Плот был большой и удобный. Поначалу я считала, что у него всего один недостаток — большой вес, но очень скоро познакомилась с рядом других, не менее существенных. По форме плот напоминал десантную баржу времен первой мировой войны, поэтому даже при легчайшем встречном ветерке он останавливался или дрейфовал назад. Мои отчаянные махи коротенькими веселками абсолютно не помогали. Несомненно, это была мечта рыболова на тихом озере. Но в океане, даже у подветренного берега острова, он в лучшем случае выполнял роль спасательного круга. А в полосе прибоя становился опасным. Каждая моя высадка заканчивалась опрокидыванием через нос или борт в зависимости от действия волнового течения. Хорошо, если плот сбрасывал в воду только содержимое вместе со мной, было хуже, когда он накрывал меня, и я под водой выпутывалась из весел и банок.

На клубном пляже мои высадки служили постоянным развлечением для окружающих. Отчаливала я аналогично: никак не могла усвоить, в какой момент стартовать, и поэтому неоднократно возвращалась на берег вышеописанным способом. При этом плот опрокидывался через корму, что для меня не представляло существенной разницы. За освоение плота я явно заслуживала двойки. Не помогали и многочисленные советы местных яхтсменов. Для меня оказалось проще переплыть Атлантику на «Мазурке», чем 200 метров на плоту до берега и обратно.

Через несколько дней надо мной сжалился клубный боцман и стал ежедневно утром и вечером переправлять меня на сушу. С этого момента я могла смотреть в будущее более уверенно, и главное, оставаться сухой.

Но, находясь на Барбадосе всего второй день, я еще не знала, что меня ожидает. Тем не менее предусмотрительно надела купальный костюм и отправилась на поиск клуба. Оставляя мокрые следы, я ступила на паркетный пол, поднялась по роскошной мраморной лестнице и попала в бюро. Сидевшим там трем пани сообщила, кто я и откуда. Пани посмотрели на меня с явным неодобрением:

— Сначала, пожалуйста, оденьтесь, потом поговорим о делах.

— Но мой плот черпает воду и мне почти невозможно приплыть с яхты сухой.

— На пляже есть гардероб, раздевалки и душ. Там можно сменить одежду.

«Ройал Барбадос яхт-клуб» оказался весьма респектабельным. У входа в ресторан висело объявление, уточняющее, какая одежда является минимальной: рубашка, шорты и сандалии.

Пришлось вернуться на «Мазурку» и взять парадный костюм. Теперь я предстала перед теми же пани вполне элегантной и за определенную сумму стала членом клуба на две недели. Члены клуба имели право передвигаться по территории, пользоваться душем, телефоном, теннисным кортом и тратить деньги в баре и ресторане. Заранее могу сказать, что этот клуб был чрезвычайно прогрессивным — дамы в баре! Ресторану я особенно обрадовалась: хоть поем как человек после четырех недель сухомятки.

На берегу смущенный лоцман сказал, что меня ищет полиция. Хорошенькое дело — мало того, что вызвала недовольство в клубе, так еще преступила закон. Для начала неплохо. Через минуту раздался треск моторки, темнокожие паны взяли плот на буксир и потащили к «Мазурке». На ходу они энергично объясняли, что до карантинного, пограничного и таможенного досмотра я не имела права трогаться с места, т. е. с палубы. Я смиренно ответила, что уже сутки жду их несомненно приятного и очень важного визита. И решила, что в таком большом порту, как Бриджтаун, моя скромная, маленькая яхта, очевидно, не заинтересовала власти. Паны перестали хмуриться, сообщили, что знают о моем прибытии, но сломавшаяся служебная моторка не позволила им выполнить формальности раньше. После этого мы дружно заполнили огромное количество анкет, в которых я клялась, что не везу грузов, пассажиров, наркотиков, папирос и множества других вещей. Чтобы сгладить первоначальное неблагоприятное впечатление паны согласились забрать с собой мою двустволку и доставить ее на яхту перед отплытием. Это избавляло меня от необходимости таскать с собой повсюду оружие. Досмотр закончился пожеланием отлично провести время. Власти отбыли, я опустила желтый флаг — была на Барбадосе легально.

Теперь осталось только отправить на почте телеграмму в Польшу, сообщить семье, что я жива и где нахожусь. Телеграммы отправляют на почте, а где она находится, знает любой ребенок. На стареньком автобусике я доехала до центра. Мне сразу же показали почту. Но на этой почте телеграммы не принимались, как и на всех других, куда меня посылали. Наконец я добралась до главпочтамта. Обошла все имевшиеся там окошки. Темнокожие сотрудницы и сотрудники пожимали плечами: телеграмма? Нет, это не здесь. Я вернулась в клуб ни с чем, спросила у боцмана, тот — у бармена, пока кто-то не разъяснил:

— Телеграммы? Отправляют по телефону, получают так же.

— Можно отправить из клуба?

— Нет, только получить. Если на твое имя придет телеграмма, то тебе позвонят и передадут содержание.

— А разве не доставляют сюда?

— Если хочешь, могут доставить, но зачем?

Дело о телеграммах перестало быть загадочным, хотя по-прежнему не прояснилось. Если можно передать текст по телефону и принять его, значит, на другом конце провода сидит живой человек. Стало быть, нужно узнать, где этот человек находится. Но этого мои собеседники не знали. Зачем? Ведь можно отправить телеграмму по телефону…

Но тогда откуда? На следующий день я отправилась на поиск таинственного телеграфиста. Села в такси в надежде, что таксисты все знают, и попросила отвезти меня «туда, где отправляют телеграммы». Таксист прекрасно понял, что мне нужно, и очень обрадовался. С полчаса мы колесили по полям — телеграфа не было и следа. Лишь через час показалось внушительное современное здание с вывеской «Телеграфная компания». Не почта! Телеграмму приняли, а элегантная барышня посоветовала не ездить в следующий раз так далеко: филиал компании находится на главной улице Бриджтауна, в центре. Таксисты в самом деле знают все, не исключая и того, что путь к цели тем лучше, чем длиннее.

В клубе меня познакомили с паном Хольтом, приятным пожилым человеком, который бывал тут ежедневно. Он садился за столик на берегу, заказывал неизменные кофе и тосты. С ним здоровался каждый, кто проходил мимо. Несомненно он был сениором клуба. Прожил всю жизнь, а он уже отметил свой 80-летний юбилей, на Барбадосе, великолепному климату которого был обязан отличным здоровьем и прекрасным видом. Каждую субботу пан Хольт участвовал в гонке на маленькой лодке. Хотя был знаком со всеми, но мне казалось, что он одинок — его поколение уже давно отошло. Может быть, поэтому пан Хольт, когда видел меня, всегда приглашал к своему столику. Как и он, я тоже была одинока среди людей.

В центр города я ездила почти ежедневно, осмотрительно пользуясь местными автобусами. Мне нужно было добыть мою корреспонденцию, пересланную в адрес портового судоходного бюро. Под громкой вывеской помещался двухэтажный деревянный барак — далеко не последнее слово в строительстве. На второй этаж вела лестница, грозившая рухнуть при каждом энергичном шаге. Сонный чиновник поставил передо мной огромную коробку, доверху набитую письмами и открытками со всех концов света, и предложил отобрать предназначенные мне. Я копалась в них, очень истрепанных и совсем чистеньких, и думала, что можно спокойно положить в сумку половину или выбросить. Но здесь, вероятно, рассчитывали на кристальную честность адресатов. И кто только придумал для яхтсмена этого посредника вместо почты или клуба? Там за корреспонденцией следили достаточно старательно.

Еще я посетила парикмахерскую. Душ в клубе был только холодный, и я опасалась, что не отмою с волос четырехнедельную грязь. Салон был явно для избранных: темнокожие щеголихи с удивлением разглядывали мои короткие шорты, резиновые тапки и спортивную блузку. Тем не менее меня усадили перед огромным зеркалом и пани парикмахерша осведомилась, какой вид услуги я желаю. Я желала вымыть голову. Пани парикмахерша просияла, облила мою голову водой и жидкостью из темной бутылочки, затем схватила что-то вроде конской скребницы и принялась скрести. Поливала и скребла, снова поливала и снова скребла. Просто чудо, что я не вышла из этого храма красоты совершенно лысой.