Таков был мой план на будущее — простой и ясный. Я вытащила лопасть авторулевого из воды и села к румпелю. Началась первая ночь личной вахты.
Утром ветер вдруг усилился. Удар ветра опередила подошедшая черная туча, за которой шли другие. Выло с юго-востока. Генуя выдержала первый натиск, хотя положила «Каурку» на бок. Я сменила геную на кливер и смотрела, как усиливаются волнение и шторм. Впрочем, шторм был легальным — о нем оповестили все береговые станции для территории между мысом Игольный и Ист-Лондоном. По прогнозу ветер должен был достичь в среднем 45 узлов. К вечеру он достиг большей силы. Волны стали огромными. Я несла вахту у румпеля вторую ночь, хотя можно было этого и не делать: «Мазурка» обладала способностью справляться с такой погодой, но при моем участии она продвигалась вперед эффективнее. В полночь ветер явно свернул к востоку и стал еще сильнее. Появился великолепный случай проскочить мыс Игольный. В этих широтах течение поворачивало вокруг континента, так что восточный шторм явился словно по заказу.
Реку течения я пересекала сутки. В борт яхты били зеленые груды воды. Сперва они принимали форму больших зеленоватых водоворотов, которые затем выпячивались и перекатывались через палубу. Сзади ветер гнал серую волну с пенистым гребнем. «Мазурка» подставляла ей корму и в общем справлялась. Сбоку шла зеленая волна, образуемая течением, — овальная и совершенно неорганизованная. Появлялась там, где ее не ждали, и либо поднималась, либо расползалась по сторонам. Иногда она вливалась в кокпит спокойно, иногда обрушивалась водопадом. Против этой волны «Каурка» пыталась выставить нос, что у нее не всегда получалось. Несколько более солидных волн попытались расплющить меня в кокпите в блин, и когда с правого борта опять вырастала зеленая мерзость, я, как умненькая, ложилась под румпелем вниз животом. Одна из них выросла так же неожиданно, но сперва положила «Мазурку» на бок, а только потом поднялась и слизнула плот. Я перевесилась через леера и начала воевать с течением. Плот висел на тросе, но отчаянно сопротивлялся водворению на место, в чем ему усердно помогало течение. Я применяла разные тросы и способы, чтобы перехитрить течение, но тросы соскальзывали с чехла, а ручки, служащие для переноски плота вручную, одна за другой обрывались. Плот плыл возле борта еще минуту, а потом совсем оторвался и направился вместе с течением в сторону Антарктиды. Мне осталось вписать потерю в яхтенный журнал и вернуться к действительности, т. е. к управлению яхтой. Шторм продолжался всю ночь, и волна успела еще порвать трос лопасти авторулевого. Утром все успокоилось. Пришли легкие ветерочки с запада. Я была на широте мыса Игольный — пробилась через главный поток течения. Теперь можно было плыть прямо на запад по 35 параллели.
В течение трех дней через каждые четыре часа курс был 170° или 310°. Ветер бродил между западом и юго-западом. Крепчал равномерно, слабел тоже спокойно. Плавание в открытом океане было роскошным по сравнению с каботажным. Метеопрогнозы также отказывали в ветрах на расстоянии далее 50 миль от берегов. В зонах Ист-Кейп и Вест-Кейп, охватывающих пресловутые «ревущие сороковые», ветры были на десять узлов слабее, чем прибрежные. На практике это выглядело так, что галс к суше повышал нервозность погоды, галс от суши — стабилизировал ее.
На третий день погода установилась окончательно. Даже плавание в сторону берега стало спокойным. Дуло еще с юго-запада, но уже совсем анемично, а к вечеру все утихло. Такие тихие вечера, впрочем другие тоже, были опасны: мне чрезвычайно хотелось спать. Пока что я спала всего по два часа в сутки, а остальные 22 управляла яхтой. Но в первый же спокойный вечер глаза закрылись сами. Я устраивала легкие дремки в кокпите: чуточку спала и через несколько минут просыпалась, обеспечивая таким способом почти непрерывную обсервацию. Суда уже начали появляться, но еще не густо. Я приближалась по параллели к мысу Игольный.
Одиннадцатого дня плавания ожидала с интересом и беспокойством: по календарю это было 13 января и к тому же пятница. Разве может не произойти что-то необычное тринадцатого в пятницу? Действительно, эти сутки полностью оказались необычными. С рассвета на голубом небе светило солнце, с кормы дул умеренный восточный ветер. Волны совсем сели, море даже поголубело. Стало тепло, я сидела у румпеля в летнем наряде. Поставила большую геную и несла вахту почти непрерывно. И лишь мечтала об исправном авторулевом в качестве дополнения к такому комфортабельному плаванию.
В общих чертах я уже продумала, как его отремонтировать, и сейчас размышляла, стоит ли класть «Мазурку» в дрейф, чтобы приняться за работу, или лучше сидеть возле румпеля, отсчитывая мили в нужном направлении. На всякий случай размышляла не торопясь, тем самым зарабатывая ежечасно по приличному куску дороги на запад. После обеда решила, что ремонтом заниматься уже поздно, и с облегчением отложила дело до утра. Яхта была совершенно исправна, а управление ею вручную, хотя и изматывало, было эффективным. Поздней ночью многочисленные рыболовные суда заставили меня выполнять внеплановые маневры. На рассвете я разрешила себе короткий сон на койке. Очень хороша была эта пятница тринадцатого января…
Летняя погода продержалась еще двое суток. Солнечные дни сменялись безоблачными ночами, полными звезд. Суда теперь шли густо, поэтому сон исключался. Так я оказалась на траверзе бухты Мосселбай. Над портом сияло зарево, манившее сменить курс на север. Всего несколько часов плавания — и можно остановиться в спокойном месте, выспаться, отремонтировать авторулевой. Последняя оказия на южном побережье. Но и до мыса Игольный оставалось только два градуса долготы, а потом — лягушачий скачок до Кейптауна. Стоит ли прерывать плавание? С другой стороны, попутные ветры в течение трех суток подряд предвещали некоторую перемену: уже начинало поддувать с юго-запада. Очевидно, мыс не собирался пустить «Мазурку» слишком легко. И все-таки в порт я не вошла — опять победила жадность: не хотела терять времени на стоянку. Ведь до цели оставалось так немного.
С рассвета небо на востоке было красным, пришел сильный западный ветер. Начал с 20 узлов, быстро достиг 30. В прогнозе погоды появилось штормовое предупреждение, которое оказалось верным на трое суток. Шторм гулял между северо- и юго-западом, скорость ветра не падала ниже 40 узлов, а в среднем составляла 45. Я галсировала раз на юг, раз на север, смену галсов часто ускоряли суда. Почему-то все они словно сговорились плыть вокруг Африки именно в это время. Прятались в волнах по верхушки мачт и снова появлялись, «Мазурка» делала то же самое. Волны снова выросли, но были другой формы. Между вершинами и подошвами возникали спиральные образования. На каком-то основании, похожем на овальную воронку, вырастал круглый стожок, а потом разливался по ближайшим водным вершинам и подошвам. Ветер дул преимущественно горизонтально и устраивал непрерывные брызговые души с сорванных им гребней. Брызги летели с высоты салинга и заливали всю палубу и кокпит. Били прямо в глаза и нос, влезали за ворот, под капюшон и текли по спине холодными струйками. Каждые два часа я меняла совершенно мокрую одежду на менее мокрую, которая успевала немного стечь, повисев в каюте под потолком. Одетая все время в мокрые тряпки, я не мерзла — работа за румпелем согревала.
Я форсировала плавание парусами, которых несла больше, чем того требовало благоразумие. Но только таким способом у меня был шанс пробиться на запад против ветра и встречного течения, появившегося, очевидно, в результате длительного шторма. Время от времени ветер наносил удар вертикально, вдавливая яхту с высоты под воду и заполаскивая паруса. Выраставшая от него спиральная гора пыталась удержать «Мазурку» в этом положении. Но яхточка стойко сопротивлялась: ветер хлестал ее по парусам, волна била с бортов и носа, объединенные ветроволновые силы загоняли под воду, но она упорно продвигалась на запад.
Через двое суток я решила изменить тактику. Но сперва легла спать и проспала целых два часа. Сон был необходим не только как сон: нужно было дать отдых натруженным до дыр рукам, которые не хотели распрямляться после двухсуточного управления яхтой. Потом основательно поела и еще приготовила еды впрок: мне надоело питаться шоколадом, финиками и водой. Затем легла на галс от суши — готова идти даже в Антарктиду, если только миную по пути мыс Игольный. Так, ныряя и вылезая на волну, и непрерывно принимая соленый душ, я управляла яхтой до захода солнца.
