– Да, – кивнула Карен. – Сейчас Вашингтон – настоящая столица.
– Мы ехали в повозке до Огайо, затем плыли в плоскодонке до Миссисипи, а там пересели на пароход. Потом пересекли всю Луизиану и к зиме добрались до Техаса. Господи, как же трудно тогда было… – Элизабет вздохнула – и вдруг улыбнулась. – Мы остановились в Сан-Антонио, и там я встретила Тру. Это было в январе… Первого января 1835 года. Мне тогда было восемнадцать.
– Восемнадцать?! – изумилась Карен. – Но тогда… Ох, извините… – смутилась она.
Элизабет усмехнулась.
– Да, моя милая, мне пятьдесят шесть лет. «Неужели так мало? – наверняка думаешь ты. – Она же на вид такая старая».
– Нет, что вы… – возразила Карен, – я не…
– А через семь месяцев умер мой отец, – перебила Элизабет. – Тру и его братья помогли нам пережить холода. А летом мы обвенчались. В тот же день моя сестра вышла замуж за Джозефа, старшего брата Тру. Когда же началась война, мы разлучились, и Эндрю, младший брат Тру, погиб… – Элизабет вздохнула, потом вновь заговорила: – Я думала, что и Тру убит, но через несколько месяцев выяснилось, что он жив, хотя и был ранен.
После войны мы вернулись в Сан-Антонио, – продолжала Элизабет, – но прожили там недолго и перебрались сюда. А вот моя сестра… Их с мужем вскоре убили команчи. Бедняжка Лотти!.. Ни дня не проходило без какого-нибудь ужасного происшествия. Индейцы, засуха, падеж скота… И все же… – Глаза ее потеплели. – И все же у нас были дети. Трое сыновей и дочка. Вэнс – он самый младший.
– Вэнс ни разу не говорил мне о братьях и сестре.
Больная закрыла глаза. Когда же она открыла их, ее взгляд был устремлен куда-то в пространство.
– Все они спят там… на склоне холма. Сара Энн – старшая. Она родилась в нашу первую зиму здесь. Было так холодно, так холодно… Сара Энн была очень красивая… И такая хрупкая… Ее крохотные пальчики цеплялись за мой большой палец и так крепко его сжимали… Она прожила всего четыре дня. Всего четыре… Мне казалось, что весна никогда не придет, да я и не ждала ее. Но она все же наступила.
Через год родился Ли. А потом – Стюарт и Вэнс. Стюарт утонул во время наводнения, он пытался вытащить из воды пистолет. А Ли погиб в Теннесси, во всяком случае, мы так считаем. Хотя его тело так и не нашли, Тру все равно устроил для него могилу рядом с могилами его брата и сестры. Такой уж он человек, мой Тру. – Элизабет взяла Карен за руку. – Ох, что это на меня нашло?.. Говорю только о грустном. А ведь мы с мужем были счастливы. Мы тяжко трудились, моя девочка, но были щедро вознаграждены за это. Нет, я имею в виду не деньги и не украшения, которые женщины хранят в золоченых шкатулках. Я говорю о другом. Это… очень трудно объяснить. Ведь мы с Тру прожили вместе тридцать восемь лет! Может ли женщина желать большего?! – Элизабет посмотрела на собеседницу. – Эти Пакстоны… Они лучше ладят с мужчинами… Женщине надо быть сильной… Но ты должна добиться, чтобы тебя услышали.. – Больная закрыла глаза, и в следующее мгновение Карен услыхала ее ровное дыхание – Элизабет уснула.
Прикрутив фитиль лампы, Карен на цыпочках вышла из комнаты и, осторожно прикрыв за собой дверь, подошла к лестнице.
Внизу все еще горел свет – мужчины беседовали, сидя за столом.
– Так я отправлю кого-нибудь за священником, – услышала Карен голос Пакстона-старшего.
– Так скоро? – удивился Вэнс.
– Почему бы и нет? Ты ведь ее для этого сюда привез, не так ли?
– Да, но…
– Стало быть, решено. Твоя мать наверняка захочет увидеть свадьбу, так что следует поторопиться.
Карен нахмурилась… Мужчины все решали сами, у нее никто ни о чем не спрашивал. Но ведь она уехала из Вашингтона вовсе не для того, чтобы кто-то решал ее судьбу, совершенно с ней не считаясь. Неужели здесь ее ждет то же, что и в доме отца?
Стиснув зубы, чтобы не расплакаться, Карен бросилась в свою комнату. Перед ее внутренним взором возникло изможденное лицо женщины, умиравшей в соседней комнате. «Ей всего лишь пятьдесят шесть! – ужаснулась Карен. – Это ведь совсем не много! Она на самом деле не такая уж старая! Я не желаю становиться женой Пакстона!» Карен взглянула на себя в зеркало – ей казалось, что она увидит на своем лице морщины. Тридцать лет… Неужели и с ней за тридцать лет произойдут такие же ужасные перемены? Лицо покроется морщинами, волосы поседеют и поблекнут, а ее дети буду покоиться на склоне холма…
Но что же делать? Куда бежать? И к кому? Ведь она в Техасе, среди бескрайних прерий. Она последовала сюда за человеком, которого совершенно не знала – ничего о нем не знала. Карен вспомнила, как Марселина бросилась к Вэнсу, как прильнула к нему… Бросившись на кровать, она разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку.
Карен проснулась, прислушалась… В дверь постучали – или ей почудилось?
– Да-да, войдите! – крикнула она на всякий случай. Дверь тотчас же распахнулась, и в комнату вошла Марселина.
– Сеньорита желает принять ванну? – спросила она, с вызовом глядя на Карен.
– Что ж, ванна – это неплохо, – ответила Карен, заставив себя улыбнуться.
Марселина провела ее в ванную. Посреди комнаты стояла наполненная горячей водой металлическая ванна – жалкое подобие той, что была у нее в Джорджтауне.
– Спасибо тебе, Марселина, – снова улыбнулась Карен. Мексиканка нахмурилась.
– Сеньор Вэнс велел мне сделать это, – ответила она. – Я делаю все, что он говорит.
Скорчив гримасу, Марселина направилась к двери. Карен же, оставшись одна, сняла халат, повесила его на крючок и с наслаждением погрузилась в горячую воду. Лежа в ванне, она вспоминала события последних дней, вспоминала имена, лица… Да, конечно же, она совсем не знала Вэнса; он оказался совсем другим, не таким, каким был в Вашингтоне. Но ведь Вэнс убил человека, потому что защищал ее, свою невесту. Что же касается происшествия в отеле «Менгер»… Он ведь не силой овладел ею – их влекло друг к другу. А сейчас… Он будет спать внизу до тех пор, пока они не обвенчаются. Как жить потом – она не знала, но надеялась, что сердце ей подскажет…
Завязав поясок халата, Карен вышла в коридор и направилась в свою комнату. Дверь была чуть приоткрыта. Остановившись у порога, она осторожно заглянула в комнату и увидела, что Марселина роется в ее сундуке. Карен распахнула дверь, мексиканка вздрогнула от неожиданности, но тотчас же взяла себя в руки: вскинув голову, она с независимым видом направилась к выходу. Однако Карен, возмущенная подобной дерзостью, схватила ее за руку. Мексиканка остановилась и, взглянув на соперницу, вдруг занесла руку для удара… В следующее мгновение из-за пояса ее юбки что-то выпало, и Карен, отступив на шаг, увидела на полу одно из своих украшений – камею на золотой цепочке. Пойманная на месте преступления, Марселина в испуге отпрянула.
– Подними это, – пристально глядя на нес, сказала Карен.
Марселина молчала.
– Ты рылась в моих вещах, – продолжала Карен, – Ты пыталась украсть мою камею. Думаю, хозяева будут не в восторге, когда узнают об этом.
– Вам никто не поверит, – усмехнулась мексиканка, уже оправившаяся от испуга.
– Никто не поверит?
– Не поверят, – кивнула Марселина, с вызовом глядя на Карен.
Карен села в кресло, стоявшее у углу комнаты, и, глядя в глаза девушке, проговорила:
– Подними украшение и подай его мне. Это очень ценная вещь. Подними немедленно!
Не выдержав взгляда Карен, Марселина потупилась. Наклонившись, она подняла камею и протянула ее Карен.
– Я просто рассматривала ваши вещи, – пробормотала девушка. – Просто рассматривала… У вас очень красивые платья.
– Спасибо, – кивнула Карен.
– Да, ваши наряды очень хороши, но они не подходят для наших мест. Все ваши платья быстро износятся и порвутся. Техас – не для таких нарядов. И вообще… вы не сможете здесь жить. Сеньору Вэнсу нужна другая женщина. А вы… Вы такая же, как ваши платья. И с вами произойдет то же, что и с ними.
– А какая же женщина нужна сеньору Вэнсу? – спросила Карен.