Она застонала, и он прошептал ей на ухо:
– Нет, возлюбленная, это слишком хорошо, чтобы кончиться…
Свечи догорели и погасли, а Рольф снова и снова возносил ее на эту заоблачную вершину. Время растеклось в мягком горячем шепоте и дрожащем бормотании. Ничего в целом мире не существовало для них за пределами этого полога над кроватью.
И когда наконец Рольф позволил себе освободиться и его твердая плоть жарко запульсировала внутри ее, Эннис вдруг подумала, что никогда прежде даже и представить не могла, как же это прекрасно – любить Дракона.
12
Когда Эннис проснулась, было еще совсем рано. Бледный свет еле проникал сквозь занавеси. Никому бы и в голову не пришло в такую рань будить спящую пару. Она повернула голову к Рольфу. При воспоминании о вчерашнем ее тело охватил трепет. Муж лежал неподвижно, занимая почти всю кровать. Он заснул, повернувшись к ней лицом и по-хозяйски закинув ногу на ее бедра.
Она слегка улыбнулась. Во сне он был больше похож на мальчика, чем на свирепого дракона из легенды. Если бы не борода, он бы выглядел так же, как и его сын. Длинные ресницы оттеняли его щеки, а из-за полуоткрытых губ блестели белые зубы. Золотистые волосы в беспорядке падали ему на лоб.
Поборов искушение зачесать их назад, Эннис продолжала разглядывать Рольфа. Как могли ее чувства так стремительно перемениться? Куда подевались сомнения, подозрения, которые она так долго питала в отношении его? Прошлой ночью не было ни намека на скованность, которая еще совсем недавно стеной стояла между ними.
Но изменилось ли что-нибудь в реальной жизни? Она была по-прежнему уверена в том, что мужчины готовы отринуть все нежные чувства, едва только забрезжит рассвет. Сейчас она, пожалуй, не могла бы сказать, что так тронуло ее вчера вечером, помимо предположительной неловкости Рольфа. То, что он не только не отдавал себе отчета в том, что между ними протянулись нити влечения, но даже и не предполагал, что они могут существовать, заинтриговало ее.
Свет постепенно прибывал, тени под пологом кровати светлели, и она могла теперь рассмотреть его получше. Что и говорить, сложен он был на славу. Массивные, в твердых мускулах, плечи, крепкие руки и широкая грудь – все это, должно быть, без остатка заполняло его доспехи. Связки рельефных мышц перетягивали его живот, узкие бедра и длинные стройные ноги. На груди вились темные шелковистые волосы. Да, он был просто красавец, как она уже давно это поняла.
«Дура, – с наслаждением обратилась она сама к себе, – лежишь здесь и восхищаешься, а он держит твою судьбу в своих руках…»
Это была правда. При всей его привлекательности и при том, что он выказал ей свою нежность, она ни малейшего понятия не имела о своем будущем. Вдруг он, как прежде Люк, начнет ее бить только за то, что она его жена? Ведь во всей Англии не найдется мужчины, который бы считал жену чем-то большим, чем разновидность движимого имущества. И вот теперь, когда ее земли стали его собственностью, когда их брак заключен и осуществлен, судьба ее полностью в его руках. Ей остается только молиться, чтобы муж не оказался человеком бесчувственным или дураком, каким был Люк.
Эннис лежала, размышляя, как основательно изменилась ее жизнь за такое короткое время. Ровное глубокое дыхание Рольфа никак не помогало ей рассеять беспокойство. Страхи возвращались. Проснется ли он с тем же светом в глазах, с каким заснул вчера? Или же он наградит ее – как это было в церкви или во время свадебного пира – враждебным холодным взглядом?
Она боялась его пробуждения. Скоро ей придется звать служанку. Затем появятся гуляки от праздничного стола. Они будут толпиться в их комнате, начнут острить и скабрезничать насчет молодоженов. Это будет совсем скоро. Ей была невыносима мысль о любопытных дерзких взглядах, рассматривающих ее, о людях, восхищающихся в глаза и глумящихся за спиной. Брак, заключенный под чужим давлением, породит массу грубых острот, и она вовсе не расположена слушать все это.
Ее взгляд упал на горностаевую мантию, висевшую поверх стула рядом с кроватью. Если бы ей удалось незаметно выскользнуть из кровати, то она, пожалуй, смогла бы отыскать гардероб без помощи слуг. Конечно, где-то здесь должна быть ночная ваза, но пользоваться ею при Рольфе она не хотела. Скромность возобладала, и она решила найти гардероб, где обязательно есть каменная уборная.
Но стоило ей повернуться, как она обнаружила, что ее волосы придавлены массивными плечами Рольфа. Если она попытается освободиться и выскользнуть из-под тяжелой ноги, лежащей поверх ее бедер, то он может проснуться. Пойманная в эту ловушку, она лежала, раздумывая, что же делать.
– Возлюбленная…
Вздрогнув, Эннис взглянула на него и увидела: он открыл глаза и внимательно на нее смотрит. Она покраснела.
– Но я только хотела встать, не будя вас, – начала она, но он притянул ее к себе. Его борода уткнулась в ее руку, колючая и щекочущая.
Заметив, что от прикосновения бороды к ее груди покраснела кожа, Рольф пробормотал:
– Это грех, что такую прекрасную плоть я отметил грубой щетиной. Сбрить мне ее?
Она засмеялась и погладила его темную бороду:
– Нет, лорд. Она придает вам вид медведя, а не дракона.
Шутливо зарычав, он приподнялся, чтобы лечь на нее. Глаза его метали зеленые искры.
– Лучше быть поглощенной медведем, чем драконом?
– О нет, – отвечала она, слегка задохнувшись, потому что опять почувствовала его скольжение у себя между бедер, горячее, тяжелое и требовательное, – дракон легко одолеет бедного медведя…
Он сплел свои пальцы с ее и завел ей руки за голову, вдавливая спину в матрас. Лицо его наклонилось над нею. Казалось, он ищет слова, чтобы что-то спросить. Она почувствовала растущее беспокойство.
Неожиданно краска бросилась ей в лицо. Она вспомнила свои бурные ответы на его ласки. Вдруг он хочет ее устыдить за вчерашнее распутное поведение? Вдруг он станет ее презирать, как тех придворных дам, со многими из которых он наверняка был в весьма близких отношениях?
– Мне хотелось бы знать, – наконец произнес он, очень медленно и аккуратно подбирая слова, – что означали ваши действия вчера вечером?
– Вчера вечером? – Она замерла. Да, он считает ее распутной и собирается с ней развестись.
Нетерпеливо Рольф повысил голос:
– В зале, когда вы ходили гоголем и задавались, изображая застенчивую скромность там, где ее и в помине не было.
Она изо всех сил пыталась понять, что он такое имеет в виду.
– Я не знаю…
Руки его напряглись.
– О нет, вы прекрасно знаете, что я имею в виду! Эта ваша притворная скромность – она была для меня? Или еще кого-то?
В полном недоумении Эннис уставилась на него. Она пыталась найти его словам еще какое-нибудь объяснение, кроме очевидного, и не могла. Она вспомнила его раздражение и угрозу в обещании поговорить с нею позже наедине. Может быть, он решил, что она положила глаз на другого мужчину? И в этом причина его холодных отчужденных взглядов? Легкая улыбка тронула ее губы. Ревнует? Рольф Драгонвик? Могло ли случиться, что она все это время неправильно понимала его? Да, похоже, что она все истолковывала неверно. Значит, совсем не враждебность им двигала, а мельчайшие семена ревности, давшие вдруг богатые всходы.
Совладав с дыханием, она пробормотала:
– С тех пор, как впервые я положила на вас глаз в Стонхеме, я не думала ни о ком другом, милорд. Вы завладели всеми моими мыслями, нравилось мне это или нет.
Это была правда. Чем сильнее боролась она против капитуляции своего сердца, тем бесповоротнее этот свирепый воитель его завоевывал. Итак, вовсе не в ее поведении вчерашней ночью было дело, а совсем в другом, в пустяке. И это открытие вновь рассеяло все ее страхи и заставило восхищаться им. Хотя повсюду о нем говорили как о жестоком и грубом человеке, все слуги любили его. Люди в Драгонвике были ему верны, мужчины и женщины. Он не угнетал их, но, напротив, щедро дарил им свое имущество и время. Был ли он самовластен? Да, иногда, но не более, чем любой другой на его месте.