— Теперь ты единственная надежда человечества, Светоносица, — сказал Маризиан. — Ты придешь с севера и осветишь то, что сейчас покрыто мраком.

— Да, надежда, — тоскливо сказала Таласса. Она поднесла к лицу ладони и посмотрела на них так, как если бы видела их в первый раз. — Смотри, эти руки — плоть, их прикосновение — прикосновение человека, я — человек. Ты хочешь слишком многого от меня.

— Эти руки уже вылечили дюжины людей у меня на глазах, — горячо сказал Уртред. — Я видел, как от тебя шел свет, свет, который тебе послало небо.

— Возможно, — ответила она. Потом повернулась и их глаза встретились. Они были последними из тех, кто пришел с юга: Светоносица и Герольд. — Скажи мне, Маризиан, — сказала она сильным голосом после того, как молча поговорила с Уртредом, — что ты сделал при помощи Жезла? Я хочу узнать это еще до того, как мы найдем его.

Какое-то время маг молчал. — Это долгая история. Во времена Богов он хранился далеко от глаз смертных в Зале Зеркал. Боги согласились, что никто из них не должен касаться его, потому что тот, кто завладеет им, станет слишком могущественным. Так он и оставался, похороненный здесь, в Искьярде, даже тогда, когда боги сражались на Сияющей Равнине, где многие из них погибли, а Ре и Исс были тяжело ранены. Потом они оба отправились на звезды: Исс в Серый Дворец, а Ре — в Зал Белой Розы.

— После битвы, когда облака пепла рассеялись и солнце засияло опять, Ре, удалившийся во дворец на солнце, опять начал властвовать на земле, люди радовались свету и боялись ночи, а Исс завистливо следил за ними со своих темных звезд. Мы называем это время Золотым Веком. Но Исс не забыл о нашей земле; он помнил, что Теневой Жезл находится здесь, в Искьярде, защищенный заклинанием богов. Чтобы обойти это могущественное заклинание нужен был маг, земной маг. Я, по-видимому, был величайшим магом этого мира, по меньшей мере со времени битвы на Сияющей Равнине. И ночь за ночью Темный Бог проникал в мои сны.

— Он показал мне, кто такие мы, люди: не имеет значение, считаем ли мы себя добрыми или злыми; на самом деле мы всегда половинки одного целого. Мы — наполовину свет, наполовину тьма. И он рассказал мне о магии, которая разделила нас напополам, отправив одну половину жить на этом плане, плане смертных, и вторую — в Мир Теней.

— С одной стороны я был доволен своей жизнью. Но, с другой стороны, мою душу сжигали зависть и безумные желания: я хотел стать таким, как боги. Я метался между светом и тьмой: голос Исса всегда звенел в моих ушах.

— Вот, жрец, тебе еще один урок. Если твоя душа какое-то время колеблется между светом и тьмой, то однажды ты начинаешь слышать темный голос, перестаешь сопротивляться, и зло входит в твое сердце, как бы добродетельно оно не было раньше. Зло всегда победит, свет всегда окажется побежден.

— Я обманул моего короля. Я сказал ему, что через Мир Теней выведу народ Искьярда на свободу, в большой мир. Я один вошел в пирамиду. Я нашел Жезл и, когда он оказался в моих руках, почувствовал себя так, как будто мои глаза открылись. Разве ты тоже не чувствуешь этого, жрец? Ты же маг: посмотри вокруг. Разве ты не слышишь призраков, толпящихся кругом, неисчислимое количество мертвых, умерших за время существования мира?

Уртред кивнул. — Да, я слышал их стоны и видел, как они летают наверху, заслоняя солнце.

— Знай, что земля и человечество стары, они старше богов, которые появились здесь намного позже, чем мы, — продолжал Маризиан. — Люди жили здесь миллион лет назад, и все их призраки были загнаны в Тени. Но Жезл все изменил. Я спустился в Скрытый Город и освободил его от магических уз. И там я нашел портал, который ведет через пустыню к темной пирамиде. Мерцающие ворота — вот как это выглядело, и я коснулся их Жезлом. Портал открылся, и я увидел клубящуюся белую массу, которую принял за облака, поднимающиеся к небу Зеркального Мира. Тем не менее, это были не облака, но духи, призраки проклятых душ, и вся эта масса покатилась в наш мир, прямо на меня, и я побежал. Возможно призраки в этой туче пощадили меня, потому что почувствовали во мне зло, я не знаю точно, но все остальные в городе были убиты, убиты ими или Меришадерами.

— Значит нам надо идти к пирамиде и опять закрыть ворота. Веди нас туда, учитель, — сказала Таласса.

— Не называй меня учителем, — ответил Маризиан.

— Но ты создал меня, — возразила она. — Ты написал обо мне в книге.

— Ты существуешь без меня и без тысяч книг и пророчеств. Ты — то, что никогда не умрет, Таласса. Ты — надежда.

Она некоторое время молчала, глядя рассеянным взглядом, как бы взвешивая его слова.

Первым заговорил Уртред, который тихо сказал, — Веди нас, Маризиан: у нас мало времени.

Маризиан кивнул. — В моей памяти этот путь выглядит, как дорога-призрак, ведущая через множество опасностей. Пять тысяч лет прошло с тех пор, как я шел по ней: возможно некоторые из коридоров завалены, а лестницы обрушились, но мы найдем путь.

Он шагнул в длинный коридор, Меришадеры расступились перед ним, разрешая им пройти: их окутанные паутиной пальцы только коснулись одежды людей, оставив на ней спутанные белые нити, а смертельный холод коснулся их душ.

— Отец… — начал Джайал, но слова умерли в горле. Дух Иллгилла витал в воздухе перед ним. В длинном нёфе было так холодно, что кровь замерзала в жилах. Барон поднял руку: она, хотя и была страшно обожжена, тем не менее переливалась, мерцала и казалась полупрозрачной, сделанной из воздуха. — Видишь, я — призрак. Мой дух вскоре попадет туда, куда так страстно рвался все эти долгие семь лет. В Мир Теней, куда должны идти неприкаянные души, все, чьи кости остались лежать на земле, как у тех двадцати тысяч, которые разбросаны на поле Тралла. Я опять со своим легионом.

— Я найду твое тело и отдам его священным орлам… — крикнул Джайал и опять барон поднял руку, заставляя его замолчать.

— Да, ты найдешь его, довольно скоро. — Он посмотрел на своего сына таким пронизывающим взглядом, как если бы хотел передать ему свои самые сокровенные мысли и чувства, и свое сумасшествие. — Но, чтобы найти его, ты должен жить. Путешествие будет долгим, в глубины подземного мира. — Опять молчание; Джайалу даже показалось, что эти глаза, хотя и принадлежали призраку, светились таким же жаром, как и при жизни. — Я горжусь тобой. Ты храбро идешь по пути, начертанному судьбой. Я видел, как это тяжело: я видел проклятие, тень, которая идет вслед за тобой, та самая тень, которая убила меня, и которая живет в твоем сознании. Тем не менее ты принес мне меч и нашел дорогу в Искьярд. В юности я говорил тебе только горькие слова, а теперь слишком поздно для слов любви: призрак ничем не может помочь…

Джайал почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. — Все кончено: мы никогда не поймем друг друга…

И опять барон остановил его. — Сынок, мы оба оставили сожаления в развалинах Тралла. Иллгиллы должны пасть, наша семья исчезнет, превратится в прах. Только тогда ты обретешь покой, как и я, хотя будешь жить на Серых Долинах, где сверхъестественной силы ветер вечно дует через бесконечный полумрак. Но прежде, чем мы соединимся с тобой там и будем вместе плакать, дожидаясь нового восхода солнца, помни: необходим уничтожить проклятие. Манихей был прав. Найди зло, которое я принес в этот мир. Уничтожь своего двойника.

Джайал расправил плечи, опять встретившись глазами с призраком. Как если бы пыл слов отца влился в его уши как горький, но целительный бальзам, согревая замерзшие руки и ноги: сердце опять забилось, появилась новая цель, судьба опять потребовал его. — Отец, скажи мне, куда идти, — сильным голосом сказал он.

— Ты должен торопиться. Он совсем близко от ворот, ведущих в Скрытый Город. И у него Теневой Жезл.

— Да будет проклята вся моя жизнь и особенно тот миг, когда я родился вторично, когда я впервые увидел своего двойника, идущего ко мне по мосту между Миром Смертных и Миром Теней, на который мы оба поднялись вместе и поменялись телами.