Но он остался неумолим.

— Вниз, я сказал! — закричал он, с трудом удерживая штурвал. — Пора откачивать воду из трюма! Ольма, что ты стоишь?

Девушка презрительно хмыкнула, но молча потащила за руку упирающегося брата за собой по отчаянно раскачивающейся палубе. Ахав, скосив глаза на зеркало заднего обзора, проследил, как цепляясь за медные поручни, дети добрались до кормового люка, и сосредоточился на управлении шхуной.

Неподалеку среди бурных волн резвилась стая крупных тунцов, белый альбатрос с протяжным криком пронесся над кормой, словно о чем-то предупреждая. Старик встревожился — чутье говорило ему о надвигающейся опасности. Справа по курсу он увидел два скалистых острова — это было инверс-изображение двух наиболее крупных лун Полдии. В этих местах нужно было держаться настороже — не дай бог, шхуна попадет в одно из течений, стремительно несущих свои холодные воды прямо к береговым отмелям! В этом случае «Гелле» не миновать столкновения с подводными рифами…

Ахав взялся левой рукой за рычаг управления такелажем, резко уменьшил парусность и развернул судно боком к ветру. Шхуна замедлила скорость, но штурвал стал яростно вырываться из усталых рук рыбака. Ветер крепчал, подняв высоко над волнами желтые хлопья пены. Первой не выдержала латанная-перелатанная бизань-мачта — под натиском разгулявшегося шторма она вдруг треснула, с грохотом переломилась пополам и обрушилась на палубу. Оставшиеся мачты угрожающе раскачивались, теряя остатки парусов. Обливаясь потом, Ахав пытался удержать судно на нужном курсе, но «Гелла» так и норовила свернуть к островам. «Что же ты, старушка, — шептал старик, чувствуя, что теряет последние силы. — Не подведи, родная, не подведи!..»

И тут ветер стих так же внезапно, как и возник несколько минут назад.

Ахав облегченно вздохнул и, включив автоштурман, на негнущихся ногах вышел из рубки. Опершись спиной о борт, густо облепленный пеной, он горестно оглядел «Геллу», которая превратилась в жалкого инвалида. Бизань-мачта была переломлена пополам, от грот-мачты осталось едва две трети, бом-кливер и кливер напоминали решето. Такой неудачи с ним давно не случалось…Ни о какой охоте на китов и речи уже не могло идти — дай бог, чтобы суденышко вернулось к родным берегам!

Перешагивая через обломки мачт, к нему уже спешили дети. Илия был бледен и растерян, а Ольма еще более посуровела — глаза ее сузились, губы недобро сжались в узкую полоску.

— Отец, нам надо возвращаться! — задыхаясь от волнения, крикнул Илия, не обращая внимания на яростные взгляды сестры. — Разве «Гелла» может идти дальше без парусов?

— Сам знаю, — сквозь зубы ответил Ахав, опустив от стыда голову. — Но на следующей неделе к нам придет сборщик налогов — и чем я буду с ним расплачиваться? Придется отдать «Геллу» в счет долгов, а самому на старости лет подаваться в ловцы губок. Ладно…

— Ничего не ладно! — возмущенно сказала Ольма, с сочувствием глядя на обескураженного отца. — Ты не сможешь жить без шхуны! Лучше я пойду в Замок служанкой или прачкой…

— И не думай об этом! — в бешенстве закричал Ахав и, подскочив к девушке, отвесил ей оплеуху. — Чтобы я больше не слышал от тебя таких слов! Дочь китобоя Ахава — и пошла в шлюхи к пузатым чинушам?

Ольма отшатнулась. ее мокрое от брызг лицо исказилось от обиды и боли. Опомнившись, Ахав понял, какую он сделал глупость. Девушка-то пошла вся в него — сплошной комок гордости и упрямства. Теперь эта обида надолго встанет между ними, никаких извинений Ольма и слушать не захочет…

Илия ласково погладил вздрагивающее плечо сестры, укоризненно глядя на отца. Ахав нередко отвешивал ему затрещины, особенно, когда тот допоздна задерживался в церковной библиотеке — но Ольму до сих пор никто и пальцем не тронул.

Старик вздохнул, отвернулся и, заложив руки за спину, угрюмо пошел на корму. Альбатрос с оглушительным криком вновь пронесся у него над головой. Ахав встрепенулся, поднял голову — и увидел невдалеке от судна кита.

Гигант-одиночка — таких Ахав встречал всего дважды за свою долгую жизнь — плыл в полулиге от шхуны, выбрасывая высоко в небо сразу шесть фонтанов. Горб лоснящейся туши поднимался над волнами словно холм. Широкие плавники мягко ударяли о воду, мощный хвост, оснащенный тремя рядами зазубренных костянистых гребней, оставлял за собой пенистый след.

Мертвой хваткой вцепившись в поручни, Ахав хмуро рассматривал многочисленные шрамы, покрывавшие кожу гиганта. Да, это был секач, кит-бродяга, ветеран, закаленный в бесчисленных схватках — судя по длине и окраске гребней, ему было лет триста, не меньше. Но как же так… патрули Управления не могли пропустить такого исполина! Они подняли бы по тревоге весь рыцарский флот и бросили в этот район, по крайней мере, крейсер или даже линкор. Вместо этого он, Ахав, на старой, полуразбитой посудине, должен дать отпор врагу!

К нему тихо подошел сын и, затаив дыхание, следил за секачом. Вместо испуга в мальчишке впервые проснулся охотничий азарт.

— Отец! — вдруг крикнул он хриплым от возбуждения голосом. — Гарпуны готовы к бою! Ох, и везет же…

Ахав не успел обернуться, как позади послышались торопливые шаги — сын уже спускался в трюм, в их крохотный арсенал.

— Стой! — закричал рыбак, теряя самообладание. — Стой, я сказал, сопляк! Здесь командую я!

Ольма, забыв о недавней обиде, успокаивающе погладила отца по плечу.

— Это наш единственный шанс, отец! — мягко сказала она. — Если мы возьмем этого кита, то расплатимся со всеми долгами — еще и на жизнь останется. Чего ты медлишь — нам, наконец, улыбнулась удача…

— Удача? — горько сказал Ахав, взяв дочь за плечи, повернул ее лицом к парусам. — Ты считаешь, девочка, что мы справимся с таким гигантом — втроем, на старом, потрепанном суденышке?

Девушка тихо спросила:

— Ты боишься за нас? Скажи — если бы ты был один, то рискнул?

Рыбак опустил глаза и буркнул:

— Но я же не один… Ладно, иди в арсенал и помоги Илии. Попробую подойти к киту с подветренной стороны… а там посмотрим. Ну, живо!

Ольма ободряюще улыбнулась ему и бросилась к люку, Ахав же, чертыхаясь, направился назад. в рубку. Было безумством нападать на секача. Если кит рывком уйдет в глубину, то тросы всех шести гарпунов не выдержат… А если они не лопнут, то будет еще хуже — потерявшая остойчивость «Гелла» может завалиться на бок и пойти ко дну. Секач еще мог, поднырнув под килем, выйти «Гелле» за корму — и сжечь ее двумя-тремя «огненными плевками». Да мало ли у матерого, закаленного в смертельных переделках кита, способов разделаться с одиноким суденышком? Можно биться об заклад, что его хребет истыкан обломками гарпунов, а в широких складках хвоста застряли останки разбитых кораблей.

Ахав уже начал разворачивать шхуну, когда ему в голову пришла неожиданная мысль. Всем известно, что секачи никогда не подходят близко к обитаемым мирам. Их стихия — это планеты-гиганты с водородно-метановой атмосферой, где они любят понежиться, питаясь обломками кристаллических металлов — так же, как земные киты живут в скоплениях океанского планктона. Выходит, это не просто одинокий бродяга, а разведчик! Разведчик Белого кита! Секач наверняка скрывается здесь, между лунами, чтобы по команде Хозяина глубоко нырнуть и одним рывком достичь Замка. Крейсера, стоящие на приколе в порту, будут застигнуты врасплох! Так было сорок лет назад на орбите Тернии, крупной планеты в системе Альбатроса, где Замок был разрушен почти до основания. И так было восемь лет спустя, на пути Замка к созвездию Девы, где была потоплена половина рыцарского флота, а он, Ахав, потерял ногу, встретившись на «Гелле» с Белым китом.

У Ахава перехватило дыхание. Удерживая штурвал правой рукой, он дотянулся левой до тумблера радиосвязи и закричал:

— Порт! Говорит шхуна 12–16! Порт, вас вызывает 12–16…

Несмотря на то, что он вызывал Замок на аварийной волне, в динамике ничего не было слышно, кроме шума и треска.

— Говорит 12–16! Порт, вы слышите меня? Отвечайте…