– А если я лень добавлю?

– Тогда получишь озарятель. Будут тебя озарения посещать.

Папа, Москва

Еду я как-то в поезде Харьков—Винница. Смотрю, по проходу попастенькая блондиночка тележку катит. Ну, думаю, опять: пиво, чипсы, орешки, минералка, сигареты… Но одета странно: в пелерине розовой, полупрозрачной, и в маске театральной. А в тележке плоды заморские: фиги-финики, ананасы, кокосы, да бананы с муракуйей.

– Ну что, – говорит, – добрый молодец, подходи, Сиддхи выбирай. Кокосового молочка хлебнешь – левитировать будешь, фигу вяленую погрызешь да кукиш скрутишь – быть тебе бессмертным, как Дункан Маклауд. Коль банана откушаешь – великую тантрическую силу обретешь, муракуйю слопаешь – мгновенной материализации научишься.

Соблазнительная нимфа протянула мне спелый, сочный фрукт. На тугом боку плода белела наклейка – стилизованный цветок лотоса. В центре цветка был изображен индус в позе лотоса. В левой руке он держал оранжевый цилиндр, а правой вытаскивал из цилиндра толстую золотую цепь, типа той, что носят братки. Внизу надпись: «Саи-Баба продакшн».

Я недоверчиво хмыкнул. Дива затрясла упругими грудями и защебетала:

– Не сумлевайся, хлопчик! Прямые поставки из Индии, Тибета, Мексики, Перу и Берега Слоновой Кости. И сертификат имеется.

А вот еще финики непростые. Косточку проглотишь – станешь по воде аки посуху бродить. А ежли ягодку вот энту пососешь – дак телепортацию в сей секунд освоишь!

– Красна девица, да не надо мне Сиддхов твоих, я и так все это умею! Только делаю вид, что забыл об этих умениях.

– Да ладно, не жмись, батыр, купи предмет силы, в хозяйстве сгодится. Отдаю почти задарма – у нас, в Астралии, сейчас распродажа, скидки к 23 февраля.

– И почем берешь за свои артефакты? Небось, пиратский товар-то?

– Обижаешь, дорогой! Эти – по десять щелчков, эти – семь прыжков с дивана, а вот эти бартером идут, меняю на копченые трусы. Есть эксклюзивная штуковина – материализатор мужиков. Надо только со считалочкой денек походить:

– Дак мне замуж-то не трэба, чудова ты дивчина.

Рука блондинки скользнула куда-то в складки ее пеньюара и через мгновение моим глазам предстал небольшой белый брусочек с розовыми прожилками, обсыпанный черным порошком.

– Так возьми сальца шматочек, потрешь им чакру Сахасрару, и Осознанные Сны будут каждую ночь сниться.

– Та шо, я сала николы нэ ив?! Нашла чем удивить! Не салом единым жив человек! И скильки просишь за эту хрень?

– Так всего за одну задержку на вдохе и отдаю. Последний кусочек остался. Бери, не пожалеешь. У меня и Стивен Лаберж, и Роберт Монро, да и сам Кастанеда сальцом пробавлялись. А ты думал, пошто такие книжки накалякали?

– Ладно, красавица, уболтала. Только ради твоих щечек румяных да глазок блестящих! Давай твое сало.

– Ни, спочатку затрымку на вдоси зробый (сначала задержку на вдохе сделай). В раньци затрымка, в вечери сало. В вечери затрымка, в раньци сало. Тильки поквабься (только поторопись).

– Не боись, кралечка.

Вдох. Едва я задержал дыхание, возле уха послышался ласковый шепоток:

– Закрый очи, видкрый рота.

Под языком растекся ядреный запах копченого шпига, да с перчиком, да с чесночком и лаврушечкой.

Я пожевал, глотнул и … понял, что я во сне…

Борода, Москва

Признаюсь вам, ребята, что допился я, как говорится, до чертиков. Дошел до ручки, до черты, да и за нее тоже забрел. Измордовал свой организм, расстроил психику, ослабил стул и иммунитет. Пропил все имущество и занял давно у всех и все. Остались шесть стен (из них одна пол), матрас и валенки. Это моя комната в благоустроенной коммунальной квартире на сорок семей. Но осознал, встрепенулся и огляделся: много чего пройдено, а сколько пережито – страсть! И не высказать словами, во рту погано. Чувствую, нутро смердит и изнутри чешется. Пора брать себя в руки. Глянул я на них и не увидел: трясутся с жуткой скоростью. Вибрация называется. Надо себя проинвентаризовать, все ли на месте. Верите, себя не чую: вроде я, вроде не я, сам не свой. А у меня ведь образование, и не одно. Опять же курсы повышения, на доске висел, уважали.

Из зеркальца на меня смотрело кто-то, только не я. Я себя таким не помню, соседи, наверное, тоже. В свое время они мне выдвинули претензию: у нас ведь дети! И заколотили мою дверь. Хорошо, что живу на втором этаже, приспособился: ящиков наставил под окном, и – гуляй, Вася! Это меня так зовут. Или звали? Сначала падал, потом насобачился. Потянуло к родному, на помойку, вдруг что-нибудь обломится. Глянул и обомлел: два мешка еды стоят, сушеная конина в ассортименте. Наклейки на них иноземные. Ну, в языках я маленько разбираюсь, «Canin» называется (собачья еда). Это ничего, что просрочена, организм приучен. Допер. Как только конкуренты не перехватили, диву даюсь.

Приступил к выходу из беспросветного состояния, самоизолировался. Надо отлежаться, подкормиться, да и бесов отогнать. Повадились, понимаешь, донимают. А конина-то ничего, только с голосом что-то происходит, осип. Хотел на трезвую голову спеть что-нибудь народное, а услышал от себя гав да гав, и громко так, явственно.

Слышу, за дверью соседи заверещали: «Сам собака собакой живет, да еще и кобелину завел!» Эге, думаю я сам себе, что-то тут не то. А башка трещит, опять же синдром. Но я включил тормоза, держусь. Тут друганы было заявились. Я в окно выглянул – они отшатнулись, так я их обгавкал. Интерес к чтению проснулся, этикетки изучаю на мешках. Собаки симпатичные изображены. Мне одна сучка понравилась, так и захотелось ее по шерстке потрепать, по грудке погладить.

Глаза что-то стали неважно видеть, попей с мое. Я был, наверное, где-то на передовой линии алкоголического фронта, сражался со змием, причем на равных. Но устал. Потер гляделки пятерней, чувствую, что-то не то, индо шерстью лапа-то обросла. Я пощупал: точно, волос дикий стал рость. Думаю, к зиме, наверное, тело готовится. С тем и заснул.

Во сне я был среди своих. Гоняли жестянку за гаражами. Нас было штук семь-восемь, все разные. Были шавки беспородные, а попадались и с родословной. Один все тряс медалью, я экстерьер, говорит, я экстерьер! А я ему: «А в рыло не хочешь?». Отстал. У меня дед в Гражданскую воевал, у него тоже медаль была. Горжусь за предка. Потом встрепенулся во сне и говорю себе: «Ты что же это в собачью стаю затесался? Впал в этакое паскудство». А с другой стороны подумалось: «Собака – животное благородное, это не худший вариант». Хорошо, что не приснилось мне, что я среди микробов. Интересно все же, а какие они? Я один раз глядел на них в микроскоп, ничего не увидел. Да пес с ними, с этой мелкотой.

Любопытство очнулось. Прикинул, а не рвануть ли куда-нибудь за косточкой? Моргнул глазом и обомлел: люди в шкурах мамонта валят. Зверь страшенный, ревет белугой, прет, как танк. Но ничего, сдюжили мужики, забили мамонта. Я им подмогнул: в хвост волосатому вцепился и отвлек его внимание. Подбросили убоинки и костей досыта, мозговую глодал с аппетитом. Оставайся, говорят. Не, я в путь.

Только глазом моргнул – шум с небес. Едва успел в нору шмыгнуть, а надо мною щелк да щелк. Выглянул чуток: ма-аменька родная: птеродактили атакуют, как «мессеры» налетают. Вот дела, сейчас бы винторез – и снять это чудище с экрана. Не успел захотеть, ствол в небо торчит, с оптикой. Выцелил я его, глаз у него в прицеле был с тарелку. Нажимаю на спусковой крючок – когти мешают. Башка дракона вдребезги, разрывной засадил. Как куча тряпья, рухнула эта образина в болото.