Она потуже натянула на себя плащ и пошла прямо через сугробы, Уртред и Джайал последовали за ней. Солнце медленно поднималось перед ними из-за края леса. Его лучи побежали по снежной равнине, длиной не меньше двадцати миль, к мрачной линии холмов, которые они увидели вчера вечером. Сейчас они отчетливо вырисовывались в лучах восхода, и походили на наполовину погребенные головы великанов, глядящие на людей через равнину.

Хотя солнце немного согрело их замерзшие тела, каждый помнил свое пробуждение: Уртред и Таласса после сна любви, Джайал — после сна смерти.

Две великие армии, сорок тысяч воинов, сошлись лицом к лицу на поле Тралла. С одной стороны Иллгилл, с другой — легионы Немертвого Лорда, Фарана Гатона Некрона. Армия барона погибла почти полностью, как, впрочем, и легионы Червя, которые победили в тот день. Тралл погиб, Фаран Гатон сбежал. Из всех его могучих легионов осталось только трое, не считая его самого. Все они шли под землей, по длинному подземному туннелю, ведущему на север. И они тоже шли в Искьярд.

Фаран Гатон Некрон поднял руку в ратной рукавице, приказывая остановиться тем трем, кто шел за ним, единственным выжившим из огромной армии, которую он привел из Тире Ганда в земли Огня. Два солдата уничтоженного легиона, Жрецы Скорби, и его волшебник, Голон.

Князь остановился не потому, что он устал, так как усталость ничего не значила для него и он не спал двести лет. Фаран остановил их потому, что хотел, чтобы они сохранили силы, чтобы они оставались в живых до тех пор, пока ему не понадобятся они сами и их кровь.

А этот момент настанет очень скоро, потому что недалеко новое полнолуние и в ту ночь он должен будет выпить живую кровь, или заснуть вторым сном, их которого нет возврата.

Хотя было темно, совершенно круглый туннель протянулся вдаль настолько, насколько могли видеть его глаза, для которых не существовало темноты. На север, всегда на север. Подальше от Лорна, и как можно дальше от Хозяина Равенспура.

Дно туннеля покрывала грязная зеленая ряска. Сапоги Фарана сгнили, остатки с трудом держались, скрепленные полосками кожи. Сырость ела его ноги, с них сходило мясо, но он не чувствовал боли: нервные окончания умерли двести лет назад, когда он стал Живым Мертвецом.

Пока остальные восстанавливали дыхание, он глядел вдаль, в туннель. Этот длинный и прямой как стрела ров назывался Барьер Айкена. Древний путь богов. Он начинался в трех сотнях лиг к югу, на северном склоне Палисад в Логове Харкена, где когда-то Ре держал своих жеребцов-драконов. Потом он пересекал Равнину Призраков, проходил под Равенспуром, опять выходил на поверхность на Равнине Волков и уходил под землю не доходя Леса Лорн. Там они начали свое путешествие, почти год назад. С тех пор они идут не останавливаясь вперед, а где-то над ними находится Лес Лорн, бесконечный и невидимый. На севере должны быть Холмы Дьюрина и, если легенды не врут, Искьярд, тот самый город, из которого пришел Маризиан, где должны исполнится последние пророчества и решится судьба мира в пользу Ре или Исса.

Когда-то туннель шел глубоко под зеленым лесом, но за много веков эрозия и деревья все изменили. Корни гигантских деревьев взломали свод туннеля, кирпичи из образовавшихся дыр упали на дно, а их место заняли бледные корни, которые как бесчисленные руки тянулись из темноты. Через разрушенный потолок сочилась вода. Днем в темноту Барьера пробивались солнечные лучи. Свет — враг, который может превратить его в туман. В таких местах надо было ждать ночи, прежде, чем двигаться дальше.

Он жив только потому, что выпил кровь тех, кто шел за ним, тех, кого он сумел собрать после убийства Весельчака и бегства от Хозяина Равенспура. В туннелях под Лорном он нашел тринадцать. За последние месяцы одиннадцать из них умерли.

Его спутникам приходилось довольствоваться скудной едой. Свою жажду они утоляли из луж на дне тоннеля, хотя вода в них была кислой и соленой из-за древних металлов, растворенных в ней. Когда Голон решал, что во внешнем мире вечер и солнце садится, он бормотал слова одного из черных заклинаний Исса, и из заплесневелых разломов на мокрых стенах туннеля начинали появляться серые грибы, которые становились все больше и больше, пока их отвратительный тлетворный запах не заполнял весь тоннель, но он и выжившие Жнецы были настолько голодны, что хватали серо-белую мякоть и пихали в рот, не обращая внимания ни на что. Потом многие заболевали и мучались болями в животе. Но Фаран никому не разрешал отдыхать, только гнал и гнал их вперед, в бесконечную ночь туннеля.

Князь вздохнул. Вопрос крови. Он старался дышать неглубоко, что не чувствовать запаха трех людей, следовавших за ним: надо было управлять своим аппетитом — кровь была деликатесом, и чем дальше он уходил от человеческих привычек, тем более редким и изысканным. Искушение кровью сводило его с ума. Почти целый год в дороге, и разве с каждым днем его жажда не становится все сильнее и сильнее?

Да — для такого, как он, для одного из немертвых, мир в последние несколько дней перед полуночью Исса стал похож на протянувшуюся во все стороны пустыню, почти без людей и почти без крови. Даже в Тралле не хватало крови рабов на всех Живых Мертвецом, и он сам выжил только благодаря напитанным кровью пиявкам.

Но теперь больше нет пиявок — только три человека, три месяца; потом вторая смерть, если не удастся найти еще крови.

И если не было крови в Тралле, где жизнь прекратилась, побежденная смертью, откуда здесь, в бесконечном туннеле под северными пустошами, возьмется хоть одна живая душа?

Так что надо либо выпить последние драгоценные запасы сейчас, или немного подождать, надеясь, что скоро найдут своих врагов? Этой ночью, или, может быть, следующей, будет полнолуние. Если он не добудет крови, придется убить одного из тех, кто идет за ним.

На лица Жнецов, как всегда, были надеты маски-черепа. Элита, лучшие бойцы легиона, но они будут первыми. Когда солдаты заметили, что он смотрит на них, оба дружно повернулись и низко поклонились: фанатики, которые добровольно отдадут ему свою жизнь.

Выпить человека целиком, или взять необходимый минимум? Первое означает, что он будет целый месяц сыт, но зато этот запас исчезнет навсегда, человек умрет, превратится в лишенную крови оболочку. Да, но если он возьмет только немного, ровно столько, чтобы утолить жажду, укушенный человек сам станет одним из них, вампиром, Живым Мертвецом. И этому новому вампиру тоже надо будет пить кровь до наступления полнолуния, и Фаран окажется даже в более худшем положении, чем раньше: запасов крови меньше, едоков больше, отчаянная жажда у обоих, все, конец похода. А они так далеки от любой крови! Да, вот подходящая метафора: они — путешественники в безлюдной и безводной пустыне.

Четвертым выжившим членом отряда был Голон: волшебник и вызыватель демонов, демонолог. Он будет последним из всех трех: его искусство слишком ценно, чтобы остаться сейчас без него.

Фаран просигналил, что опять готов идти. Голон вынул маленькую пурпурную жемчужину, надетую на кожаную петлю, и поднял ее перед собой. Жемчужина немного покачалась в твердой руке волшебника, потом, как если бы ее толкнул невидимый палец, качнулась к югу, в том направлении, откуда они пришли, и застыла на полувзмахе. Это повторялось изо дня в день, начиная с земли Полунощной Чуди: каждый раз жемчужина качалась в направлении самого могущественного магического предмета недалеко от них, меча, который нес Джайал Иллгилл, Зуба Дракона. Но сегодня случилось еще кое-что. Какое-то время жемчужина повисела не двигаясь, а потом внезапно качнулась в противоположном направлении, на север.

— Что случилось? — спросил Фаран.

Голон поглядел наверх. — Перед нами тоже очень сильная магия.

— Что может быть сильнее Зуба Дракона? Быть может мы уже близко от Искьярда или Теневого Жезла?

Голон покачал головой. — Нет, они оба еще далеко. Это что-то совсем другое, возможно в этом месте боги оставили какой-то магический артефакт.