Женщина не увидела ничего, и ничего не почувствовала. Но мужчина кивнул так, как будто благодарил за ответ.

Они вошли под каменные своды, и она вздрогнула, потому что бессознательно ожидала прохлады. Но, мертвая и молчаливая снаружи, внутри башня дышала обжигающим колдовским жаром, словно внутренность огромной печи. Женщина ощутила, как взвихряются вокруг них потоки колдовской силы, а в следующий миг увидела их – но это было не привычное ей бледное свечение, а яростный, слепящий блеск.

Если собрать по крупицам всю колдовскую мощь известного ей мира – навыки ведьм, знания колдунов, приемы заклинателей, силу амулетов, – то все это вместе не смогло бы противостоять могуществу Башни.

Башня, сила которой больше сил всего мира. Как это?

– Как это, Тенна? – спросила женщина, моргая и смахивая слезы.

– Потерпи еще немного, Ихалла, – мягко ответил он. – Теперь уже совсем недолго.

Обманутая ласковым тоном, она заглянула ему в глаза. Но нашла там только ненависть – закаленную и смертоносную, как меч в его руке.

Тенна медленно поднимался по лестнице на второй этаж, туда, где была библиотека, и ненависть глухо стучала у него в висках.

Единственное, что выглядело нетронутым в сожженном зале – это черное каменное зеркало на стене. Зеркало высотой в три человеческих роста в черной же каменной раме.

Кучки лежалой трухи на полу – вот все, что осталось от столов, на которых веками покоились толстые тома в металлических и кожаных переплетах с застежками и инкрустациями. Древняя библиотека магических книг.

«Мои пальцы помнят прикосновение к священным древним страницам. Помнят выпуклость Знака, который нес на себе каждый переплет, – знакомого с детства символа Магического Равновесия, который в этом мире называют Знаком Ортаны. Какая чудовищная ирония! Назвать символ Равновесия именем того, кто это Равновесие разрушил».

Тенна нагнулся, окунул кончики пальцев в пыль, провел по щекам, коснулся губ. Горечь и боль.

Пальцы помнят… Нет, неправда. Эти пальцы ничего не помнят. Они принадлежат телу, которое держало в руках только меч и факел, а книгу – никогда.

Новый мир еще не написал своих книг. И вряд ли напишет. Да и что могут сказать книги проклятого мира? Передать по наследству умение жечь и убивать? Пусть лучше не будет этих книг.

А здесь… Здесь были книги, возраст которых считался тысячами лет, десятками тысяч, сотнями тысяч. Были. И все – уничтожены. Погибла библиотека Юга-и-Запада, одно из двух средоточий магии прежнего мира. И библиотека Севера-и-Востока погибла тоже. И мира больше нет. Остались лишь две выгоревшие изнутри башни.

Две башни. Одна – на берегу вечно холодного моря. Три столетия ледяные ветры остужают ее пустое нутро. Белый саван снега давно скрыл под собой осколки каменного зеркала, что лежат на полу перед треснувшей рамой.

Другая башня стоит на берегу вечно теплого моря. А зеркало в ее бывшей библиотеке – уцелело. Вот оно. И поверхность его ничего не отражает.

«Ты не мог захлопнуть все двери, Ортана. Никто не смог бы. И вот – я пришел к тебе. Встречай же!»

Тенна снял рубаху и бережно протер каменное зеркало. Сначала – слой за слоем – сошла грязь и пыль, потом – трехсотлетней давности сажа и копоть.

«Я смеюсь, и на губах моих – вкус ненависти, как сладкий яд, потому что вместо своего отражения внутри полированного камня я вижу тебя. Ты бледен, ибо давно не видел солнца. Ты вздрагиваешь, заслышав мой смех. Ты ждал меня? Разумеется, ждал, ибо знаешь довольно; но тебе дано знать и больше – не все ожидания сбываются».

Это ожидание, вопреки надежде Ортаны, сбылось.

– Приветствую тебя, Бессмертный! – громко произнес Тенна. – Приветствую тебя, Ортана! Приветствую тебя, единого в двух сущностях – величайшего демона и высшего бога этого прекрасного и жалкого мирка. Я радуюсь встрече с тобой, Бессмертный Брат!

Ортана молчал. Он вообще не шевелился, как изваяние в храме. Самое священное изваяние в самом сокровенном храме великого Ортаны.

– Ты хотел быть могущественным, Ортана, и я тебя понимаю, – продолжал Тенна, чуть отвернувшись от зеркала. – Кто же не хочет? Но ты к тому же хотел быть единственным, а это глупо. Вот, стал ты единственным для многих – альфой и омегой, богом и дьяволом, – но для этого тебе понадобилось изувечить весь мир. Да, могущество ты обрел, но кто назовет твой путь достойным? Да, единственным нарекли тебя – но разве тебе не одиноко?

Ортана едва заметно шелохнулся, но не ответил.

– Ты думаешь, я пришел, чтобы уничтожить твой выморочный мирок? – негромко спросил Тенна, по-прежнему не оборачиваясь. – Глупо. Это ведь и мой мир, не так ли, мой Единственный? Я не хочу ему зла. Нет, Ортана, мир не погибнет. Но он изменится вновь – ибо я пришел вернуть Равновесие. Полагаю, теперь ты умрешь, бессмертный братец.

Вместо ответа Ортана резко выбросил вперед руку.

Проходя сквозь каменную грань, рука чудовищно искажается. Огромная когтистая лапа выползает из камня, обхватывает меня за пояс и утягивает внутрь.

Внутри камня темно и пыльно.

По ту сторону камня стоит хлипкий столик на гнутых ножках. Прямо к столешнице прилеплена воском толстая свеча, которая горит еле-еле, как будто нехотя. Рядом со столиком в огромном кресле сидит он.

Я выдвигаю из-под стола табуретку, которой еще мгновение назад там не было. Кресло мне ни к чему – я не намерен здесь засиживаться.

– У тебя ничего не выйдет, Тенна, – говорит он.

– Ты обманул Хранителя Башни Севера-и-Востока. Он умер, но перед смертью отправил меня сюда, – говорю я. – Ты обманул Хранителя Башни Юга-и-Запада. Он потерял силу духа, а это хуже смерти, но он дал мне ключ, чтобы я смог войти в башню и убить тебя.

– Я поистине господин этого мира, Тенна, – говорит он. – Я всемогущ.

– Это ненастоящий мир, – говорю я. – Уродливое отклонение от истинной реальности. Складка времени, которую нужно разгладить. Ты же не можешь выйти отсюда, Ортана! Ты заперт в магическом тоннеле между двумя башнями, который не принадлежал нашему миру и не принадлежит этому. Если ты появишься в нищем и варварском мирке, который гордо зовешь своим, он исчезнет. Обратится в ничто. Ибо ты сам – часть большого, настоящего мира, и потому ты один – больше всего этого мирка, вместе взятого.

– Я всемогущ, Тенна, – говорит он. – Я поистине создал все, что есть ныне сущего. И женщину, которая пришла с тобой. И нынешнего тебя.

– Да как ты смеешь мнить себя творцом?! – взрываюсь я. – Ты ничего не создал, ты только вычеркнул, уничтожил, разрушил! Железо и огонь – вот все, что ты оставил им. Магия огня и железа – какая жалкая часть истинной магии мира! Ты нарушил Равновесие, ты сжег обе библиотеки, ты… ты убил Ихаллу!

– Насчет Ихаллы… я сожалею, Тенна, – примиряюще говорит он, и я вижу, что ему действительно жаль. – Это было давно.

– Время есть неопределенность, и значением ее наделяем мы сами, – говорю я. – Я ненавижу всех, кто позволил катастрофе свершиться, – и себя не меньше, чем тебя. Ненависть жжет меня сейчас так же, как сто и двести лет назад. Внутри «сейчас» времени нет. Защищайся!

И я вижу, что он впервые заметил в моей руке обнаженный меч.

– Ты сам – разрушитель! – кричит он и бьет кулаком по столу.

Свеча вспыхивает ярким бездымным пламенем.

– Эта вещь сродни твоему миру, – вкрадчиво говорю я. – Немного сумел я спасти, Ортана. Нет больше посоха Трав, триста лет никому не служит щитом Воздух, но это… Сталь, закаленная в огне, и немного варварской магии, помогающей убивать. Ей хорошо здесь. Здесь, в тоннеле между башнями, мы с тобой почти равны, Ортана. Что ты противопоставишь моему мечу?

Из черного ничто за спинкой кресла он достает книгу в железном переплете, с которого содран священный Знак. Я знаю, что это за книга, я много раз читал ее.

Это книга Огня.

Та самая, которая, попав в тоннель, нарушила Магическое Равновесие мира.