Но самое худшее ждало его впереди. Рольфу и сэру Гаю было приказано присоединиться к королю в его карательной экспедиции по северным провинциям Англии. Им предстояло огнем и мечом уничтожить на своем пути все – людей, животных, имущество. Щадить нельзя было никого.

С омерзением и чувством внутреннего протеста Рольф собрал своих людей.

В один из последних дней весны со сторожевой башни сообщили, что в отдалении показался вооруженный отряд. Эннис внешне сохраняла спокойствие, но в душе чувствовала страх. Она слышала доклады наблюдателей, которых Гарет расставил в окрестностях замка, и одинаково боялась как мятежников, так и королевских солдат. Все деревни в округе были сожжены, поля вытоптаны, жители, не успевшие бежать, истреблены.

Рольф приказал Гарету отправить леди Эннис в безопасное место при первом же приближении неприятеля. Но была ли армия короля неприятелем? Хотя она слышала об опустошении Иоанном северных провинций, Эннис не знала, насколько эта беда приблизилась к ее жилищу. Никто ей этого не сообщал. Если же ей удавалось заговорить об этом с Гаретом или с другими рыцарями, они тщательно избегали упоминать короля.

Приготовления к обороне были сделаны, хотя Гарет пытался представить это как самую обычную предосторожность. Воины гарнизона Драгонвика день за днем таскали на стены смолу, деготь и масло, готовили камни и кожаные ремни для катапульт, перья и древки для стрел. Оружие тщательно чинили и приводили в боевую готовность. Кузнецы без устали ковали мечи и кольчуги. Подготовка шла полным ходом, но все это делалось по возможности втайне от леди, чтобы не тревожить ее.

Временами Эннис думала, что неведение много хуже и мучительней, чем горькая правда.

Но когда отряд приблизился и наблюдатели на башне сообщили, что в замок возвращается лорд Драгонвик, Эннис вдруг поняла, что знание может быть обоюдоострым мечом. Сбежав вниз по винтовой лестнице к выходу, она замерла, еле переводя дух, причем не от бега, а от волнения. Надежда гнала ее вперед, а тревога толкала обратно. Вдруг он вернулся, потому что ранен? В стране такая смута, что гонец мог и не добраться до Драгонвика, чтобы предупредить. Она зашептала молитву.

Молитву прервал голос Рольфа, раздавшийся в зале. Она вздохнула полной грудью и собрала все свое мужество. Голос звучал громко и отчетливо, как голос здорового человека, но какая-то непривычная усталость слышалась в нем. Эннис миновала последний поворот винтовой лестницы и увидела его. Он стоял посреди зала спиной к ней, и не было видно никаких повязок.

Напряжение ее спало, и она радостно бросилась к нему. Будто почувствовав ее появление, он повернулся к ней, и Эннис замерла. Это был Рольф, но, казалось, высеченный из глыбы камня. Черты лица – те же самые: прямой нос, твердые линии рта, большие глаза под темными бровями… Но на этом лице лежала печать страшного напряжения. При взгляде на него Эннис показалось, что она вдруг с силой натолкнулась на стену. Было похоже, что Рольф опасается проявления любого признака жизни.

– Милорд, – сказала она наконец и двинулась к нему, поскольку он не шевелился, – я рада, что вы дома и в добром здравии.

– И я рад вернуться домой.

Обескураженная его безразличием, Эннис выдавила приветственную улыбку и пошла к нему. Она посмотрела на сэра Гая и снова испытала недоумение. Его лицо было маской, изображавшей застывшее страдание… Там, где раньше всегда находилось место для улыбки или шутки, предназначенной только ей, теперь было лишь вежливое приветствие, которое ее обдало холодом сильнее, чем зимний ветер.

Совладав с собой, Эннис быстро распорядилась, чтобы подали вино и придвинули стулья поближе к огню. Рольф и Гай с равнодушным видом последовали за ней и сели. Никто не произносил ни слова, и даже когда слуги, поставив вино, удалились, они не спешили нарушить молчание.

Пес Бордэ лежал у ее ног, переводя грустные глаза с нее на хозяина и поскуливая. Рольф повернулся к нему и положил руку на огромную голову мастиффа. Тот взвизгнул от радости, и Эннис испытала нечто вроде ревности, которую сразу же подавила. Наконец-то Рольф проявил какое-то живое чувство, пусть даже не к ней, а к собаке. Вэчелу тоже не удалось расшевелить господина, и это было совсем уж необычно.

Не зная, как начать разговор, Эннис спросила:

– Скажите, милорд, как военные успехи короля?

Гай пробормотал нечто невнятное и занялся вином. Рольф не сказал ничего, но пальцы его побелели – так сильно он сжал ножку кубка.

Поняв, что случилось что-то непоправимое, Эннис воскликнула, уже не пытаясь скрыть дрожь своего голоса:

– Мы разбиты? Все пропало?

Рольф неестественно рассмеялся:

– Все пропало? Да, можно сказать и так, глядя на наши вытоптанные поля, сожженные замки, убитых женщин и детей, считающихся главным достоянием Англии. Но это – военные успехи короля…

В замешательстве Эннис переводила взгляд с одного мужчины на другого. Она изо всех сил сжимала губы, чтобы не зарыдать. Наконец Рольф отпил из кубка и прочистил горло:

– Мы взяли Рочестер, но об этом я вам писал. Мой брат был там на стороне мятежников. Иоанн заключил его в тюрьму, но, по крайней мере, он жив.

Он замолчал, глядя в свой опустевший кубок, который Эннис поспешила снова наполнить. Она спрятала сжатые руки между колен, понимая, что не это так странно и страшно вывело Рольфа из обычного состояния. Глубокая жалость переполняла ее, и она устремила на мужа пристальный взгляд, как бы пытаясь перелить в него часть своей душевной силы. Их глаза встретились – впервые с его возвращения, – и ее поразило их выражение: это были мертвые глаза загнанного существа.

– Я всегда радовался войне, – задумчиво произнес он глухим шепотом, как будто говорил сам с собой. – Мне доставляло удовольствие штурмовать стены замков, сражаться с достойным противником, добиваться победы в опасном бою. Я никогда не нарушал рыцарской чести и испытывал гордость за свои поступки, так как воевал за справедливость. И в этом был смысл моей жизни. – Голос Рольфа изменился, стал резче: – Но никакого достоинства, чести и смысла не было в том, что заставил нас делать король. Это все равно что запереть лошадей в конюшне и поджечь! Вот что это за война…

Эннис похолодела. Она взглянула на сэра Гая, его лицо было таким же безжизненным, а глаза, в которых раньше плясали веселые огоньки, стали пустыми, словно у старика.

– Весь восток страны был отвоеван королем, – сказал Гай слабым голосом. Слова звучали так, будто из него их вытягивали по одному. – Куда ни посмотришь – всюду трупы. Горы трупов. После падения Рочестера король приказал нам идти с ним, потому что наши люди опытны и у них хорошие командиры. Я сначала был счастлив участвовать… Счастлив!

Он остановился, чтобы подлить вина в свой кубок. Его рука заметно дрожала.

Устремив на нее страдальческие глаза, сэр Гай прошептал:

– Нам приказали жечь все, убивать всех. Стариков и старух. Матерей. Младенцев. Своих людей мы еще могли контролировать, но эти кровавые французские наемники короля! – Он тяжело сглотнул. – Это их развлекало. Иоанн напустил их на Англию, как стаю голодных волков, и они пожрали здесь все. Младенцы, поднятые на пики, – святая Мария, только бы никогда больше этого не видеть!..

От ужаса, вызванного рассказом Гая, у Эннис похолодело внутри. Рольф упорно глядел внутрь своего кубка, его губы сжались и побелели.

– Это месть короля? – спросила она шепотом. – Это он предал Англию во власть наемников?

Рольф пошевелился:

– Нет, не настолько он сошел с ума. Когда он чувствовал хороший выкуп, то всегда с радостью щадил врагов. Нашим солдатам было приказано защищать тех, кто был готов платить.

Чуть помедлив, Эннис спросила:

– И вы не можете повернуть своих людей и возвратиться домой? – Это была несбыточная мечта, она знала, но сейчас, глядя в глаза Рольфу, ей почудилась там слабая надежда на его согласие.

Рольф с горечью рассмеялся: