Рассказ произвел впечатление. Штельвельда никто не прерывал, даже Иванов, а Рудаки раскрыл рот, как ребенок, которому рассказывают страшную, но очень интересную сказку. Потом все заговорили сразу, перебивая друг друга.

– Ты подумал, какая энергия нужна для такого перехода? – спросил Иванов.

– А эти бабы, Аборигенки, что, все одинаковые, как эти? – спросил Рудаки, показывая на сидевших у костра Аборигенов.

– А почему ты мне ничего не рассказал про Гувернер-Майора? – спросила Ира.

Штельвельд ответил не сразу. Некоторое время он молчал, выдерживая приличествующую произведенному фурору паузу, потом ответил Иванову:

– Большая… большая энергия нужна, какая, я не считал, но большая.

– А ты посчитай, – Иванов стал раздраженно тыкать своей дубиной в почти потухший уже костер, – энергия водородной бомбы как минимум, и вообще, это невозможно – нарушает все законы термодинамики.

– Успокойся, – сказал Рудаки Иванову, – успокойся Володя, вон смотри, какую ты пыль поднял, вся зола теперь у тебя на плаще и у меня тоже, ну, нарушает, ну и ладно, чего ты… – и, помолчав, опять спросил у Штельвельда: – Так бабы эти все же были разные на вид?

Штельвельд промолчал, ответила Ира:

– Там, на Крещатике были разные, а на дороге вроде одинаковые, молодые, злые такие, фашистки, правда, Вова?

Штельвельд продолжал молчать. После реплики Иванова почему-то расхотелось спорить на эту тему и вообще спорить, гипотеза, только что казавшаяся элегантной и достойной дискуссии, вдруг померкла. Вспомнилась почему-то опять солнечная поляна и сойка, которые привиделись ему на дороге под взглядом Аборигенки, и захотелось туда, в детство или, по крайней мере, в нормальный мир, где нет этих Аборигенов, четырех солнц этих и прочих катаклизмов. Он вспомнил профессора Щетинина, вспомнил, как тот говорил: «Эти, что хотят, то и делают!».

– Что хотят, то и делают! – вдруг сказал он вслух, ни к кому не обращаясь. – Убили, наверное, профессора… эти. Эх, давайте выпьем, что ли?

– Какого профессора? – спросил Рудаки.

– Да Щетинина этого, философа, который нас подвез, – ответил Штельвельд.

– Почему вы так решили? – Рудаки оторопело посмотрел на Штельвельда, но тот молчал, и опять за него ответила Ира:

– Видели мы его среди Аборигенов вскоре после того, как расстались.

Рудаки в задумчивости почесал лысину, а Иванов, оставив дубину, вяло сказал:

– Может, действительно, выпьем? – но продолжал сидеть.

Вдруг в Рудаки проснулся профессор, он встал, одернул плащ, отошел немного в сторону и внушительно произнес, как будто выступал перед большой аудиторией:

– Итак, давайте подытожим, – Иванов удивленно на него посмотрел, а он продолжал: – Приблизительно через месяц после появления четырех солнц на земле или только здесь, на нашей территории, так же внезапно, как и солнца, появились существа или предметы (этого мы не знаем), внешне похожие на мужчин. Точно их пол не известен, но внешне – это мужчины…

– Ты, кума, не пробовала их пол определять? – неожиданно спросил Иванов Иру, и та молча ударила его по спине.

Иванов что-то проворчал, а Рудаки продолжал:

– Они никак не вмешивались в жизнь людей, и скоро к ним привыкли и перестали замечать. Мне кажется, что необходимо отметить их привычку или повадку держаться вместе, обычно усаживаясь в кружок. Нужно также обратить внимание на то, что они были все одинаковые: черты лица, по крайней мере, у них были одинаковые. Они не разговаривают, но способны издавать, как правило, хором и нараспев, связные звуки, напоминающие язык.

Рудаки сделал паузу и внушительно посмотрел на свою экзотическую аудиторию – казалось, его никто, кроме Иры, не слушал, но он продолжал:

– Приблизительно через два года после их появления среди Аборигенов стали происходить изменения – в их среде появились особи, напоминающие некоторых, главным образом, недавно умерших людей. Примеры: Панченко и по непроверенным данным некий Моисей и профессор Щетинин…

– Дядя Вася, дядя Вася! – вдруг воскликнул Иванов. – Наконец-то я вспомнил… конечно, дядя Вася!

– Какой дядя Вася? – Рудаки не любил, когда его перебивали. – Причем тут какой-то дядя Вася?

– Я вспомнил, кто был среди Аборигенов в коммунальной «академии», – помнишь, я тебе рассказывал сегодня утром, с усами который? Помнишь?

– Ну помню, – ответил Рудаки.

– Это дядя Вася был, истопник из нашей институтской котельной, он еще на Доске почета висел, Петров, кажется, ну да, Петров В.К., старший оператор…

– Он что, умер? – спросил Рудаки.

– Днем был жив-здоров, я его видел в институте уже после этой «академии», в «академии»-то я утром был…

– Это несколько меняет картину, – Рудаки опять решил вернуться к своей лекции, – но я же сказал: главным образом, умерших людей, главным образом, но не исключительно. Итак, – он снова взял профессорский тон, – итак, появились сначала Аборигены, а сейчас, спустя два года, и существа (или опять же предметы), внешне похожие на женщин, хотя их пол также точно не известен.

– Поручим это Корнету, он у нас любит с Аборигенами общаться, – так же мрачно, как раньше, сказал Иванов.

– Ну уж нет, ни за что, к этим бабам я на пушечный выстрел не подойду – ты бы видел эти истинно арийские рожи, когда они бомжей гнали, – Штельвельд возмущенно фыркнул, и его тут же поддержала Ира:

– Я же говорила, фашистки они, чистые фашистки!

– Может, не все они такие… – сказал Рудаки и продолжил свою лекцию. – Мы тут же окрестили эти существа Аборигенками, хотя их связь с Аборигенами тоже не доказана, как не доказано многое из того, что мы сейчас предполагаем. В общем, сейчас есть три гипотезы, и две из них принадлежат известному теоретику этого смутного времени Вольфу-Владимиру Штельвельду, перед которым я мысленно снимаю шляпу…

– Зачем же мысленно, я свою могу одолжить ради такого случая, – предложил Иванов.

– Чуть позже не премину воспользоваться вашим любезным предложением, сэр, а пока о гипотезах.

Рудаки был полон решимости во что бы то ни стало закончить лекцию, несмотря на явное равнодушие аудитории: Иванов и Штельвельд занялись почти погасшим костром – дули в него, подгребали угли, подбрасывали какие-то ветки, а Ира, видимо, задремала, по крайней мере, сидела с закрытыми глазами, но Рудаки это не останавливало.

– Первая гипотеза Штельвельда гласит, что Аборигены – это результат голографического эффекта, вызываемого особым излучением одного из солнц, которое способно создавать объемное изображение на основе компьютерных образов.

– Которых нет, – заметил Иванов, прекратив раздувать костер.

– Но были, – парировал Штельвельд, оторвавшись от того же занятия.

Вдохновленный тем, что его, как выяснилось, все-таки слушают, Рудаки продолжал:

– Вторая гипотеза, которая опять-таки принадлежит Штельвельду…

– В соавторстве с шофером, – заметила Ира, не открывая глаз, – институтский шофер, Гальченко, первый сказал, что это «мертвяки».

– Хорошо, – согласился Рудаки, – пусть будет так: научно сформулированная Штельвельдом на основе интуитивной догадки шофера Гальченко, вторая гипотеза заключается в предположении о том, что Аборигены – это материализовавшиеся опять же под действием излучения новых солнц души умерших. И наконец, третья гипотеза, выдвинутая академиками, утверждает инопланетное происхождение Аборигенов.

– Академики, – Иванов был явно не в духе, он хмыкнул и подбросил в костер ветки, – академики… звездные войны, Империя наносит ответный удар…

– Теперь обратимся к возражениям, – начал было опять Рудаки, но тут один из Аборигенов, до этого тихо сидевших у своего почти потухшего костра, вдруг вскочил на ноги, воздел руки горе и громко крикнул:

– Тумба!

– Тумба-тумба! – откликнулись другие.

Все они вдруг пришли в движение: вскакивали, опять садились, некоторые обегали вокруг костра. «Тумба! Тумба-тумба!» – неслись над озером их крики, им вторило эхо, с деревьев на том берегу озера с громким карканьем снялась стая ворон, казалось, эти крики разбудили весь лес, отовсюду слышался шорох, треск веток, хлопанье крыльев, где-то недалеко залаяли, завыли собаки.