Карен снова вздохнула. В этот вечер она решила поговорить с отцом об Альфреде, вернее, о том, что у нее нет ни малейшего желания выходить за него замуж.

Вэнс Пакстон старался не смотреть на себя в зеркало. Даже не глядя в него, он чувствовал себя отвратительно. Тусклые голубые глаза. Припухшие веки. Разбитая нижняя губа. В общем, ужасное зрелище.

– Господи, – пробормотал он, глядя в пол, – ты наверняка был обо мне лучшего мнения.

Потянувшись к кувшину с водой, Вэнс опрокинул стоявшую на бюро пустую бутылку, но сумел подхватить ее, прежде чем она упала на пол. Прислонившись к бюро, Вэнс заглянул в горлышко бутылки. В нос ему ударил резкий запах бурбона, и он выронил бутылку. Однако она не разбилась.

Тяжко вздохнув, Пакстон сделал несколько шагов и опустился на кровать.

– Кажется, вчера вечером я не лучшим образом прославил Техас, – пробормотал он и тут же усмехнулся, глядя на сбитые в кровь костяшки пальцев.

Их было двое – два рослых молодых франта, похоже, из Вашингтона, ввалились в таверну «Робинз» с таким видом, словно они были там хозяевами. Эта таверна оказалась единственным местом, где можно было укрыться от столичной суеты и где не говорили о политике. Вэнс в этот вечер много пил и чуть не плакал от жалости к себе: он ни на мгновение не забывал о том, что ему предстоит еще месяц провести в этом проклятом городе, прежде чем можно будет собрать вещи, сесть на пароход и вернуться на просторы Техаса, на свое ранчо.

Вошедшие, уже изрядно подвыпившие, устроились напротив камина. Затем один из них, осмотревшись, заметил Вэнса и высказался по поводу его костюма. После чего, усмехаясь и гримасничая, принялся передразнивать Пакстона, копируя его техасский выговор. Однако техасец терпел. Терпел до тех пор, пока франт не усомнился в безупречной репутации его родственников.

Вэнс унаследовал не только нрав своих предков, но и их физическую силу. Что тотчас же и доказал. Вашингтонец, заговоривший о его происхождении, рухнул на пол как подкошенный. Приподнявшись и выплюнув собственные зубы, бедняга в недоумении уставился на Вэнса – слишком уж быстро все произошло.

Однако приятель незадачливого критикана оказался довольно искусным кулачным бойцом – как бы приплясывая, он наносил Вэнсу удар за ударом. В конце концов техасцу надоела эта игра. Перехватив руку нападавшего, он вывернул ее, потом ухватил противника сзади за штаны и за ворот сюртука и, к ужасу всех присутствовавших леди и джентльменов, вышвырнул в окно.

Вэнс громко рассмеялся, но тут же поморщился от боли – он совсем забыл о синяках и ссадинах на лице. И все же весело было в таверне «Робинз»…

Тут в дверь тихонько постучали. Вэнс со стоном поднялся с кровати и пошел открывать. Прислонившись к стене, он отдышался и, собравшись с силами, медленно отворил дверь. Яркий свет, льющийся из коридора, ослепил его. Вэнс заморгал и, отступив на шаг, прикрыл дверь, оставив лишь узенькую щелочку.

Он уловил запах духов – значит, к нему пожаловала гостья. Но кто же она? Ах, ну да! Жена некоего конгрессмена Лейтона. Прикрыв глаза ладонью, Вэнс пропустил даму в комнату и тотчас же закрыл дверь.

На гостье была белая широкополая шляпа, заломленная набок по последней моде. Платье облегало ее сдобную фигуру с соблазнительными формами.

– Я стучалась раньше, но ты не открыл.

– Я не мог, – пробормотал Вэнс.

Усевшись на кровать, она сняла шляпу и небрежным жестом бросила ее на пол. Ее длинные черные локоны рассыпались по плечам и засверкали в свете свечей.

– Здесь так душно… – сказала она.

– Сейчас открою окно. – Вэнс направился к окнам; он чувствовал, что держится на ногах уже увереннее.

Женщина окинула взглядом его мускулистую фигуру – на нем были лишь мятые штаны.

– Не стоит беспокоиться, Вэнс, – проворковала она. – Я вовсе не хочу, чтобы ты простудился.

Вэнс остановился. Он терпеть не мог стареющих кокеток, но Энджи Лейтон… она казалась такой страстной и обворожительной… Забыв о своем похмелье, Вэнс повернулся к гостье.

– Как мистер Лейтон чувствовал себя сегодня утром?

– О… сегодня он при деле, – улыбнулась Энджи, делая шаг к Вэнсу. Не многим мужчинам удавалось подчинить ее себе, но этот техасец….

Откинув за спину свои вьющиеся волосы, Энджи потянулась к лифу платья и расстегнула две верхние пуговицы, приоткрывая свои пышные груди.

– С вами нелегко иметь дело, мистер: Пакстон, – проговорила она чуть хрипловатым голосом.

– Потому вы и пришли сюда, миссис Лейтон, – отозвался Вэнс.

Он подошел к ней вплотную, и ее ладонь легла– на его бедро. Но Энджи тот час же отдернула руку, словно обожглась. Она смотрела на Вэнса с мольбой в глазах; затем взглянула на его измятые штаны – туда, где восставшая мужская плоть рвалась наружу. Дрожа от возбуждения, Энджи шагнула к кровати и улеглась на спину. Вэнс тут же склонился над ней, расстегнул остальные пуговицы на ее платье – и вдруг отстранился.

Повернувшись на бок, Энджи увидела, что Вэнс распускает ремень. Наконец он отбросил в сторону штаны, и она ахнула в восхищении, увидев его мускулистые ноги и испещренные белыми шрамами бедра. Протянув руку, Энджи осторожно обхватила пальцами отвердевшую плоть Вэнса и поднесла ко рту…

Она не помнила, как стаскивала с себя платье – лишь почувствовала, как мускулистое тело Вэнса придавило ее к матрасу.

– Вэнс, о, Вэнс… – простонала она.

– А ведь ты шлюха, Энджи Лейтон.

– Не говори так, просто возьми меня поскорее…

В следующее мгновение его возбужденная плоть ворвалась в ее лоно, и она, вскрикнув, устремилась ему навстречу.

– Ты такая обворожительная, такая аппетитная шлюха, – шептал он ей в ухо. – Ты замечательная женщина, Энджи, но все равно ты шлюха…

Весна пришла в Вашингтон в начале апреля. А к маю извилистые берега ручья Рок-Крик уже покрылись нежной зеленью. Ветви деревьев и кустов, на которых заливисто распевали птицы, выбрасывали все новые побеги. На влажной черной земле появлялись крохотные ростки, рвавшиеся навстречу солнцу. Повсюду пестрели розовые, красные, белые и сиреневые цветы глициний и азалий. И весело журчал ручеек, поспешавший к Потомаку.

Опустив изящную ножку в прозрачный поток, Карен тихонько засмеялась, и ее мелодичный смех слился с журчанием ручья. Соскочив с прибрежных камней, девушка уселась на мягкий травянистый ковер. Зевнув, закинула руки за голову и улеглась на изумрудную зелень, украшенную голубыми и белыми цветами. Рассыпавшиеся по траве золотистые волосы Карен сверкали под лучами солнца.

«Как здесь чудесно, – думала она. – Почему же я раньше этого не замечала?» Закрыв глаза, Карен представила, что она – сказочная принцесса.

День начался как обычно. Карен проснулась рано и какое-то время нежилась под пуховым одеялом, прислушиваясь к плеску воды в соседней комнате. Скоро горячая ванна для нее будет готова, а рядом, как всегда, будут лежать мягкие надушенные полотенца. Так начиналось каждое утро в доме Хэмптонов – дочь вставала задолго до родителей и спокойно, не спеша занималась своим туалетом.

Карен побаивалась грядущего дня: ей предстояло встретиться с Альфредом и обедать вместе с ним. Альфред, конечно же, заговорит о политике и коммерции. Потом начнет рассказывать о том, как ловко ему удалось провести мистера Икс, убедить в чем-то мистера Игрек и разрушить дьявольские козни мистера Зет. А ей придется охать и ахать, даже если будет ужасно скучно. «Возможно, не такая уж она и скучная, эта политика, – думала Карен, направляясь в соседнюю комнату, – но все-таки Альфред уделяет ей слишком много внимания».

Скинув халат, она тотчас же забыла об Альфреде и погрузилась в глубины огромной керамической ванны. Горячая вода всегда помогала ей успокоиться и хотя бы на время забыть о неприятностях. Тихонько вздохнув, Карен взяла мыло и губку и принялась намыливать свои налитые груди. Наслаждаясь теплом, она откинула голову на край ванны и в какой-то момент задремала…