наплыв беженцев, не видят связи между деятельностью этого « замечательного » политика и этим наплывом. А связь эта – прямая.
Аурику жалко по-человечески. Таких, как Костя, – тех, что думали, что смогут шикарно жить за счёт нищеты других, – честно говоря, ни капельки.
… К концу сессии Костя передумал и из “агентов КГБ” записал меня в “полезных людей”. Как-никак, столько лет на Западе – знает, что, как и где…
Я почувствовала, куда дует ветер, и на всякий случай сообщила ему, что я «замужем».
Знаете, что самое удивительное – и самое отталкивающее в наших соотечественниках, оказавшихся за рубежом? В том, что большинство из них хочет с тобой общаться только если от тебя “может быть какая-то польза”.
Костя тоже “пробовал почву”. Сообщение о моем замужестве его не надолго расстроило : он принялся выяснять, счастлива ли я в браке. И мой ответ о том, что все нормально, он толковал тоже по-своему: “Раз говорят, что все нормально, – значит, что-то не так!”
Ругаться с ним было лень. Была прекрасная погода, И не хотелось грубить малознакомому человеку.
Он вдохновленно заговорил о себе – красивыми, совершенно пустыми словами “волшебника-недоучки”, которые так напомнили мне знаменитый монолог Хлестакова :” Да так как-то… так как-то все…” Речь шла о том, что человеку нужно, по его мнению, чтобы быть счастливым, И о том, с какими бандитами ему приходилось общаться в ходе его карьеры. Причем он чуть ли дaже не гордился этим.
Я поcлушала его минут 10 – и поразилась удивительной пустоте этого двуногого существа. Зачем, для чего он живет и коптит небо? Он и сам не знал на это ответа. Он не понял бы моей жизни – точно так же, как я никогда бы не смогла понять его. Ему было глубоко наплевать на всех окружающих, на то, что в одной только Москве чуть ли не полмиллиона бездомных детей, на то, что скоро начнут бомбить Афганистан и другие страны, на то, что происходит вокруг него здесь.
Единственное, что его интерeсовало, – это чтобы ему лично было что съесть, выпить, рядом было бы такое же, как он, существо женского пола, и чтобы никто его не беспокоил – ни ОМОН, ни конкуренты по “бизнесу”.
О чем. мне было с ним говорить?
Мне стало грустно. Не оттого, что мы непохожи, – все люди разные, это естественно и закономерно, – а оттого, что таких, как он, подавляющее большинство в сегодняшней, постсоветской России, и что эти “Кости” руководят нами и пытаются заставить нас мыслить по своему подобию.
Они пытаются заставить нас смотреть российский вариант “Большого Брата”, где кто-то с кем-то переспит “вживую”, – и уверяют нас, что это – “культура”. Они не могут даже представить себе своим ограниченным воображением, что есть люди, для которых в мире существует что-то другое, кроме как пожрать, выпить и заняться сексом.
Но если бы они хотя бы стремились к собственному развитию1 Нет, они полагают, что это все остальные обязаны деградировать до их уровня!
Невежество Кости было просто чудовищным. Фантастическим, – таким., что я даже стала сомневаться, а ходил ли он в советскую школу, хотя он был на 2 года старше меня и уверял, что у него высшее образование. Я решила прозрачно намекнуть ему, что “his presence is no longer required ”, – и рассказала маленькую историю из своей жизни. О том, как мне в трудную минуту надоедала в Нидерландах своими ежедневными визитами социальная работница – уроженка Боливии, И как я была слишком вежлива, чтобы прямо сказать ей об этом. Моя мама увидела мои страдания и спросила, почему я не попрошу Кончиту уйти. « Не хочу ей грубить », – сказала я. « Хочешь, чтобы она ушла ? » – предложила мама. « Тогда переводи то, что я ей скажу, – и смотри, что будет ! »
– Так, значит, Вы – из Боливии?- спросила моя мама её моими устами.
– Да, из Боливии.
– Так, значит, это вы там Че Гевару убили? – улыбаясь, спросила моя мама.
Через 5 минут Кончиту сдуло как ветром. И больше она не появлялась.
Угадайте Костину реакцию на мой рассказ?
Нет, дело даже не в том, что он не понял, к чему я клоню…
– А кто такая Че Гевара? – спросил он с такой трогательной искренностью, что у меня даже слезы выступили на глазах.
Ну, как тебе сказать, Чебурашка…
Косте нравится, что полиция в Северной Ирландии вооружена и ходит с автоматами наперевес. “Я так чувствую себя в безопасности!” – говорит он.
Как он чувствовал бы себя, если бы таким автоматом был вооружен тот капитан ОМОНа, что приходил к нему с незаконным обыском и вымогательствами?
Косте нравится, что здесь – “цивилизация » (в чем она выражается, кроме того, что он читал когда-то в российской прессе, что “Англия – цивилизованная страна » (а это английская самооценка!), и что ЭТО, то, где он находится, – вовсе не Англия, он не понимает). Дублин был “дикий”. Костю разместили в Данмурри – южном пригороде Белфаста, и он практически ничего из здешней реальности не видел. Но нелегкaя жизнь здешних людей его и не интересует.