Лэри отвел свободную руку назад, нащупал разложенный браслет Стерко и вдвое убавил испускаемый хитрым прибором свет.

Стерко мерно дышал, положив голову на согнутый локоть Лэри. Его взмокшие темные волосы облепили лоб, губы беспомощно раскрылись, а ресницы то и дело неровно вздрагивали. Стерко спал, утомленный и безмятежный, и лицо его стало вдруг совсем юным.

Ночь нежной любви двух хаварров затянулась. Лэри чувствовал, что за стенами их укрытия уже вот-вот заполыхают утренние зарницы… А Стерко только что уснул, счастливый, позабывший на время обо всех своих горестях.

Лэри долго не решался шевельнуться, боясь потревожить сон друга, но Стерко уснул крепко, и Лэри, наконец, осторожно вытащил затекшую руку из-под головы Стерко и поменял положение. Стараясь не разбудить друга, Лэри слегка, чуть касаясь, поворошил его влажные волосы, наклонился к самому лицу спящего, к полуоткрытым губам, все еще пахнущим молоком…

Его ни с кем на свете нельзя было сравнить, этого крепкого синеглазого хаварра. Дерзкий, умный, отчаянно смелый упрямец… Ко всему прочему Стерко был очень красив. Неудивительно, что практически все хаварры, с которыми Стерко сталкивался, испытывали к нему симпатию. Зачастую Стерко этого не замечал или не воспринимал повышенное внимание к своей персоне всерьез. Но Лэри-то видел истинное положение вещей, и сердце его всякий раз обрушивалось в пропасть, когда он в очередной раз видел, как еще кто-то пожирает Стерко жадным взглядом. Может быть, Лэри стоило бы успокоиться и не давать волю своей глупой ревности, но та самая неистовая душа Пограничья, которая жила в нем, не давала ему покоя, отвергая разумные доводы.

Лэри почти тридцать лет прожил в своем родном мире, но в сущности так и не привык к нему.

Он попал в Пограничье совсем крошкой и был воспитан, как наследник вершителя, как существо, вольное в своих необузданных желаниях, которому позволено все, что под силу. Так он и вел себя в Пограничье, и если с чем и считался, то только с волей отца и просьбами младшего брата, крылатого шухора, которого Лэри любил за простодушие и бескорыстную преданность.

Когда хаварру-наследнику исполнилось пятнадцать, отец недвусмысленно дал ему понять, что пришла пора покидать Пограничье и отцовский замок. Строго говоря, отец просто выставил своего старшего наследника. Так издревле повелось в роду вершителей: прежде чем принять полную власть и овладеть Знаком Силы, наследник должен был освоиться на этажах мироздания.

Как и следует послушному сыну, Лэри принял посвящение и пришел туда, где родился.

Он испытал сильнейший шок. Он не ожидал, что подчинение обстоятельствам окажется непременным условием обитания в мирах. И это стало для него настолько мучительным, что несколько раз хаварр-подросток оказывался едва ли не за чертой отчаяния. Лэри все мешало, все давило на него, не позволяло поднять голову.

Но он твердо помнил, зачем отец выпихнул его на этажи. Надо было готовить себе удобный плацдарм несмотря ни на какие неприятности.

И Лэри начал издалека. Он упорно и методично делал карьеру в напичканном вздорными условностями мире. Академия внешней защиты, контакты с обитателями всех известных хаваррам этажей, освоение Лифта, чужие языки и традиции… Если бы он тогда знал, с какого этажа ему придется тащить вновь объявившегося брата, он бы все усилия бросил на изучение людей. Но Лэри довольствовался лишь некоторыми человеческими наречиями, и всерьез увлекся совсем другими, менее экзотическими, этажами.

Потом началась служба. Сначала, как водится, в провинции, в занудной безопасной глуши. Потом в департаменте, на переднем крае борьбы с Пограничьем. Умелый, инициативный и безупречно дисциплинированный боец не мог остаться незамеченным. Карьера была на подъеме, Лэри вгрызался в тыл вечных своих противников прочно и навсегда.

И сейчас, спустя годы, Лэри прекрасно помнил, как давалось ему все это. И абсурдные писаные законы, и взаимные обязательства, которыми сплошь и рядом норовили связать себя обитатели этажей, возникали перед Лэри непреодолимыми препятстсвиями, о которые он разбивался в кровь, как о каменную стену.

Ему хотелось мстить. Но мстить мирозданию — занятие неблагодарное и пустое, даже если ты наследник всемогущего вершителя. Он мучился от собственного бессилия. Столь юный вершитель, каким он оказался на этаже хаварров, не смог бы ощутимо расшевелить даже свой родной мир. Лэри отыгрывался на отдельных индивидуумах, то здесь, то там превращая чью-нибудь жизнь в ад. Но такие мелочи не давали нужной ему разрядки.

Может быть из-за этого вечно подавляемого и скрытого протеста Лэри долго был одинок. Никто не подозревал о страданиях молодого, энергичного хаварра, всегда корректного, вежливого и доброжелательного. Он охотно общался с каждым, но никого не допускал на расстояние, позволяющее распознать фальш его безупречного имиджа.

Его тело было телом хаварра. Чем дольше Лэри жил в родном мире, тем все крепче становилось его убеждение в том, что быть хаварром — не самая худшая доля. Раса, состоящая из физиологически одинаковых двуполых существ, по природе своей была не только весьма жизнеспособна. В мире хаварров не могло появиться жестких морально-этических ограничений, существующих в обществах разнополых рас. У хаварров изначально является абсолютной нормой то, что взрослый хаварр все время находится среди существ, каждое из которых способно испытать к нему страсть и стать объектом его собственного влечения.

Сильнейшие эмоциональные переживания не миновали и Лэри, но болезненное раздражение и стойкое презрение к окружающим глушили самые жаркие желания. Он был одинок. Всегда одинок.

Пока не появился Стерко Лег-Шо.

Поначалу Лэри отнесся к нему не лучше, чем к прочим. Но все те же проклятые обстоятельства, которым Лэри вынужден был подчиниться, заставляли напарников проводить много времени вместе. И то, чему Лэри так долго и успешно сопротивлялся, все же случилось. Лэри не мог утверждать, что любовь вытеснила из его сердца страстного желания овладеть всем могуществом вершителей, но любовь к Стерко неожиданно встала вровень с этим желанием…

Стерко очаровал Лэри. Красивый, сильный, Стерко несмотря на несколько угрюмый характер и грубоватую манеру общения, бывал так восхитительно нежен с Лэри, что, уже расставшись с другом, Лэри долго чувствовал себя счастливым. Но со временем впечатления от последнего свидания меркли, и Лэри начинал медленно звереть, сходя с ума от немыслимых предчувствий и самых невероятных подозрений. Едва ли не сильнее всего на свете Лэри боялся потерять Стерко.

Он не мог заставить себя не тревожиться. Он хотел уберечь друга от чужих рук и от чьих бы то ни было посягательств, чтобы никто не смог отобрать Стерко. Наверное, ребенок так не может надышаться на любимую игрушку, бережет ее и готов взорвать весь мир, лишь бы она никому, кроме него, не принадлежала. Если бы Лэри был обычным хаварром, он просто страдал бы втайне, как множество ревнивцев, не будучи в силах ничего поделать со своим проклятьем. Но слишком велико было могущество наследника Пограничья, и невозможно было удержаться и не воспользоваться им!

Ради Стерко Лэри был способен на все, что угодно. Сколько раз в самом начале их связи Стерко жаловался другу на невыносимо неприятные выходки Миорка и на вздорную слепоту своего родителя, изводившего Стерко упреками. Долго Лэри ничего не делал, но когда Стерко однажды пришел из родительского дома чуть ли не со слезами на глазах, Лэри не мог больше сдерживать гнев. Миорк и Калео заплатили. Старик так и не понял, за что. Ну да Лэри и не пытался ему объяснить, просто прикончил. А молодой светловолосый красавец поползал в ногах у Лэри, проливая на пол кровавые слезы. Он-то уж точно понял, за что постигла его кара вершителя… Лэри тогда хотелось поступить с бывшим любовником друга именно так! А его неуемная душа не ведала причин, по которым ему следовало бы отказаться от своих планов.