– У меня все нормально, – сказал он.

– Ты собираешься возвращаться на работу к Кейту?

Она услышала, как он спросил Ким.

– Я вернусь на работу?

– Конечно, милый, ты же знаешь. В понедельник, – раздался голос Ким.

– Я пойду на работу в понедельник, Бекки.

– Ты рад этому?

«Если он сейчас спросит у Ким, рад ли он этому, что же мне делать?» – подумала Бекки.

Но он ответил сам, той же фразой.

– Да, у меня все нормально. И мне ведь придется работать, да, Ким?

Ее ответ Бекки не расслышала, но очень хорошо расслышала его следующую фразу.

– Я бы хотел быть с тобой, Бекки. Когда я приду к тебе?

– Как насчет воскресенья? На целый день?

Нужно ли приглашать Ким? Бекки выждала, но они этого не предложили.

– Я приду в воскресенье. Я очень люблю приходить к тебе, Бекки.

Лучше бы она позвонила им в другой день. Итак она виделась с Джеймсом два дня и две ночи подряд, и сегодня он тоже придет. Это значит, что можно не приглашать его в воскресенье. Наливая первый за этот вечер джин с тоником – необходимый после телефонного разговора – она вдруг подумала, что с ней происходит что-то невероятное. Неужели такое возможно: в самом начале романа с мужчиной желать, чтобы он не пришел к ней на свидание в воскресенье!

Он шел следом за женщиной на расстоянии около пятнадцати футов, с такой же скоростью, как и она. Женщина свернула на Стар-стрит, и он свернул за ней. Хотя небо уже потемнело, на улице было еще светло и тепло, так что, если он попытается напасть, свидетель обязательно найдется. Даже если эта женщина вдруг окажется «той самой», он не сможет ее поймать, придется терпеть и страдать от нервного перенапряжения и приступа рвоты.

Но его не тянуло убивать. Он просто проверял себя. Хотел выяснить, охватит ли его то непреодолимое желание, если он будет идти за женщиной на определенном расстоянии.

Но ничего не произошло. Почему? Ей было около тридцати, высокая, светловолосая, стройная, но не худая. Он знал, что все это, кроме, может, подходящего возраста, не имеет значения. Он почувствовал запах ее духов – сладковатый, цветочный, теплый. Нет, в ней должно быть что-то еще. Он посмотрел, как она пересекла дорогу, и когда исчезла из виду, направился к дому.

Он расположился на крыше и пересчитал деньги. Четыре тысячи, и у него есть еще четыре дня, не считая воскресенья. Хотя среда тоже не считается, потому что в среду придется сидеть дома и ждать звонка. Он действительно собирается отдать ей все эти деньги? Нет, он скорее убьет ее. Убьет, даже если она не окажется «той самой». Нет, он не может ее убить. Это его не спасет, а только ухудшит дело. Если в это дело вовлечен ее дружок или отец, то они немедленно заявятся в полицию со своими трофеями. Они скажут, что видели, как он выбросил эти вещи в урну, и вытащили их. Они, конечно, не признаются в вымогательстве.

С крыши Джереми разглядел машину Зулуеты и вернулся в квартиру, чтобы получше рассмотреть полицейских. Зулуета был в машине не один. Они остановились на углу и стали наблюдать за магазином. Но Джереми знал, что нет причин для беспокойства. Они следят за Уиллом Коббеттом.

Вскоре на улице появился бирюзовый «ягуар» Мортона Фиблинга и припарковался, конечно, в неположенном месте. Вряд ли эти двое опустятся до уровня дорожных инспекторов и сделают Мортону выговор.

Джереми вышел, чтобы снять еще денег. На улице он увидел, как Зулуета и Джонс стоят около «ягуара» и наставляют бедного водителя Фиблинга. Джереми передернуло. Неужели он опять ошибся? Неужели так оно и будет? Неужели все его покидает: безупречность, успех, двойная жизнь, неприкосновенность? Ему в голову пришли строки из какой-то пьесы, которую он очень давно видел в Ноттингеме. Что за пьеса – он не помнил, но строки приблизительно такие: «День светлый миновал, и мы приближаемся к тьме».

Я приближаюсь к тьме.

Ей пришлось попросить Джеймса не приходить в воскресенье.

– Я думал, мы собирались проводить выходные вместе.

– Джеймс, мне жаль, но Уилл больше не живет здесь, а мне иногда нужно с ним видеться. Это мой долг перед ним, я не могу совсем его бросить.

– Я понимаю, – кивнул Джеймс, – но почему именно по выходным?

– Теперь, когда я хожу на работу, Уилл не сможет оставаться у меня в будние дни, – она знала, что следующие слова вызовут у него взрыв эмоций. – А Уилл любит встречаться днем, чтобы обедать у меня.

– А я, – почти выкрикнул Джеймс, – люблю встречаться вечером, как все нормальные люди. Как и ты. Почему все должно соответствовать этим рабоче-крестьянским правилам? Этому расписанию сиротского дома?

– Это был детский дом, – ответила она как можно спокойнее. – Просто его привычки формировались там, а тебя воспитывали родители. У него не было родителей, у него были воспитатели.

– Ты уже говорила мне это. Не понимаю, почему ты не усыновила его?

Несправедливость такого замечания чуть не свалила ее с ног.

– Ты вообще заметила, о чем мы последнее время без конца говорим? Об Уилле. Уилл то, Уилл это. Мне начинает казаться, что он ближе тебе, чем ты говоришь. Но не беспокойся, я не появлюсь в воскресенье.

Он и в субботу не появился. У Бекки совсем пропала охота поддерживать старую привычку гулять по магазинам, разглядывать витрины и покупать приятные мелочи. Возможно, она уже никогда не станет этого делать. С недавних пор ей стало казаться, что бы она ни делала, ей не избежать критики Джеймса. Он хотел изменить ее, сделать из нее кого-то другого. Изменить не только ее отношение к Уиллу, но даже ее внешность. Почему ты не сделала маникюр? Почему бы тебе не постричься? Но она чувствовала себя слишком старой, чтобы меняться. Несколько раз она задавала себе вопрос: что имел в виду Джеймс, когда намекал, что Уилл намного ближе Бекки, чем она признается. Любовник? Или ее родной сын?

Она пошла прогуляться по Примроуз-хилл и гуляла довольно долго, чувствуя себя еще более одинокой, чем до появления в ее жизни Джеймса.

Когда-то давно, когда Бекки жила в квартире на первом этаже, у нее был кот. Очень ласковый, большой и красивый. Когда он умер в возрасте семнадцати лет, она решила, что никогда больше не заведет другого кота. Она не хотела заново переживать боль утраты, пусть все это случается с другими любителями домашних животных, но только не с ней. Однажды, когда коту было пять лет, он пропал. Пошел погулять и не вернулся домой. Она развесила объявления, обзвонила соседей, все местные ветеринарные пункты и приюты для животных. Но все напрасно. Через неделю волнений и тоски она смирилась с тем, что потеряла его. Друзья, пытаясь ее успокоить, сказали, что он, вероятно, нашел дом получше, что за котами такое водится. Другие говорили, что он просто запрыгнул в чью-то машину, и его увезли. И только Бекки знала, что он не мог предпочесть другой дом, и машин он боялся не меньше, чем собак. На восьмой день кот вернулся, как всегда, веселый и шустрый, с горящими глазами. Он направился прямо к ней, требуя ласки, как ни в чем не бывало. Она так и не узнала, куда он исчезал. Возвращение Уилла чем-то напомнило ей тот случай. Ей показалось, что он похудел, но в остальном походил на загулявшего кота – с горящими глазами бросился ей в объятия. Как и ее кот, он до отвала наелся, и когда они сели смотреть телевизор – уснул крепким сном. Он ничего не сказал о времени, проведенном с Ким, пока Бекки сама не поинтересовалась. Она даже испугалась поначалу, потому что он как будто вообще забыл, кто такая Ким. Потом вспомнил и ответил. – Она в порядке.

– Наверное, приятно было побыть с человеком, который тебе нравится.

Неужели можно придумать вопрос проще? И тем не менее, он долго размышлял, прежде чем ответить. Бекки знала, к чему приведут его раздумья, знала, что он ответит, хотя ожидала, что он скажет это не так прямо.

– С тобой лучше быть. Мне больше нравится. Было бы намного, намного лучше, если бы ты со мной жила, а не она.