Гайавата, Курск Второй подвиг Гайаваты Среди скал, в плену туманов, Мхов, лишайников и сосен, Легендарный Гайавата Мрачно бродит меж утесов, Изнывая от похмелья, Матерясь да чертыхаясь, И счищая с мокасинов То, что пингвин здесь напрятал. Вновь тотальная непруха, Вновь утраты и потери, Рыбья кость в индейском горле, Геморрой в геройской жопе. Вдруг, о чудо, из тумана, Потрясая томагавком, Весь в блатной татуировке, Вышел некто краснокожий. В бубенцах и прочих феньках, На башке сплошные перья, Майка с ликом Че Гевары, С боку барабан «Амати» Да сопелка «Страдивари». И, конечно, хит сезона — Гульфик, скроенный из меха Мексиканского тушкана. А в тяжелом ожерелье Меж когтями Винни-Пуха И клыками Чебурашки — Две медали «За отвагу». Он, назвавшись Дон Хуаном — Сулейман-Берта-Маршей — Бен-Сантаной Кастанедой, Заявил, что недоволен Он камрадом Гайаватой. Шандарахнул томагавком По закрытой Сахасраре — Долго слушал гул набата. Возопил, как сто койотов, Проклиная Гайавату, Кроя матом трехэтажным Изумленного героя. Глянул грозно, но смягчился, Опростав бутыль текилы. Ткнул тяжелою рукою Гайавате меж лопаток И сказал: «Здесь – точка сборки! Ты смести ее порезче И почувствуешь, как в чакрах Заиграет Кундалини — Вихрь божественных энергий, Силой, свежестью сметая Всю фигню, что накопил ты В дни обжорства и разврата. Станешь ты подобен Богу, Сможешь властно править Миром. Заимеешь все, что хочешь, А не только баб да водку. Только не перестарайся!» — Так сказал шаман суровый И исчез, наполнив воздух Пряным ароматом пёра. Обалдев от потрясенья, Приступ голода почуяв, Фунт медвежьего бекона И соленого лосося Поглощает Гайавата. Тут же, явно не подумав, Молча, залпом выпивает Литр бизоньего кумыса. И среди раздумий тяжких, Вдруг почувствовав томленье, Заметался Гайавата Меж утесов и расселин. В безысходности желаний Непонятных, неуемных. Вихрь энергий в точке сборки Ощутил между лопаток. А в районе Анахаты Забурлило, заиграло Что-то, требуя смещенья! Гайавата поднапрягся: Взрыв – и жаркою рекою Заструилась Кундалини, Растекаясь по штанинам, Заливая мокасины… И в блаженстве облегченья, Простирая руки к Небу, Благодарный Гайавата Тихо прошептал: «ПО-ПЁР-ЛО!» Снег
«Дуру видели такую?» — По Сибири ностальгую. Вот куда я полечу, Если губы раскачу. Быть хочу я белым снегом, Волшебствую легким бегом, Ритуалы сочиняю, Визы напрочь отменяю! «Как там жизнь течет в Сибири? Елки-палки не спалили? Есть медведи, есть трамваи? Помним все, не забываем». Вот где спячка вековая. В октябре залег – не таю. Восемь месяцев лежу, Только в мае я схожу. Ну, лежу, и что я вижу? Что народ здесь вроде выжил, Мантры будто сочиняют И законы отменяют. И проснулся тот, кто спал, Видно, кушать лучше стал. Ух ты, матушка, Сибирь! Погляди, – какая ширь! ТАК, ТАК, ТАК всем посылаю, Жить красиво разрешаю. Разожжем огонь скорее, В сердце будет нам теплее. Мы и вы – вот это да! Мечите бисер, господа! Люба, Израиль Просто песец Вышла дама в песцовом воротнике: – Угадайте, кто я? Неправильно. Просто…песец! От охотников устала, Сколько можно, наконец. Я сама себе сказала: «Ху-ху-ху, что мне песец». Магомет идет к горе, А песец к своей норе. Ну и что ж, что самка, Зато раз – и в дамки. Белокурая песица, Где-то в чем-то молодица, И желаю молодца, Настоящего песца. А такой песец мне нужен, Чтобы был примерным мужем! Самый-самый, дорогой, Только чтоб не голубой! Это просто не к лицу Благородному песцу. Чтобы сильно не линял, Мне зачем ленивый? Ну и чтобы не слинял Якобы за пивом. А сам с концами С другими песцами. Плавали, знаем, Таких пропускаем. Объявится мой песец. Взгляну на него И пойму: «Песец!!!» Вот тот, кто ночами мне снится. Ой, крыша съедет, Хвостик обломится. На джипе поедем во дворец Я и любимый песец. На мне – соболя, Под ногами – норки, Едем в уютную норку. Приличный счет в банке, Работа, как радость, И верных друзей, словно блох. Я очень довольна, Богатство не в тягость. И мир наш совсем уж не плох. В общем, жизнь наступит Ну просто песцовая, Семья образуется Образцовая! |
