– Я пойду погуляю с малышкой и покормлю ее, – быстро сказала Жанна.
– Хорошая мысль, – поднялась Тоби. – А я пойду поговорю с Летти и посмотрю, что можно для вас приготовить.
– Не надо никого беспокоить, – сказал Бо.
– Никого беспокоить? – Поль возвел кверху глаза и расхохотался. – Разве здесь кого-нибудь побеспокоили?
Тоби задержалась перед нами и печально улыбнулась.
– Он сильно пьет с тех пор, как Руби отвезли в больницу, – объяснила она, – перестал заниматься делами и сидит здесь, купаясь в жалости к самому себе. Родители просто с ума сходят, особенно мама. Она не ест, не спит, тревожась о нем. Может, вы хоть как-то на него повлияете, – прошептала она. – Извините.
– Ничего, – сказал Бо.
– В чем дело? – вскричал Поль. – Кто-то сказал «ничего»?
Когда Тоби вышла, я пересекла комнату и встала перед Полем, сложив руки на груди и гневно глядя на него.
– Что ты пытаешься доказать, Поль? Что ты с собой делаешь?
– Ничего. Ничего я не доказываю. – Он воздел руки кверху и пожал плечами. – Просто принимаю то, что уготовила мне Судьба. С самого начала я гонялся за мечтой. И каждый раз, когда я думал, что превратил ее в реальность, налетала Судьба и развеивала мечту по бухте как какую-нибудь болотную грязь. – Он умолк, пристально посмотрел на меня, и глаза его странно и мрачно сузились.
– Ты не знала бабушку Руби, Кэтрин, а она бывало говаривала, что если плыть против течения, то можно утонуть, – сказал Поль. Он как будто воткнул кинжал мне в ребра.
– Прекрати, Поль. Прекрати переигрывать. Мы втроем знаем правду. Незачем так притворяться перед нами.
– Правду? Ты заговорила о правде? Смешно слышать это из твоих уст или из чьих-нибудь еще, если уж на то пошло, – добавил он и опять возвел глаза кверху. – В чем заключается правда? В том, что любовь – это жестокий меч, который мы поворачиваем внутри себя в изощренной пытке? Или это дано лишь немногим избранным, – продолжал он, не сводя глаз с Бо, – быть счастливыми на этой земле? Под какой звездой вы родились, что вам дано познать такое счастье, месье Бо Андреа?
– У меня нет на это ответа, Поль, – тихо произнес Бо. – Но я твердо знаю, что ты должен сдержать обещание, которое дал Руби.
– О, я всегда выполняю свои обещания, – сказал он, глядя теперь на меня. – Я не из тех, кто их нарушает.
– Поль, пожалуйста…
– Ничего, – пробормотал он и залпом допил свой напиток. – Мне надо прилечь. – Он встал, пытаясь удержаться на ногах, плюхнулся опять, собрался с силами и встал еще раз. – Чувствуйте себя как дома. Мои сестры присмотрят за вами.
Я в отчаянии взглянула на Бо.
– Эй, Поль, послушай, – попытался Бо его урезонить, – давай теперь мы поможем тебе с этой ношей. Мы понимаем, что ты слишком много на себя взял. Давай перевезем Жизель в больницу в Новом Орлеане и…
– Перевезем ее в Новый Орлеан, чтобы облегчить мою ношу? – Он покачал указательным пальцем перед лицом Бо. – Ты говоришь о женщине, которую я люблю. – Он пошатнулся и расплылся в улыбке. – Я поклялся беречь ее и не расставаться в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас.
– Поль…
Он оттолкнул меня.
– Мне нужно прилечь, – буркнул он и, спотыкаясь, вышел из комнаты.
– Пусть поспит, – сказал Бо. – Протрезвеет и будет более разумным.
Я кивнула, но минуту спустя мы услышали, как Поль грохнулся на лестнице. Мы подбежали и увидели, что он скатился со ступенек и лежит, распростертый, у основания лестницы. Джеймс уже был рядом, стараясь поднять его.
– Поль! – закричала я.
Бо помог Джеймсу поставить его на ноги. Они положили его руки себе на плечи и потащили вверх по лестнице, и голова его болталась. Я села на скамью в холле и закрыла лицо руками.
– С ним все в порядке, – заверил меня Бо, когда вернулся. – Мы с Джеймсом уложили его в постель.
– Это ужасно, Бо. Нам нельзя было вовлекать его в эту авантюру. Не знаю, о чем я думала.
– Он сам хотел сделать это; и так было проще. Мы не можем винить себя в том, что он так себя ведет. Было бы то же самое, если бы ты просто ушла, Руби. Через некоторое время он придет в себя. Вот увидишь.
– Не знаю, Бо, – простонала я, уже готовая сдаться и раскрыть наш искусный план.
– Теперь у нас нет другого выбора, кроме как держаться до конца. Будь сильной, – твердо сказал Бо, затем выпрямился и улыбнулся при виде приближающихся Жанны и Перл.
– Она все время звала свою маму. Это так печально. Я не могу этого вынести, – простонала Жанна.
– Позволь мне взять ее, – сказала я.
– Ты знаешь, – проговорила Жанна, возвращая мне Перл, – я думаю, она считает, что ты – Руби. Представить себе не могу, как это ребенок может так ошибаться.
Мы с Бо тревожно переглянулись, а потом Бо улыбнулся.
– Просто у нее все перепуталось из-за такой стремительной смены событий: путешествие, новый дом, – сказал Бо.
– Вот поэтому я хочу предложить вам, чтобы вы оставили ее со мной. Я знаю, как обременителен маленький ребенок, но…
– О нет, – резко ответила я. – Она вовсе не обременительна. Мы уже взяли няню в помощь.
– В самом деле? – Она состроила гримаску. – Тоби так и говорила.
– Ну и что? А почему бы нет? – быстро спросил Бо.
– О, я не имела в виду, что нельзя. Вероятно, я бы тоже так поступила, если бы я…
– Все готово. Мы можем поесть в патио, если не возражаете, – сказала Тоби, появляясь за Жанной.
– Прекрасно! – воскликнул Бо. – Жизель? – Он посмотрел на меня, и я вздохнула. Настоящей причиной было напряжение и горечь от того, что я увидела Поля таким, но сестры Поля подумали, что я раздражена, как это было свойственно Жизель. Они переглянулись и постарались скрыть усмешку.
– Все в порядке, – произнесла я с большим усилием. – Не так уж я и голодна. У меня всегда портится аппетит от длинных поездок, – пожаловалась я. По иронии судьбы, большим облегчением было вернуться в оболочку Жизель. По крайней мере, меня не тяготила совесть.
Впервые до меня дошло, почему Жизель была именно такой: она никогда не испытывала печали по поводу чужой боли. На минуту я даже позавидовала ее эгоизму. Для Жизель мир был огромной площадкой для игр, полной чудес и удовольствий, и все, что угрожало этому миру, она решительно отторгала. Может быть, она была не так уж и глупа.
Только вот мне вспомнилось, что сказала однажды бабушка Кэтрин: «Самые одинокие люди – это те, которые были настолько эгоистичны, что в осень их жизни все от них отвернулись».
Интересно, осознавала ли это Жизель теперь, провалившись в темный туннель беспамятства, если, конечно, она вообще еще что-нибудь осознавала.
После ленча, уложив Перл спать, мы с Бо сидели на воздухе с сестрами Поля, потягивая кофе со взбитыми сливками, и слушали, как они жалуются на его поведение и сетуют о том, что их мать сама не своя из-за этого, никого не принимает и не выходит из дома.
– А она ездила в больницу навестить Руби? – спросила я, не в силах сдержать любопытство.
– Мама ненавидит больницы, – сказала Тоби. – Она Поля рожала дома, потому что не выносит вида больных людей, а это были трудные роды. Папе пришлось умолять ее поехать в больницу, когда она рожала нас.
Мы с Бо понимающе переглянулись, зная, что это была часть обмана, придуманного родителями Поля, чтобы скрыть, кто была его настоящая мать.
– А вы вдвоем поедете в больницу навестить Руби? – спросила Жанна.
Я сначала представила себе, как могла отреагировать на такой вопрос Жизель, а затем ответила:
– А зачем? Она ведь все время спит, разве нет? Тоби и Жанна переглянулись.
– Все-таки она твоя сестра… умирающая, – сказала Жанна и разразилась слезами. – Извините. Я ничего не могу поделать. Я очень любила Руби.
Тоби бросилась к ней с объятиями, покачивая и утешая ее, и бросала на нас укоризненные взгляды.
– Может быть, нам следует съездить в больницу, Бо, – быстро проговорила я и встала со стула. Я больше не могла ни сидеть там с ними и притворяться бесчувственной, ни переносить их горе, вызванное, как они считали, предательством с моей стороны.
