Он уже пришел в себя после атаки на безголового крокодила, но радости от успеха не испытывал. Овладение искусством драть не входило в его намерения. Если вдуматься, фрумчик был не очень опасным существом, и с ним можно было ужиться. И новорожденный зеркалица мог бы попробовать закрепиться на своей родине, выжить и провести немало лет в хрустальных горах. Но эта проклятая никчемная человеческая душа! И что ей не живется спокойно?!..

— О чем призадумался, заморыш? — крикнул снизу громила. — Ты не спи, по сторонам посматривай… Удрать замышляешь?

— С чего ты взял? — усмехнулся новорожденный.

— Да вялый ты какой-то… Или жрать хочешь?

— Не хочу, — прошептал человек. — Хочу на волю.

— Да чем тебе тут-то немило? Красота… И скучать некогда. Неси службу, да развлекайся, как придумаешь.

— А ради чего?

— Что ради чего? — не понял фрумчик. Он уже поглощал сырьем парные потроха, облизывая толстые пальцы, а печень величиной с целого теленка остывала, вытащенная на плоский хребет твари.

— Ради чего нести службу и драть всех без разбора?

— Так надо! — уверенно отозвался фрумчик.

— Не хочу, — отмахнулся новорожденный.

— Чудные вы, человеки, — пожал плечами громила. — Смысла жизни ищешь?

— Человек всегда ищет, где лучше, вот и все.

— Можно подумать, что фрумчик откажется от того, что лучше! оскорбился гигант. — Но мне и тут хорошо. Вот только напарников присылали бы с мозгами, а так я всем доволен.

— А я не доволен! — с вызовом возразил новорожденный.

— Вот я и говорю: недоумок! — обреченно отмахнулся фрумчик и, схватив обеими ручищами печенку, потащил ее наверх в грот.

— Вот был бы действительно смышленый мальчик, стал бы я ввязываться в сомнительные похождения?.. Ни фига. Сидел бы сейчас дома, ел бы пельмени со сметаной и смотрел по видику эротические триллеры… Ждал бы, пока в интернат, заберут…

Говорить самому себе обо всем, что придет в голову, постепенно входило в привычку. Игорь и дальше бы порассуждал, если бы лязгавшие от холода челюсти не прикусили язык.

Косой дождь хлестал с такой силой, что за его пеленой ничего было не видно уже в паре шагов от той вонючей каменной щели, в которой Игорю, наконец удалось укрыться от сильных холодных струй. Щель была довольно поганая, но не маленькая, и в ней при необходимости можно было разместить целую компанию неприкаянных бродяг.

Но Игорь недавно решил, что всяческих компаний в этой земле лучше сторониться. Пока ему было неясно, почему он пришел к такому выводу, ведь он даже не знал точного названия места, куда попал, да и сомневался, есть ли у этой земли точное название.

Дождь начался внезапно и продолжался уже довольно долго. Вполне достаточно для того, чтобы Игорь не только промок до нитки, но и промерз до последней косточки. Потоки воды неслись вниз с холмов, и там в ложбинках должны были уже бурлить водовороты, ведь вряд ли земля способна сразу же впитать такое количество воды… Особого выбора у Игоря не было, и он обрадовался, когда на неровном склоне каменистого холма увидел темное пятно входа в пещеру. Исследовать свое временное убежище Игорь не стал, не ожидая обнаружить внутри что-нибудь путное. Он просто выбрал место посуше и стал устраиваться на очередной ночлег.

Отодвинувшись от края каменного зева, чтобы даже брызги не попадали на него, Игорь быстро разделся и покрепче отжал одежду. Нечего было даже и мечтать о том, чтобы высушиться и согреться, и порассуждав немного о том, о сем, Игорь снова натянул мокрые задубевшие тряпки на себя. Его собственное тело было пока единственным предметом, испускающим хоть какое-то тепло.

Возможно, что было не так уж и холодно. Похоже, что в этой земле не было времен года, а царило вечное теплое межсезонье. Но голодному всегда среди лета зима мерещится. Подходили к концу уже третьи сутки бесцельных скитаний, и Игорь оголодал до такой степени, что аппетитные запахи съестного чудились ему под всяким кустом и валуном, рядом с которым он присаживался.

Не раз пришлось ему недобрым словом припомнить собственное хорошее воспитание, благодаря которому он привык мыть руки перед едой и ни в коем случае не подбирать с земли то, что кажется съедобным, и уж конечно не пробовать на зуб подозрительные продукты, даже если очень хочется есть.

В его пустом желудке что-то бурчало и булькало, и садясь куда-нибудь передохнуть, Игорь корчился и подтягивал колени плотнее к животу, чтобы заглушить голодную резь. Он честно пробовал поскорее стать бывалым, послать к черту совершенно лишнюю в деле выживания щепетильность и перебиться подножным кормом, но страх пока пересиливал даже голод. Опасаясь отравиться плодами совсем неизвестных на вид растений, Игорь многое из найденного так и не решился взять в рот, хотя запахи неведомых ягод и зелени были на удивление знакомыми и навевали почти реально ощутимые галлюцинации.

Все время, прошедшее с момента его прыжка сквозь зеркало, он шел вперед. Может быть, конечно, и не вперед. Компаса он как-то не захватил, а окружающая его реальность оказалась настолько изменчивой, что Игорь не решился бы сказать, как далеко он ушел от места своего легкомысленного старта. Если бы кто-нибудь поведал ему, что он все это время толчется на месте, описывая неширокие круги, Игорь не стал бы возражать, потому что понимал, что такое тоже возможно.

Но он добросовестно шел, выбирая среди паутины троп самые протоптанные, а среди холмов самые пологие, да старался ни в коем случае не углубляться в густые непролазные леса. Если тропа пересекала какой-нибудь лесок, Игорь пытался миновать его поскорее, да вертел головой на все триста шестьдесят градусов.

Сам для себя он определил, что бродит уже трое суток, но время он отсчитывал в основном по темнеющему горизонту.

В зеркало он влез часов в шесть пополудни, и багровые сполохи на фиолетовом небе дали ему понять, что и в неведомой земле дело тоже близилось к ночи. С тех пор небосвод становился багрово-фиолетовым еще дважды. Происходило ли это с периодичность в двадцать четыре часа? Этого он не знал. Игорь не обладал чувством внутреннего времени, наручных часов с собой он не захватил и совсем махнул рукой на то, как долго он в пути.

Уставая, он тщательно искал себе места для отдыха, выбирая либо закуток у глухой каменной гряды, либо вымытую дождями нору под вывороченными корнями, либо другое подобное место, в котором можно было устроиться, прижавшись спиной к чему-нибудь твердому и прочному. По наивности своей Игорь полагал, что так он хоть сколько-нибудь обезопасит себя, ему казалось, что в таком убежище нападения можно ожидать только спереди. Он не помнил, в каких книжках вычитал он такие способы поведения, но выглядело все это очень глупо…

Не особо полагаясь на свои познания, Игорь считал себя совершенно никудышным робинзоном, и поэтому даже отыскав внешне безопасное для отдыха место, никак не мог заснуть. Он просто сидел, съежившись и то и дело тревожно поглядывая по сторонам. Усталость брала свое, и иногда Игорю удавалось задремать на неопределенное время. Пробуждение после такой дремы было не из приятных: паника, резь в слипающихся глазах, головная боль и всепоглощающее свербящее нетерпение, которое гнало его все дальше и дальше в путь.

Для самого Игоря было тайной, отчего же все трое суток ему удавалось каким-то чудом избегать неприятных встреч. Встретиться-то было с кем, но почему-то разнообразные создания, которых Игорь во множестве повидал за три дня, не приближались к нему, а показывались только издали.

Видел он и каких-то пушистых живностей с хвостами и рогами, что целым стадом паслись во влажной балке. Игорь решил благоразумно миновать их. Рогатый отец семейства, однако, заметил его и проводил взглядом выпученных круглых глаз…

То тут, то там над горизонотом показывались какие-то летающие твари. Некоторые из них являли собой вызов законам природы: при их грузных телах, маленьких крылышках и полном отсутствии нормального птичьего хвоста о каких-то там полетах и думать-то смешно. Но твари, независимо от того, павлиний или коровий хвост развевался вслед за ними по ветру, летали одинаково легко и бойко…