Я бабочкой порхаю над цветами,

Парю на острие мечты.

Да, несерьезна я, играю.

Но нет волшебнее Игры.

Путь мой – чаша полная,

Проблем и бед не ведаю.

В сердце пламя теплится,

Сделав жизнь волшебную.

Целый день я такаю,

Говорю всей жизни: «ТАК!»

Солнце в небе зажигаю,

Дождик прячу в облаках.

С каждым днем я все сильнее,

Больше я не в клетке.

Я теперь в миры ныряю,

Прыгнув с табуретки.

От чего мне блажь такая,

Я сама не ведаю.

Ничего не объясняя,

Стала мощной ведьмою.

Все законы отменяю,

Пусть Матрица повертится.

Успех в жизни утверждаю,

Я ж теперь волшебница.

Лихо я танцую жигу,

На ведре из пластика.

В теле пламя разожгу.

Ну, не жизнь – фантастика!

Разузнав, что я волшебник,

Повалил ко мне народ,

И рабочий, и бездельник,

И кому совсем не прет.

Подошла ко мне подруга,

Мол, у дяди ее друга

Стали волосы редеть —

Не могла б я поглядеть?

Я подумала: «А что?

Я волшебник или кто?

Хуже все равно не будет,

А мне опыта прибудет».

Мы условились о встрече

У него в субботний вечер.

Будем опыт проводить

И о жизни говорить.

Дядю бедного жалели

В той семье, как оказалось.

Посмотреть на превращенье

Все сообщество собралось.

Две сестры пришли с мужьями,

Дочерьми и сыновьями,

Две бабули, теща с тестем,

Словом, вся семья на месте.

Я ничуть не растерялась,

Всем любезно улыбалась,

Попросила не шуметь,

Надо, мол, Огонь разжечь.

Отнеслись все с уваженьем,

Вся родня с воображеньем —

Кто чем мог мне помогали,

Зажигали, раздували.

Да, забыла вам сказать,

Всяк успел уже принять.

Как же русский без застолья?

Нет без выпивки раздолья!

Стали думать, как назвать

Дядю – переименовать.

Предложений было много,

От пиявки до бульдога.

Чтобы уж наверняка

И не дрогнула рука,

Долго все голосовали —

Дядю мамонтом назвали.

Всем подарки подарили,

Как могли благодарили.

Кто-то денег предлагал,

Кто чудес уже не ждал.

День идет, народ все пьет,

Стол богат на угощенье,

Всяк от действа того ждет

Дяди перевоплощенья.

Дядя с зеркалом сидит,

Часто в зеркало глядит,

То посмотрит, отвернется —

Знать, прическа не вернется.

Вдруг взгляд дяди округлился,

И костюм зашевелился,

Стал по швам везде трещать,

И остался он в чем мать

Его в детстве родила.

Это да! Ну и дела!

Мне родня не даст соврать —

Стал он шерстью обрастать.

Вам смешно! Мне не до смеха,

Стал покрыт он гладким мехом,

Волос жесткий, не сечется,

Выпаденье не начнется.

Я воскликнула: «Как классно!

Будет вам зимой прекрасно!

Шапок, шуб не покупать,

На машину вмиг собрать!»

Оптимизма моего

Не делил почти никто.

Лишь с радикулитом дед

Попросил шерсть на корсет.

Дядя очень огорчился,

Весь в лице переменился

И сказал, понизив тон,

Что готов ходить пешком.

Я спросила: «Отменить?

Можно быстро все исправить.

Только надо говорить:

Где убрать, а где оставить!»

Все отлично получилось,

Как хотел, восстановилось:

Шевелюра – просто блеск,

Нет отбоя от невест.

Что я вам хочу сказать:

Вы должны были понять —

С коллективом – это сила,

Важно, чтоб не заносило!

Там, где в прериях угрюмых

Ни бизона, ни мустанга,

А в лесу одни лишь гризли

Рыщут в поисках поживы,

Краснорожий Гайавата

Хмуро сушит мокасины.

Ни дрофы, ни перепелки,

Только гулкие болота,

И упреки, и побои

От сварливой скво в вигваме,

Да и тот враги спалили,

Без причины… В общем – жопа!

Вдруг со звуком неприличным,

Потрясая бородою,

Из дождя и мглы соткался

Дух озерный со словами:

«Лук возьми свой, Гайавата,

Перец, соль, ведро аджики,

Укради на Новом рынке

У армян седло барашка,

Мясо нанижи на прутик,

Не спеша, перемежая

С желтым жиром Миша-Навы.

И пока шкворчит на углях

Аппетитная закуска,

Огненной воды чекушку

Поглоти, разверзнув душу, —

Внутренний Огонь займется.

Ты его раздуй поярче

И с намерением жарким

Беды все оставить сразу

Ты выпрыгивай из жопы…

И раздался вопль над лесом,

Вопль отчаянья-восторга,

Замелькали пятна света,

Закружился вихрь пространства,

И, забывши про закуску,

Взвился в воздух Гайавата…

Солнце. Море. Влажный ветер.

Пляж усыпан янтарями.

Шелестит лесок зеленый.

Там под каждым пнем замшелым —

Портмоне, кошель, бумажник,

Туго долларом набитый.

Тучное бизонов стадо,

И вигвам на полквартала.

Там щебечет мирно стайка

Бледнолицых скво ногастых,

И рукастых, и грудастых —

Никакого силикона!

Над седой равниной моря,

Алой молнии подобен,

Гордо реет Гайавата,

Под обширным парапланом,

Длинным фалом зацепившись

За моторную пирогу.

И из леггинсов вылазя,

Громко хлопает по ветру

Кумачовая рубаха

С золотою бахромою…

Поперек груди широкой

Надпись охрой: «Я – НЕ ЖОПА!»