Она отбросила книгу, забыв о присутствии Найджела, и устремила взгляд в стену напротив. Самое ужасное – это видеть в таком состоянии милого, приятного, в общем-то интеллигентного человека, которого любишь. Видеть, как он превращается фактически в животное, грубое опасное животное, с которым нельзя найти общий язык. Оно не слышит тебя, не понимает твоих слов. А если ты попробуешь помочь ему, оно будет тебя бить руками и ногами. Можно понять, посочувствовать тем несчастным, кто родился убогим. Но людей, которые сами, по собственной воле доводят себя до состояния убожества… Боже, зачем они это делают? Если бы они могли хоть раз увидеть и услышать себя со стороны… Конечно, когда они трезвеют, то мало что помнят о вчерашнем. Но Иэн и не хочет ничего помнить. Стоит только попытаться напомнить ему о его художествах, он тут же мрачнеет и начинает опять пить.

И все же, не смотря ни на что, я его люблю. Он может быть совсем другим – ласковым, внимательным, обаятельным. Нет, мне никто не нужен, только он.

Теперь вот на эту бедную маленькую Изобель свалилась такая ноша. С ней он, конечно, скандалить не станет, с посторонними он почему-то этого не допускает. Будет ужасно нудным и скучным, но хамить не будет. Кто бы мог подумать, что Изобель, эта серая мышка, окажется таким преданным другом. Слава Богу, Иэн – не бабник. Пьянство его я еще могу перенести – это все же болезнь, но измену – никогда. Да я даже не могу представить его с другой женщиной. Нет, никогда! Да и зачем забивать себе голову вещами, которые невозможны. Достаточно того, что вполне возможно.

Она оторвалась от своих грустных размышлений и посмотрела, чем занимается Найджел. Он склонился над книгой. Хорошо, что хоть он не знает правды о своем отце. Она снова посмотрела на часы и вздохнула. Чем позднее, тем в более мерзком состоянии он явится домой. Это уже проверено.

– Найджел, папа где-то задерживается. Почему бы тебе не пойти прогуляться. Зайдешь в снек-бар, чем-нибудь полакомишься, сходишь в кино. Говорят, в «Регенте» идет какой-то хороший французский фильм.

Он поднял голову и улыбнулся. Бедная мамочка! Хочет выпроводить меня до того, как па заявится домой и начнет бузить. Хочет, чтобы я погулял, пока папочка успокоится. Как лучше? Остаться дома и проследить, чтобы с ней ничего не случилось, или пойти гулять, поддерживая легенду о моем неведении?

Пальцы Дайаны опять начали отбивать дробь на подлокотнике. Она выпрямилась.

– Пойди, милый, погуляй. Если у тебя нет денег, возьми в моем кошельке на столе. Если фильм тебе понравится, можешь посмотреть его еще раз.

После некоторого колебания Найджел встал.

– Хорошо, мам. Но только, пожалуйста, не считай меня уж совсем ребенком, который будет подряд два сеанса смотреть один и тот же фильм.

Он вышел. Дайана прислушалась к звуку закрываемой двери и тоже встала и прошлась по комнате, Значит, прошел еще один день, и значит, сынок узнает правду об отце днем позже. Когда же все-таки явится Иэн? Если пойти за ним сейчас, то ничего хорошего не выйдет. Он просто придет в бешенство. Он считает, что я за ним шпионю, заставляю его плясать под свою дудку. Надо немного подождать. И, кроме того, это будет несправедливо по отношению к Изобель.

Голова Иэна на подушке произвела некоторое шевеление. Высунулся язык и облизнул губы. Иэн сглотнул, и рот его искривился, как будто ему попало что-то очень противное.

Изобель подняла голову и присмотрелась к его лицу. Просыпается. Она высвободила руки из его штанов и застегнула молнию. Осторожно спустила на пол ноги и на цыпочках протопала к себе в спальню.

Сняв платье, она аккуратно повесила его в гардероб. Затем достала зеленый пеньюар, отороченный гофрированными кружевами. Полюбовавшись им, она надела его и занялась прической, пытаясь придать своим волосам некоторое подобие кудрей. Очень долго изучала свое отражение в зеркале. Конечно, уже нет времени для серьезного макияжа.

Она только наложила на веки зеленые тени и окропила духами волосы и шею. Лампу с ярким медным рефлектором и цветным абажуром она направила в глубину гостиной. Пусть там будет неяркое, таинственное, сексуальное освещение.

Она встала, распахнула пеньюар и посмотрела внутрь. Довольная увиденными, она окропила духами живот и бедра. Застегнула пеньюар, посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась.

Найдется ли мужчина, который захочет уйти от меня к такой лишенной вкуса дуре, как Дайана? Уйти к ней, когда есть я. Эта Дайана даже и не понимает, что значит быть сексуальной и как вообще обращаться с мужчиной. Она не достойна, чтобы у нее был мужчина. Когда Иэн откроет глаза, я буду стоять рядом с большим бокалом виски в руках.

Иэн только на секунду открыл глаза и тут же их закрыл. С минуту его голова неподвижно покоилась на подушке. Потом он снова осторожно открыл глаза и приподнял голову. Оглянулся.

Где же это я? Где Дай? Что я здесь делаю? Где хоть кто-нибудь?

Он с трудом сел. Комната покачнулась и медленно поплыла сначала в одну сторону, потом в другую. Он опустил голову на колени и обхватил ее руками.

– Боже, я пьян, – произнес он громко, но невнятно. – Единственное, что мне сейчас нужно, так это выпить. Срочно выпить!

– Привет, Иэн, милый…

Что это за гнусный голосишко какой-то?.. Кто это, черт побери? Он поднял голову и открыл глаза. Изобель… Что она здесь делает? Ах, да, я, кажется, припоминаю. Это ведь я у нее в гостях. Она компанейская баба, эта Изобель. Такая не будет пилить и канючить: пора домой, тебе уже хватит пить… Такая не будет пилить, пилить, пилить…

– Иэн, дорогой, вот этот большой бокал виски – тебе.

Он принял от нее бокал, и его непослушный рот расплылся в улыбке.

– Ты просто чч-удесная девушка, Бишопель… Ну да… Пишо… Пп-аасслушай, а как тебя все-таки зовут?

Одним глотком он осушил полбокала. Поперхнулся, пролив виски на подбородок. Допил бокал и поставил его на стол.

– Еще. Мне бы еще!

Изобель уже наполнила бокал и подала ему. В глазах ее светилось немое обожание. Затем она пристроилась рядом, на диване. Очень близко.

Он выпил и этот бокал, а потом и еще один. Оглядел комнату красными затуманенными глазами.

Почему здесь так мало света? Да и тот, что есть, какой-то блядский, как в борделе. Где Дайана? Моя милая, любимая жена. Я ведь должен быть дома с моей маленькой женой. Я же ей обещал. Ужин и все прочее. Как здесь душно, в этой гнусной комнате. Чем-то воняет. Я хочу домой… домой.

Нетвердой рукой он поставил бокал на край стола. Тот соскользнул на пол. С трудом заставил он себя подняться на ноги и некоторое время качался из стороны в сторону. Наконец двинулся по направлению к двери.

Изобель вскочила и вытаращила на него глаза, не веря, что он уходит.

– Иэн, милый, куда ты собрался? Туалет не здесь…

Он уже открыл дверь и вывалился наружу. Не оборачиваясь бросил:

– Я собрался домой. Слышишь, ты, идиотка, до-мой!

Дверь за ним с шумом захлопнулась. Изобель неподвижно застыла, уставившись на закрытую дверь.

Иэна резко качнуло назад. Араб, поддерживающий его сбоку, еще сильнее сжал руку. Иэн повернул к нему голову и поглядел туманным взором. Свободной рукой он попытался освободиться.

– Кто ты такой, черт возьми? Убери от меня свои грязные черные руки? Где я? Что я здесь делаю?

– Такси, сэр. Из «Маммунии». Портье сказал, чтобы я проводил вас сюда. Вы здесь живете.

Хмурое лицо Иэна медленно осветилось пьяной улыбкой.

– Ты хороший парень! Слышишь, ты, Абдул? Или как там тебя зовут? Тт-ы мой друг… Ппшшли выпьем… Ах, я совсем забыл. Ты же не пьешь. Мусульманин, мусульманин… Так ведь? Понял, о чем я? Бедный парень. Не пьет. Слушш-ай, что это за длинный коридор? Где моя чертова квартира?

Он остановился, покачиваясь. Дайана… Если она собирается устроить сейчас мне скандал, то пусть не надеется… А почему, собственно, я не могу выпить? А кто она такая, чтобы мне выговаривать? Стерва, вечно командует, вечно хочет брать верх. Но сегодня я ей покажу. Пусть только попробует. Я никогда не позволю женщине мной командовать.