Фиби уронила край спального мешка и отошла от трупа. Ее бросало то в жар, то в холод. Она испугалась, что может потерять сознание, и быстро отругала себя за недостаток мужества. Слабо позвав собаку, она не услышала собственного голоса, заглушаемого громким лаем. Ей стало ясно, что Бенбау все это время продолжал безостановочно лаять. Но восприятие четырех органов ее чувств было приглушено шоком, до предела обострившим ее пятое чувство — зрение.
Она сгребла собаку в охапку и заковыляла прочь от этого ужаса.
_________
Ко времени прибытия полиции день изменился до неузнаваемости. Капризы местной погоды превратили утро, рожденное лучезарным и синеоким, в серую облачную зрелость дня. Туман, обволакивающий далекую вершину Киндер-Скаута, расползался с северо-запада по всем вересковым холмам и долинам. Когда бакстонские полицейские начали обследовать место преступления, на их спины уже навалилась призрачная мгла, словно древние духи, спустившись с небес, решили оплакать место, оскверненное ужасным преступлением.
Перед тем как присоединиться к следственной группе, детектив-инспектор Питер Ханкен переговорил с женщиной, обнаружившей тело. Она сидела на заднем сиденье полицейской патрульной машины, держа на коленях странного пса. Ханкен, в общем-то, очень дружелюбно относился к собакам: у него самого жила дома парочка ирландских сеттеров, которые составляли предмет его особой гордости и радости наряду с тремя его детьми. Но эта жалкая, всклокоченная и грязная дворняга с рыжими слезящимися глазами выглядела как вероятный кандидат на собачью живодерню. И несло от нее, как от забытого на солнце ведра с кухонными отбросами.
Отсутствие самого солнца, кстати, еще больше испортило настроение Ханкена. Уныние обступало его со всех сторон, и не только в виде предгрозового неба и седеющих волос сидящей в машине женщины, но и в виде мрачной перспективы загубленных выходных, учитывая, что радужной лодке семейных планов явно суждено разбиться о профессиональные рифы расследования этого убийства.
Опираясь на капот машины, он взглянул на Патрицию Стюарт — дежурного полицейского констебля с миловидным округлым личиком и не менее округлыми аппетитными формами, давно служившими объектом мечтаний полудюжины молодых констеблей.
— Имя? — коротко бросил он.
Стюарт предоставила всю информацию в своей обычной профессиональной манере:
— Фиби Нейл. Патронажная сестра. Из Шеффилда.
— Какого черта ее принесло сюда?
— Вчера вечером умер ее подопечный. Она сильно расстроилась. И привела его собаку сюда на прогулку. По ее мнению, прогулки приносят успокоение душе.
На своем полицейском веку Ханкен видел множество смертей. И, судя по его опыту, никакие средства не могли принести душевного успокоения. Он хлопнул ладонью по крыше машины и открыл дверцу.
— Ладно, надо приниматься за работу, — вздохнув, сказал он сотруднице и залез в машину.
Пес напрягся в руках женщины, удерживающих его на коленях. Она быстро утихомирила его и сказала:
— Он дружелюбный. Если бы вы позволили ему обнюхать вашу руку… — и, когда Ханкен последовал ее совету, добавила: — Ну вот. теперь все в порядке.
Инспектор подробно расспросил ее обо всем, стараясь не обращать внимания на исходящее от пса амбре. Убедившись в том, что женщина не видела здесь ни одной живой души, кроме стаи ворон, улетевших подобно алчным мародерам, он спросил:
— Вы ничего там не трогали? — и прищурился, увидев, как зарделось ее лицо.
— Я знаю, как следует вести себя в подобных случаях. Мы все смотрим полицейские истории по телевизору. Но вы понимаете, кто же знал, что под этим покрывалом окажется тело… хотя это было вовсе не покрывало. Тело закрыли растерзанным спальным мешком. И повсюду валялось столько мусора, что я подумала о…
— Какого мусора? — нетерпеливо прервал ее Ханкен.
— Ну, бумажки всякие. Туристские пожитки. И куча белых перьев. Все вещи были разнесены в клочья и разбросаны по поляне.
Женщина выдавила жалкую улыбку, явно стараясь угодить строгому полицейскому.
— Так вы совсем ничего не трогали? — уточнил Ханкен.
Ну конечно она ничего не трогала. За исключением спального мешка. Но под ним ведь скрывалось тело. И как она только что сказала…
Верно, верно, верно, подумал Ханкен. Она казалась реальным воплощением добропорядочной тетушки Эдны.[12] Очевидно, ей впервые довелось столкнуться с таким возбуждающим зрелищем, и она стремилась продлить свои переживания.
— И когда я увидела это… его… — Почувствовав, что Ханкен не склонен доверять показаниям слезливых женщин, она поморгала глазами, словно боялась, что с них скатится непрошеная слеза. — Видите ли, я верю в Бога, в высшую цель, стоящую за всем происходящим. Но когда кто-то умирает подобным образом, то это испытывает мою веру. О, какое суровое испытание!
Она низко опустила голову, и пес, извернувшись, лизнул ее в нос.
Ханкен поинтересовался, не нужна ли ей помощь и согласна ли она, чтобы кто-то из полицейских отвез ее домой. Он предупредил ее, что позже у них, вероятно, появятся к ней новые вопросы. Она не должна покидать страну, а если соберется уехать из Шеффилда, то должна будет сообщить полиции, где ее можно найти в случае надобности. Он не думал, что у него появится необходимость еще раз допрашивать ее, но некоторые служебные обязанности выполнялись им чисто механически.
Место преступления находилось довольно далеко от шоссейных дорог, и добраться туда можно было только пешком, на горном велосипеде либо на вертолете. Рассмотрев эти возможности, Ханкен позвонил кое-кому из своих должников в штабе горноспасателей и сумел заполучить на время вертолет ВВС, который только что закончил поиск парочки туристов, заблудившихся в Черногорье. Вертолет уже ждал его, и инспектор немедленно направился к Девяти Сестрам.
Туман был не густым, хотя и чертовски влажным, и при подлете к роще Ханкен разглядел даже вспышки полицейского фотоаппарата, фиксирующего детали места преступления. К юго-востоку от каменного круга за деревьями собралась небольшая группа людей. Судебный патологоанатом и судебный биолог, полицейские в форменной одежде, эксперты-криминалисты, экипированные наборами инструментов, — все они дожидались окончания работы фотографа. И кроме того, все дожидались прибытия Ханкена.
Инспектор попросил пилота перед приземлением зависнуть ненадолго над рощицей. С двухсот пятидесяти футов над землей — достаточное расстояние, чтобы не испортить улики, — он разглядел что-то вроде палаточного лагеря на поляне, ограниченной древними камнями. Купол маленькой синей палатки возвышался на фоне обращенного к северу мегалита, а в центре гигантским глазным зрачком чернел костровой круг. На земле поблескивало серебристое запасное покрывало, рядом с ним желтел яркий квадрат надувного сиденья. Вокруг черного рюкзака с красной отделкой валялись какие-то вещи и упавшая на бок походная горелка. С высоты место преступления выглядело не так уж плохо. Но расстояние приглушает детали, создавая обманчивое впечатление, будто не произошло ничего страшного.
Вертолет посадил его на землю в пятидесяти ярдах к юго-востоку от каменного круга. Пригнувшись, Ханкен пробежал под его лопастями и присоединился к своей наземной команде, как раз когда полицейский фотограф вышел из-за деревьев со словами:
— Жуткое дело.
— Понятно, — сказал Ханкен. — Подождите пока здесь, — велел он следственной бригаде и, хлопнув ладонью по известняковому стражу при входе в рощу, один отправился по тропе, вьющейся между деревьями, листва которых тут же начала сбрасывать ему на спину сгустившиеся водяные капли тумана.
Непосредственно перед Девятью Сестрами Ханкен остановился и обвел пристальным взглядом место преступления. Вблизи стало понятно, что палатка рассчитана на одного человека, как, впрочем, и все пожитки, разбросанные по поляне: один спальник, один рюкзак, одно запасное покрывало, одно надувное сиденье. Добавились и не замеченные им с воздуха детали. Раскрытый планшет с наполовину разорванными картами. Возле опустошенного рюкзака валялась смятая плащ-палатка. На обугленных поленьях кострища темнел маленький туристский ботинок, а рядом на траве лежал второй, почти разорванный. Все было облеплено множеством намокших белых перьев.
