— Гийом, нас выгнали из Лагра, теснят из Ская. Владения в Кардесе не прокормят беженцев. Мачадо обещал нам землю, службу и защиту, — честно разъяснился с магом Лойал.

Вождь лесного народа здорово постарел с момента их последней встречи. Стал прихрамывать на правую ногу — удачливый лагрец этой зимой вогнал ему бедро арбалетный болт.

— Риск чрезмерен. Проиграем — вас уничтожат, — злился маг.

Мачадо не имел ни права раздавать такие обещания, ни возможности и выполнить. Или все же имел?

— Выбор не велик, — пожимал широкими плечами паасин.

Народ, ведущий свой род от черного волка и не считающий себя людьми, впервые за сотни лет решил вмешаться в дела Камоэнса.

— Я разрешила Рамону подписать договор с паасинами, — развеяла сомнения мага Ангела.

— Я об этом не знал.

— Ты был занят своими скайцами, я решила, что отвлекать тебя незачем — потом узнаешь.

— Никогда не решай за меня, — сдержав эмоции, попросил Гийом.

В первый день осени армия королевы Ангелы перешла границы Маракойи и вторглась на территорию провинции Вильены. Одинадцать тысяч пехотинцев: стрелков и пикейщиков, восемь сотен латной конницы, и один боевой маг.

За день до начала похода маг вместе с Патрицией зашел в детскую.

— Я хочу сделать подарок сыну моего друга.

Десятимесячный Альфонс — крепкий толстощекий малыш — крепок спал в кроватке, сжав пальчики в кулачки. Мать назвала его в честь своего первого мужа. «Пусть они С Бласом помирятся хоть после смерти», — так объяснила она свое желание.

— Какой серьезный, — тихо сказал маг, — весь в отца. Желаю ему вырасти таким же честным и умным.

Графиня удивилась широкой и светлой улыбке, что осветила лицо чародея. Раньше она не видела, чтобы он так улыбался, даже когда принцесса была рядом.

Кроватка стояла на удалении от стены, на которой был повешено боевое знамя Риккардо де Вега. Белое полотнище с красным ястребом, было порвало в нескольких местах и заляпано бурыми пятнами. Под знаменем висел меч Риккардо. Широкий тяжелый клинок вороненой, почти черной, стали. Яркий рубин горел в рукояти оружия.

— Вы бережете для сына меч отца. С ним он вырастет настоящим рыцарем — благородным, добрым и справедливым — как в сказке или романе. Только в нашей жизни мало одного честного клинка, — он протянул Патриции свой узкий стилет, — Возьмите. Оружие для одного внезапного удара. Лучше в сердце, горло или печень. Хотя, если смазать ядом, то все равно куда. Может быть, однажды он пригодиться Альфонсу.

— Как же вы?

— Война — очень простая штука. Там не нужно лицемерить и прятать оружие. Мне хватит заклятий.

Столица провинции Вильены — город с одноименным — названием сдалась без боя. Гальба не ожидал столь скорого выступления. Появились первые добровольцы. Рамон Мачадо спешил выполнить дарованные обещания — он действительно знал, чем привлечь дворян и грандов.

По пути к городу войско сделало маленькую остановку. Две сотни скайцев с ходу взяли штурмом замок баронета, мнящего себя властителем дороги. Насильника, чье лицо еще не зажило, повесили.

«За опозорение дворянского звания», — вынесла приговор Ангела.

Часовой спал на посту, опершись на копье. Его тихий храп совпадал с глухими уханьями совы в ближнем лесу. Гийом хотел толкнуть его, но передумал.

Какой смысл наказывать одного задремавшего кардесца, если половина дворян, присоединившихся к Ангеле вместе со спешно набранными дружинами, вообще не выставляет часовых? Охранный круг и так прорван во многих частях. Только войско покойного Риккардо де Вега, славное своей дисциплиной и выучкой, каждый раз окапывало лагерь рвом и ставило частокол.

Маг присел на землю невдалеке от часового. С наслаждением вдохнул свежий воздух. У него разболелась от благовоний, разбрызганных в шатре Ангелы, чтобы перебить вонь многолюдного лагеря.

Тишину нарушали только совиное уханье да храп. Спокойствие и благодать.

«Гийом!», — вдруг услышал он голос в своей голове, — «Гийом!».

От неожиданности маг вскочил, огляделся, но сразу же понял, что означает этот зов.

«Гийом!», — боевые маги умеет общаться между собой, только клич такой требует много очень сил. В свое время он научил этому троих парней.

Понсе мертв. Кто? Кто выжил? Гонсало? Кербон?

Маг сел на траву и закрыл глаза, посылая мысленный ответ.

«Я слышу тебя».

Темноту сомкнутых век озарил свет походного костра за спиной зовущего, что сидел по-алькасарски, поджав под себя ноги. Узкие плечи, острый подбородок, подслеповатые черные с желтинкой глаза, которые Гийом видел почему-то очень отчетливо.

Кербон.

— Здравствуй, учитель, — ученик-ренегат поклонился.

— Ты жив?

— Да, хотя ты, знаю, хотел бы видеть на моем месте Гонсало. Мой бывший товарищ повел себя очень достойно, пусть и безрассудно. Я едва выжил. На мне был амулет, что вы когда-то сделали Хорхе — сапфир, пьющий чужие жизни. Он меня и спас, хотя сам погиб безвозвратно.

За спиной Кербона мелькнула высокая тень.

— Вор! Ты обокрал мертвого короля! — выдержка отказала магу.

— Да, — кивнул Кербон, — Я вор и убийца. Я очень плохой человек и ученик. Но хороший маг. Гальба думал, что подчинил меня, обагрив меч де Мена моей кровью. Он ошибался.

— Зачем ты убил беззащитного принца? Что тебе сделали Блас и Педро?

— Блас — не моя работа. А так… Я хотел расквитаться с Гальбой — я сделал это. Будущее его мертво. Герцог сделал меня своим наемным убийцей. Заставил убивать для него. Однажды…, - Кербон оборвал воспоминание, — Однажды, после выполнения задания я стал презирать себя… Это страшно…

Гальба держал при себе ядами и чарами — вот расплатился за мое падение. Сполна расплатился. Я отомстил ему его же оружием. Принца — жаль, но иначе было нельзя. Он умер, не чувствуя боли.

— Какой же ты подлец, Кербон. Я отдал бы руку, чтобы убить тебя в младенчестве.

— Тогда бы сравнялся со мной. В колыбели все одинаковы. Ты сам научил меня убивать и строить хитроумные планы. Я — тот, кто есть. Сожалеть и корить себя бессмысленно. Слишком поздно.

— Где ты?

— Далеко. Я покинул Камоэнс. Обещаю, новые мои поступки будут достойны и величественны. Ошибок прошлого не будет. Я выберу равных противников. И действительно сложные цели. Гюрза умер. Кербон вернулся, — костер за спиной ученика-ренегата трещал так сильно, что Гийом чувствовал на своем лице его жар.

— Я прошу прощения, учитель, — молодой чародей сделал земной поклон, — За то, что вел себя недостойно — поднял руку на тебя, научившего меня пользоваться своим даром, открывшего новый мир.

— Никогда. Я не прощу тебе совершенного зла. Смерть твоя будет единственным искуплением.

— Жаль, что мое раскаяние не принято. Насчет зла — ты никогда не был святошей, Гийом. Сколько смертей на твоем счету? — не сосчитать. Были среди них и невинные, и беззащитные. Не смей меня судить! — почти выкрикнул Кербон, — Хотя, может быть, через двадцать лет и я стану таким правильным и честным. Прощай, учитель. Удачи тебе!

Картинка погасла. Открыв глаза, маг заметил остолбеневшего часового. Слова его к Кербону звучали вслух, солдат проснулся, и теперь боялся двинуться места.

Герцог-регент читал последние донесения, и с каждым листом его лицо все больше и больше наливалось кровью.

Агриппа д'Обинье уж начал было бояться — не хватит ли Гальбу удар. Наконец, тот отшвырнул последний листок.

— Мачадо — подлый перебежчик — но он знает, что делает. Его программа расколола страну надвое, — герцог сжал кулаки, — Я четвертую этого сукина сына.

— Мы боялись Гийома, но просмотрели министра Монеты, — констатировал маршал, стряхивая волос с одежды, — Он разрушает все, что строил Хорхе. Обещает восстановить все вольности. И восстанавливает. В захваченных им провинциях гранды вновь становятся хозяевами положения — нет больше губернаторов, ограничивающих произвол. Им разрешено почти все, за исключением войн и чеканки собственной монеты. Одна монополия на производство алкоголя чего стоит. И самое главное — теперь графы опять полные властители над вилланами. Хорхе с большим трудом взял крестьян под свою опеку. Выскочка Мачадо похерил все одним разом.