— Пришвартуемся к тому большому буксиру. Теперь пусть они заботятся о швартовах.

Он вызвал лоцмана буксира по радио. Через минуту яхта пришвартовалась к высокому борту, экипаж принялся за очередную рюмку. Таким же способом миновали шлюзы Мирафлорес. В сумерки «Мазурка» пристала к бую в «Бальбоа яхт-клубе». Панамский канал остался позади.

Я сердечно распрощалась с экипажем и лоцманом. Тот заявил, что у него давно не было такой приятной работы. Потом все уехали на клубной моторке. На «Мазурке» стало тихо и грустно.

Стоянка в Бальбоа была малоинтересной по многим причинам. Одной из главных были большие расходы, особенно дорого стоил подъем на слип. Как и в Кристобале, тут соблюдалось время пребывания на клубной стоянке, даже еще строже. Кто мог, быстро выходил в океан или сбегал в Кристобаль. Яхты, требовавшие подводного ремонта, переходили на остров Тобаго, где кое-что можно было сделать во время отливов.

Яхты стояли на буях на больших расстояниях друг от друга, что затрудняло общение с другими экипажами. Между ними и сушей круглосуточно кружила моторка. Стоять на собственных якорях или использовать яхтенные средства передвижения не разрешалось: близость фарватера и сильные приливно-отливные течения представляли реальную опасность.

Пополнив запасы воды и проверив еще раз такелаж и инструменты, я вышла в Тихий океан.

От буя в «Бальбоа яхт-клубе» я отчалила во время прилива и под легким северным ветром прошла фарватер. Чуть сонная погода и жара в 43 °C соблазнили поставить паруса максимальной площади. Мне хотелось как можно скорее покинуть воды Панамского залива: оживленное место у входа в канал не годилось для ленивого плавания. Подход к Кристобалю я еще помнила.

Миновала остров Тобаго. Ветер оживился, и «Мазурка» заторопилась, сперва слегка, но после полудня стала достигать семи узлов, с избытком, удовлетворяя мое желание побыстрее уйти из залива. На заходе солнца я решила эту игру прекратить. Зарифила грот, потом сменила геную на кливер. При меньшей парусности подруливающее устройство работало лучше, а скорость и так достигала пяти узлов.

Вечером Гдыня-Радио передала телеграмму от нашего Белого фрегата — «Дара поможа». Он желал счастливого плавания и здоровья. Мне было очень приятно, что самый большой парусник вспомнил о своем маленьком «братишке» в день выхода его в Тихий океан. Плавание здесь Начиналось как будто под счастливой звездой…

На следующий день утром я покинула Панамский залив. Поскольку ветер стал ровным, опять подняла самые большие паруса. Решила следить за ветром и скоростью и даже подгонять яхту при необходимости двигателем, чтобы как можно скорее добраться до экватора. Топлива у меня было много, хотя в эффективность плавания только с помощью механического двигателя я не очень верила. В Кристобале мы не раз горячо спорили о том, как лучше плыть в этих водах. К сожалению, собравшаяся тогда там флотилия отправлялась в Тихий океан тоже впервые, поэтому все были одинаково умными. В общем, было известно, что ветры здесь либо переменные и слабые, либо их совсем нет, но зато есть Перуанское течение. Мне рассказывали, что некоторые яхты преодолевали путь от Галапагосов исключительно на двигателе, а другие тащились из-за его отсутствия неделями от Жемчужных островов до Америки. Парни с «Йеллоу Перил» говорили прямо:

— Бери горючего, сколько сможешь. И не такие яхты, как твоя, ползли до Галапагосов месяц и больше. Иди на двигателе при любой возможности.

— Я не собираюсь заходить на Галапагосы. Поплыву сразу на Маркизы.

— Ну и будешь плыть вечность. От Галапагосов до Маркизов путь прямой и легкий, а вот до Галапагосов…

Муж также все время советовал мне не щадить двигателя. Поэтому я взяла дополнительные запасы топлива, но решила, прежде всего, не щадить ветра и себя. На Маркизы мне необходимо прибыть самое позднее через два месяца — именно на такой срок имелось питьевой воды.

Первые два дня прошли удачно. Северный ветер позволял плыть нужным курсом на юг. Скорость тоже была неплохой — все время более четырех узлов. Все было бы отлично, если бы я не сломала зуб, причем по собственной глупости. Добралась до охотничьих колбасок — подарок «Денеболы» — и стала их грызть словно дикарь, сидя на рубке. Опять нужно консультироваться с Гдыней-Радио, что делать с зубом.

19 июля погода изменилась: ветер крутился, затихал на полчаса, ударял с новой силой и опять затихал. Море стало совершенно гладким, лишь изредка яхту встречала мертвая зыбь. Стало пасмурно, временами шел дождь, в стороне Панамы засверкали далекие молнии. Температура постепенно снижалась. Вероятно, я вошла в зону действия Перуанского течения. Твердо решила не упускать ни одного узла ветра. Влезла в штормовку, подняла максимальные паруса и поселилась в кокпите. Только так можно было плыть по собственной воле, а не течения. Постоянная вахта приносила ощутимые результаты: за сутки я спускалась к югу на один градус на курсах 190–200°. За это Гдыня-Радио «угостила» меня разговором с домом.

21 июля подул пассат — очень слабый, не более трех баллов, но с юго-запада. Теоретически ветер был встречный, однако плыть непосредственно в сторону Галапагосов я не хотела, предпочитая спускаться прямо на юг до экватора — до него оставалось четыре градуса. За экватором пассат должен быть с юга, там меня ожидало также попутное течение. Так прошел еще один день испытания ветром.

Перед носом на горизонте показался остров Мальпело. Четыре часа слабого ветра, четыре часа штиля — и так попеременно в течение полутора суток. В штиль проливной дождь заслонял свет, затем легонький ветерок и чистое небо. Остров приближался очень медленно. Согласно лоции, течение возле него сильное и переменное. Ночью запустила двигатель — не хотела дрейфовать с течением и лишиться возможности маневрирования. На рассвете Мальпело был уже ближе. Поскольку снова задул юго-западный ветер, я выключила двигатель и добавила кливер на основном штаге. «Мазурка» приобрела боевой вид. Остров лучше было бы обойти с подветренной стороны, но я не имела ни малейшего желания терять даже несколько миль из-за какого-то бугорка, выступающего из океана. Поэтому плыла круто к ветру на всех возможных парусах, сперва против течения. На траверзе острова оно пошло в полборта и явно пыталось оттолкнуть «Мазурку» к берегу. У самого острова крутился маленький рыболовный катер. Тогда я не предполагала, что это будет единственное судно, которое встретится мне в Тихом океане. К счастью, ветер снова сделал рывок, усилился без предупреждения на 20 узлов, и я проскочила Мальпело. Путь к экватору был свободен.

Настали мои именины. Весь именинный день прошел не совсем обычно. Установились направление и сила пассата: он отклонялся явно к югу, был в меру ровным. Правда, ему было далеко до серьезного и уравновешенного атлантического, но зато он ни на минуту не сменялся дождливым штилем. Кульминация составила 2°, можно было ложиться на галс Тихого океана, т. е. левый, которого должно хватить до Фиджи. Однако это вынуждало меня теперь спать как во время гонок — на наветренном борту. Теоретически у меня было две койки, но койка по правому борту от самого Лас-Пальмаса служила филиалом главного склада, т. е. форпика. Переучет в Кристобале ничего не изменил. Поэтому я укладывалась в стоявшую дыбом постель и созерцала мотающиеся перед носом рулоны с бумагой. Вот что бывает, когда теория расходится с практикой. Но я считала, что ко всему можно привыкнуть.

Именинный день закончился всегда ожидаемым с нетерпением разговором с домом. Гдыня-Радио передала поздравления. Именины, так именины! Ради праздника я спустила в полночь грот, яхта выпрямилась, и жизнь сразу стала легче. Подарок от «Мазурки» — 104 мили океана, впервые за шесть дней.

Пассат с юга установился окончательно. Направление меня вполне устраивало, а норов не очень — уж слишком он был дерганым. Несколько минут свистел, потом на короткое время успокаивался, потом снова свистел. Вместе с ветром по небу летели клочья туч. Прозрачная и маленькая тучка — ветер крепчал, молочная и побольше — крепчал еще больше. Запасы этих шальных тучек казались неисчерпаемыми, словно где-то на юге распороли перину или разгромили склады с ватой. На круглые барашки Атлантики они не походили, и мы с «Мазуркой» презрительно называли их «ватниками». Эти «ватники» заставляли меня непрерывно тренироваться в рифлении грота, а подруливающее устройство — заниматься ужасной эквилибристикой. Тогда я решила отойти от классического стиля плавания. Убрала грот и добавила к генуе кливер на основном штаге. Вероятно, это выглядело странно — шлюп в бейдевинд, только с двумя большими стакселями. Однако скорость не пострадала, кончилось непрерывное рифление, и авторулевой явно перевел дух. Лишь течение пока не удалось обмануть.