– Можно сказать, за последние десять лет у господина Маркеля и его команды не было ни единой ошибки в расчетах. Он приезжал, – снова жест в сторону гостя, – топал ногой и говорил: «Копать здесь». Копали и выкапывали. Многие пытались хотя бы одним глазком заглянуть в знаменитые таблицы господина Маркеля, но – увы: они и по сей день остаются за семью печатями. Ходят слухи, – голос Лебедева сделался игриво-многозначительным, – что никаких таблиц в природе вообще не существует, что, дескать, это вещий голос нашептывает господину Маркелю, где нужно копать, но лично я в мистику не верю и вы, уважаемые зрители, надеюсь, тоже. Одним словом, есть таблицы, нет ли – не суть важно. А важно то, что сегодня Питер Маркель – гость нашей передачи.

Некоторое время Лебедев разогревал Маркеля незначительными вопросами, но скоро их разговор перекинулся на более интересную тему. Сначала Маркель рассказал о том, как они нашли клад в Австралии, в семидесяти милях от Сиднея, и как вместе с кладом выкопали кости гигантского кенгуру. Один из экспертов определил, что кожаный ларчик с драгоценными камнями кенгуру носила в своей сумке, мало того, ларчик был буквально пришит к сумке золотой скрученной нитью. Это была история для затравки; все слушали ее, затаив дыхание.

Лебедев задал около полусотни вопросов, но Маркель откликнулся далеко не на все. В адрес большинства он отвечал просто и коротко:

– Без комментариев.

И это означало, что на искомую тему он говорить не хочет по каким-то своим причинам. Принимая во внимание специфику его деятельности, о причинах этих догадаться было нетрудно. Климатический купол, о котором снова завел было речь Лебедев, относился как раз к теме, на которую оказалось наложено вето. Что же касается вопроса о таблицах, с помощью которых он якобы отыскивает свои клады, то вот как Маркель на это ответил.

– Хочу заверить всех и каждого, – сказал он серьезно и вдумчиво, – что в природе никогда не было, нет и быть не может никаких кладоискательских таблиц. Это было бы слишком просто. Всякий раз, отправляясь на поиски клада в то или иное место, я руководствуюсь тремя вещами: рекомендациями моих научных экспертов, которых здесь представляет господин Збигнев Вотульский (жест в сторону господина в лохматом пиджаке), собственной интуицией и тем, что называют удачей. «Будь ко мне благосклонна, Фортуна!» – взываю я всякий раз. И нередко она меня слышит. Нередко, но, к сожалению, гораздо реже, чем хотелось бы. Вот и все.

Я смотрел на тебя, Анечка, я глаз с тебя не сводил, а ты внимательно слушала кладоискателя-гангстера, сидя к нему в пол-оборота, и одна из камер брала твой профиль крупным планом.

– Вы из немногих, – вкрадчиво заговорил Лебедев, – кто поиски кладов превратил в бизнес, причем – в весьма выгодный бизнес. И в его основе лежат всего лишь рекомендации экспертов и интуиция?

Маркель тонко улыбнулся в ответ на эту маленькую провокацию.

– Кладоискательство, – мягко сказал он, – это не только бизнес, но это еще и игра. Трудная, чаще тягомотная, нежели интересная, дорогостоящая, иногда опасная игра. Нередко игра с огнем. – В его голосе появился легкий, но вполне ощутимый металл. Да, такой своего не упустит. – Как и во всякой игре, здесь тоже – можешь выиграть, а можешь и проиграть. В девяти случаях из десяти вложенные силы и средства оказывались брошенными на ветер – мы ничего не находили. Просто слухи о наших успехах весьма преувеличивались в рекламных целях, а информация о реальном положении дел замалчивалась в интересах бизнеса. Вот и все. Большинство наших последних проектов оказались убыточными, поэтому несколько лет назад я и начал сворачивать свою кладоискательскую деятельность.

И на другие вопросы Маркель отвечал в том же духе. Его ответы сводились, в общем, к одному – к тому, что с поисками кладов он покончил, ибо годы уже не те.

Что же касается цели его приезда в Россию, то ее можно назвать одним-единственным словом – ностальгия.

– Я уже не молод, – сказал он невесело. – Последний раз был в России восемь лет назад. И вот опять потянуло домой. Просто захотелось побывать на родине, повидать родных, их не так-то много у меня осталось. Вот, кстати, одна из них – моя внучатая племянница Аня, – представил он наконец тебя, Анечка, и в мое серое вещество тут же отозвалось сигналом: система замкнута, все сошлось. Впрочем, система замкнулась уже давно, сразу после слов Дантиста, когда он сказал, что твой род спутан генеалогическими корнями с родом кладоискателя. Просто теперь система получила подтверждение из первоисточника. Анна Теплова – внучатая племянница Петра Маркелова. За которым стоит «Анкерман». Сестра Ганса. Бывшая жена Дантиста. Перекресток, на котором пересеклись наши пути. Маркель еще что-то говорил о тебе (что-то про генетическую память, про Институт картографии, про Сорбонну), но я не слушал, я как-то выпал из реального времени, а когда слух и зрение заново настроились на прямой эфир, речь уже шла о другом.

– … поэтому, к сожалению, я могу посвятить Москве только два дня, – говорил Маркель. – С утра мы уже побывали в Храме Христа Спасителя, на Красной площади, в Коломенском. Вечером идем в Театр имени Евгения Вахтангова смотреть «Ревизора». Завтра у меня несколько встреч с моими русскими коллегами (очень многозначительная фраза), а дальше загадывать не буду. Время, как говорится, покажет.

В этом месте я слез с перил и поднялся лестничным пролетом выше, к окну. Значит, Анечка, ты внучка его брата – это грустное раз. (А почему ни слова, ни полслова об этом брате?) Ты под прикрытием «Анкермана» – это предательское два. Грубо говоря, ты работаешь на Маркеля – это противное три, если, конечно, можно назвать работой твою пассивно-посильную помощь по мелочам. Можно ее так назвать? А почему бы и нет? В любом случае – я в дураках, что и требовалось доказать.

Минут через пятнадцать внизу зашумели, задвигали стульями, и сверху мне стало видно, как из подъезда показались два охранника, Маркель рука об руку с тобой, Анечка, а следом и эксперт с польской фамилией в своем лохматом пиджаке.

Группа еще немного постояла на улице у «Мерседеса», явно позируя. Маркель обменялся с Лебедевым рукопожатием, но этого им показалось мало, и они обнялись. Все это снималось обеими камерами. Потом все расселись по машинам, захлопали дверцы. Финита ля комедия.

«Мерседес» развернулся на площади и влился в поток машин, идущий по проспекту в сторону центра. Серый микроавтобус охраны следовал за ним.

– Какая встреча!

От неожиданности я вздрогнул.

За моей спиной стоял Щипач. Держа руки в карманах брюк, он покачивался с пятки на носок и глядел на меня сквозь бесстрастные стекла зеркальных очков.

– Привет, буфет! – сказал я, как мне показалось спокойно и даже насмешливо. – Какие-то проблемы? – Это вырвалось у меня непроизвольно, само собой.

– У меня? – Он пожал плечами. – Проблемы, по-моему, у тебя.

Ответить мне было нечего. У меня на шее все еще висел фотоаппарат, и вместо ответа я взял и сфотографировал Щипача.

– В милицию твою фотографию отнесу, – объяснил я. – Скажу: этот человек меня преследует. У меня в милиции родственник работает – это чтобы ты знал. В отделе по борьбе с организованной преступностью. Как, говоришь, твоя фамилия?

– Слушай, придурок, – устало сказал он. – Отдана команда о твоей ликвидации. Понял? – Он поднял очки на лоб. Фингал у него почти рассосался, превратившись в легкую желтоватую тень. – Анна просила тебе передать, чтобы ты не появлялся ни на Тимирязевской, ни в общежитии, ни в Видном. В общем – нигде. Линяй скорее, придурок, – сказал он почти шепотом и сделал шаг по ступенькам вниз, – под пулей же ходишь. – И утратил ко мне интерес.

Глядя на его бритый затылок, я перевел дух.

«Спасибо, что предупредил», – молча сказал я ему вслед.

«И тебе, Анечка, тоже спасибо».

Вон оно, значит, как!

Щипач не спеша спустился на первый этаж, но из главных дверей не вышел – минут пять я ждал его у окна, машинально щелкая и щелкая фотоаппаратом, снимая двойное стекло окна. Да, похоже, это действительно вилы. Маркель приехал, вошел в тему и велел меня убрать, как отработанный материал. Что делать?