– Некоторые считают, что ваш губернатор Иден сквозь пальцы смотрит на пиратские набеги. Он почти ничего не делает, чтобы их прекратить. Ходят слухи, что он получает приличную плату за свое плохое зрение. Твой отец и другие рыбаки подумали, что у них будет больше шансов, если им поможет губернатор Спотсвуд. Дракон об этом узнал… За это твой отец был убит. Ты и твой брат просто подвернулись под руку.

– Святая Дева Мария, почему он мне не сказал?

В последнее время отец часто по вечерам уходил играть в карты, так он заявлял. Бейли видела, как он тайком разговаривал в доках с друзьями. Она выросла с их детьми.

Ее охватила паника.

– А остальные? Как вы можете уходить, когда в опасности другие семьи? Мы должны вернуться и предупредить их!

– Они знают. Они все тогда были в таверне. Они подготовлены.

Голос был тихий, мягкий, он доходил до нее сквозь сумбур в голове.

– Пожар был ошибкой, он привлек слишком много внимания к нападению. Я думаю, Дракон собирался тихо перебираться от дома к дому, пока не уничтожит всех семерых вместе с семьями. Но пожар увидели в городе! Однако к тому времени как мы подоспели, пираты улизнули. Ваш дом был первым, по которому они ударили, до остальных добраться просто не успели.

– Но он вернется?

– Да, только никто не знает когда. Несмотря на всю его наглость, он очень осторожен.

– Значит, наши мужчины имеют время на подготовку. У Дракона не будет преимущества внезапности. Они его поймают и положат всему этому конец.

– Конец этому положу я.

Это не было бахвальством, это было сказано так, будто Коул не сомневался в этом.

– Почему вы так много знаете о Драконе? Кто вы?

– В настоящий момент я твоя единственная надежда на спасение, – ответил он.

Потеря отца и брата лишила Бейли последних сил. Было ужасно неприятно осознавать, что жизнь ее теперь целиком зависит от капитана Лейтона – чужого человека, оберегающего свои коварные тайны. Тайны, включавшие в себя пирата, который убил ее семью и теперь будет охотиться за Бейли, пока та жива. Она не переставала гадать, что все это значит для капитана. Она оказалась у него в долгу не по своей воле. Если она останется с ним, во что ей обойдется этот долг?

– Я не нахожу в вашем заявлении никакого утешения, капитан. Насколько я знаю, вы представляете для меня такую же опасность, как и Дракон.

На губах капитана мелькнуло подобие усмешки, но резкий стук в дверь помешал ему ответить. Он открыл дверь. Вошел толстый седой человек, держа серебряный поднос с едой, над которой вился парок. За ним по пятам шел тощий юноша с другим подносом.

Только теперь Бейли почувствовала, как голодна. До этого момента она совсем не думала о еде, но от соблазнительных запахов у нее засосало под ложечкой.

– Хм… Ты по-прежнему планируешь добраться до берега вплавь, Бейли? Тогда тебе лучше подкрепиться перед долгой дорогой. Чтобы доплыть в такую даль, понадобится много сил.

– Mon Dieu, что такое? Плыть до берега? Капитан, вы не можете позволить ей пуститься вплавь! Вы должны сказать «нет». Бедная девочка, должно быть, она повредилась умом, она не понимает, что говорит.

Казалось, седовласый человечек пришел в неистовство, слова так и сыпались из него, он быстро поставил поднос, чтобы ходатайствовать за Бейли перед капитаном. Она увидела в этом отеческую заботу и мгновенно прониклась к нему симпатией.

– Сэр, уверяю вас, у меня нет намерения плыть к берегу. Я пыталась убедить капитана Лейтона в своем желании вернуться в Бофорт, но он не склонен это делать. Я должна похоронить отца и брата, – сказала она, многозначительно посмотрев на капитана.

– Non, mademoiselle, вы не можете вернуться. Это опасно. Вы никогда не должны туда возвращаться. Капитан – он позаботится…

– На этом все, Марсель, – прервал его капитан. – Я сам управлюсь. – Он взял бутылку вина из рук Марселя, и тот нервно поскреб бороду.

– Да, капитан. – Он пошел к двери, толкая перед собой любопытного молодого человека, но в дверях обернулся и погрозил Бейли скрюченным пальцем. – Никаких плаваний, хорошо?

Бейли кивнула и попыталась улыбнуться. Разбитую губу кольнула боль, но все равно она была довольна. Еще сегодня утром она могла поклясться, что никогда больше не улыбнется. Но этот чудной маленький француз совершил невозможное.

Коул надолго задержал взгляд на Бейли, привлеченный улыбкой, преобразившей избитое лицо девушки. Она как будто получила от старого повара драгоценный подарок, а тот просиял и на прощание подмигнул ей. Она повернулась, но когда встретилась взглядом с Коулом, ее улыбка угасла, и две свечечки в глазах тоже. У Коула в груди что-то сжалось, он отбросил странное чувство и стал наливать вино.

Его тревожило, что этот «маленький багаж» может распространить свои чары на всю команду. Сам-то он хорошо знал, что женская улыбка обычно крепится на паутине лжи.

Бейли села, пригубила ароматное бургундское и поморщилась. Кажется, она решила не смотреть на него. В комнате повисло тяжелое молчание. Поверх бокала Коул смотрел, как она дует на ложку с рагу. Что же ему с ней делать?

Она не хочет находиться на «Барракуде», он тем более этого не хочет. Бейли Спенсер хочет домой, безумно хочет. И свежая боль утраты приводит ее в отчаяние. Коул слишком хорошо знал, какое разрушение может произвести женщина, находящаяся в отчаянии.

Этого ему не надо. И ее не надо. Но в данный момент он обречен оставаться рядом с ней.

Рагу у Марселя было великолепно, как всегда, – толстые пласты рыбы с картошкой. Коул проглотил нежный кусок, потом нарезал горячий хлеб и подал Бейли. Она поблагодарила, но в этом не было теплоты, с которой она обращалась к Марселю.

Понятно, она не совсем рассталась с мыслью вернуться домой и злилась на него за отказ подчиниться. Правда, она не пользовалась женскими уловками, чтобы добиться своего, но всего лишь потому, что еще слишком слаба. Коул понимал ее злость и знал, что на ее месте тоже бы злился. Но у него хватает ума понять, насколько опасно поддаваться дурацкой сентиментальности, почему же она не понимает?

Она сидела напротив него, розовые соски просвечивали сквозь рубашку. Она этого не понимала, как и того, что он любуется провокационным зрелищем. Отрывая кусочек теплого хлеба, Бейли посмотрела на него, и в зелено-голубых глазах блеснул огонек.

В ней чувствовалась уверенность, свойственная прирожденным аристократкам, только без их надменности. Она была раскованной, не старалась произвести эффект, как будто ей было все равно, что он думает о ее растрепанных волосах, ее одежде, ее семье. Под его настойчивым взглядом девушка покраснела, и Коул понял, что смущает ее.

Он отпил вина и отметил, что сам нервничает, глядя, как тонкое полотно рубашки ласкает ее соски. Глупец, сердито подумал Коул, уловив в себе намек на ревность к чертовой одежке. Надо отвлечь ее от недобрых мыслей, а себя – от искушающих округлостей.

– У тебя есть родственники где-нибудь, кроме Бофорта?

Бейли вздохнула, помолчала, дожевывая хлеб.

– Нет, больше никого нет. Мои родители приехали из Англии, чтобы получить собственную землю и на ней работать. Мама заболела и умерла, когда мне было двенадцать лет. Адам ее даже не помнит.

Коул подумал, что ее брат не такой уж невезучий: боль от предательства перенести еще труднее, чем смерть близких.

– Я хотела сказать… не помнил, – поправилась Бейли. – Можно еще вина?

Коул молча налил ей полбокала. Ему было неловко, что он задал вопрос, причинивший ей страдание, но ничего не мог с этим поделать.

Она вздохнула:

– Придется смотреть правде в лицо – теперь я одна.

– Некоторые предпочитают такую жизнь.

– Это хорошо для вас, мужчин. Мир принадлежит мужчинам. А я женщина. Одна во всем мире, без средств к существованию. Ну и скажите, как мне начать жизнь заново? – Тонкие брови поднялись дугой, печальная улыбка скривила избитый рот.