Ирише только предстояло узнать, у кого «Белосинь» будет записывать альбом и кто теперь их менеджер. Аркашу прямо-таки распирало, но он героически молчал, потому что Волчара взял с него страшную клятву. Ланка боялась сглаза.

– Ладно, – сказала Ириша и завертела головой в поисках официантки. – Пойдем погуляем.

– Может, тебя лучше домой отвезти?

– Да ну тебя! – засмеялась она и махнула на него рукой. – Подумаешь.

И они пошли гулять, несмотря на слякоть и холод. Ириша болтала и висла у Аркаши на локте. У иззябших роз почернели края лепестков, ни единой зеленой стрелочки не выбилось еще из черной влажной земли, но уже пахло весной. Дело шло к вечеру, людей вокруг становилось все больше. Начиналась толкотня. Аркашу то и дело пихали, потому что он забывал смотреть по сторонам. Время от времени Ириша чуть ли не силой утаскивала его в сторону, освобождая кому-то путь. «Слепыш бестолковый», – ворчала она, а Аркаша улыбался. Вдруг, охваченный нежностью, посреди улицы он прижал ее к себе и расцеловал – в голубые веселые глаза и в выгнутые брови, и в покрасневший нос.

А когда оторвался, то увидел Тиррей.

Гитара его не заметила. Она сидела на скамейке, на спинке, выставив длиннущие, загорелые голые ноги, и разговаривала со своим исполнителем – тот был лохматый и небритый, весь в железе высокий парень с насмешливыми глазами. Гитара была в своем репертуаре: фраз не строила, а вместо того тыкала парня в плечо пальцем, ухала и морщила нос. Но железный парень, по всему судя, отлично ее понимал.

– Ты куда уставился? – спросила Ириша и тут же ахнула, увидев: – Ого! Совсем голая, вот моржиха, везет же ей, я б сразу простудилась…

– Ириш, – сказал Аркаша, – а это ведь не человек. Это тоже живая гитара. Ну, как Альта. Другая.

– Ух ты! – восхитилась Ириша мимолетом и сразу забыла.

Она потянула его за собой, увидав за углом еще что-то интересное – то ли мартышку с фотографом, то ли жонглера, и Аркаша послушно пошел. Только обернулся напоследок, улыбаясь, чтобы еще раз увидеть, как озаряет курносую мордочку Тиррей неистовое ласковое сияние обретенной любви.

– Драконы, драконы… Плевать я хотел на этих драконов! – Огромный, поперек себя шире варвар с силой припечатал кружку к изъеденной временем и подобным небрежным обращением столешнице. Темная жидкость плеснула через край, клочья пены повисли на заскорузлой ладони воина.

– Ну, не скажи, – хмыкнул кто-то из собеседников. Кто именно – разобрать было сложно. Факелы, которые прижимистый Энвельд все никак не собрался заменить нормальными масляными светильниками, немилосердно чадили, и весь зал умрадской таверны был заполнен дымом.

Это мало кому мешало… в конце концов, в чем прелесть пира на свежем воздухе? Большинство тех, кто коротал здесь время, с избытком хлебнули удовольствия есть и пить в степи, в лесу или в снежных горах. Хлебнули и продолжали хлебать… так и пойдет, до самой смерти. Редко кому из воинов доведется встретить костлявую в собственной постели, да они к этому и не стремились. Не то чтобы это было каким-то уж особым позором, Ткач видит все, и знает, кто чего заслужил в жизни… и все же на стариков, отошедших от дел, поглядывали с некой снисходительной жалостью. И каждый боец, полный сил, неисполненных еще надежд и нерастраченной тяги к приключениям, нет-нет да и думал про себя: «Уж я лучше паду с честью и славой, чем вот так… разваливаться от дряхлости, умирать от старческой немочи…»

Так что те редкие минуты, когда бойцам удавалось вот так спокойно, не ожидая опасности, посидеть за столом в теплой компании, все ценили. А потому не обращали внимания ни на чад факелов, ни на поганое в общем-то пиво… Вино было чуть получше, но и платить за него приходилось совсем другие деньги.

Сегодня платил варвар. Собственно, варваром его можно было считать скорее лишь благодаря звероватому внешнему виду. Судя по цвету кожи, привычке затягивать собранные в хвост сальные волосы костяной (Дикус мог поклясться, что косточки-то явно человеческие) заколкой и сине-черным полосам татуировки на лбу, почти утратившей былую законченность из-за многочисленных шрамов, этот боец прибыл в Умрад с Харона. Явно после успешно выполненной работы, поскольку золото он метал на стол, не считая. Да и доспехи на нем были очень, очень неплохи… такая броня стоила огромных денег, да и раздобыть ее было делом непростым. Эдмунд Энвельд, владелец таверны, по такому случаю лично обслуживал гостей, что само по себе было явлением достаточно редким. В обычные дни Энвельд предпочитал проводить время за стойкой, зорко приглядывая за девушками, разносившими немногочисленным посетителям немудреную еду и выпивку. Разносолами в Умраде не баловали, да и негоже истинному клановому воину уделять сколько-то внимания тому, что он ест. Вот что пьет – дело иное. Не раз и не два звучали идеи свернуть шею Энвельду за его дрянное пиво и сверх всякой меры разбавленное вино, но что поделать – другой таверны в Умраде нет.

– Не скажи, – повторил все тот же невидимый во мраке собутыльник варвара. – Драконы – твари серьезные… вот, как-то я…

– Да что ты понимаешь, молокосос! – зарычал варвар. – Я сам, своими руками убил гигантского дракона!

С этими словами он снял с пояса здоровенный нож – Дикус подумал, что в иных руках эта железка вполне сошла бы за небольшой меч, и продемонстрировал собравшимся резную рукоять.

– Вот он, драконий зуб! В моей комнате таких еще с десяток! Эта тварь напала на меня неподалеку от Гавотского замка, будь проклято это место. Клянусь, его чешуя не устояла перед моим копьем! Хватило одного удара…

Внезапно налитые кровью глаза варвара уперлись в Дикуса. Маг, слушавший похвальбу закованного в железо здоровяка, не успел напустить на свое лицо выражение равнодушного внимания. Скептическая ухмылка от глаз харонца не укрылась.

– Эй, ты! – заревел варвар. – Да, ты! Чему это ты усмехаешься, щенок? Думаешь, я вру? Не веришь?

– Ну почему же, – все еще надеясь, что дело решится миром, пожал плечами Дикус. – Верю. Не так уж часто убивают гигантских драконов, но это все же случается. Ты великий герой.

– Да, я герой, – осклабился варвар. – Иди-ка сюда, магик. Ну? Живо!

Дойди дело до драки, варвар наверняка раскатал бы мага в тонкий блин. Боевая магия хороша на открытых пространствах, когда можно нанести удар с большого расстояния, поразить противника молнией или огненным шаром… а подпускать к себе тяжеловооруженного мечника вплотную было верным способом быстро отправиться на тот свет. Поэтому спорить Дикус не стал… пока не стал.

Сидящие за столом потеснились, давая место магу. Варвар со стуком опустил перед Дикусом здоровенную глиняную кружку, до краев наполненную пивом.

– Пей!

Пиво Дикус не любил. Особенно сей конкретный сорт, которому вполне подошло бы название «Моча Энвельда».

– Благодарю, но…

– Брезгуешь, значит, – набычился варвар. – Стало быть, его магическая светлость не желает разделить выпивку с простыми воинами? Может, ты думаешь, что мы вообще недостойны сидеть с тобой рядом, а, магик?

Дикус вдруг с легким огорчением подумал, что сейчас сорвется. Он терпеть не мог, когда кто-либо повышал на него голос…

– Может, и достойны. – Он все еще старался говорить ровным голосом, но в интонации уже по каплям вливался яд. – Вы ведь все герои… только и слышно, кто кого убил, кто сколько золота загреб…

– Добрая драка, чтобы потешить сердце, да толика золота на хорошую выпивку – что еще надо настоящему мужчине? – Голос варвара прозвучал неожиданно благодушно, словно бы он говорил с неразумным дитем, а не с боевым магом, пусть еще и не слишком опытным. – Об этом можно и друзьям рассказать. А о чем еще говорить, магик? О чем, как не о славе, о золоте да о бабах? Ты был в настоящем бою, магик? Когда кровь льется рекой, когда исчадия тьмы наступают, а с тобой лишь иззубренный топор?

– Был, – пожал плечами Дикус.